Львы живут на пустыре - Страница 2

Цезарь был раза в два больше мамы и самый свирепый на вид.

— Он не злой, Витька, нет. Ян его из бутылочки кормил. Вот такой котёночек. И Весту тоже. Только Веста — плохо. С Вестой опасно. Дурной характер. Может напасть. У-у, хитрая кошка, — грозил ей Ян.

Веста тёрлась шелковистой короткой шерстью о прутья и казалась совсем домашней. Вот-вот замурлычет.

Кормили их мясом. Вместе с мясом с бойни привозили громадные бычьи шкуры, мороженые, слипшиеся в комок.

Ян и Витька пилили их, как дрова, двуручной пилой на три неравные части, потом оттаивали в воде.

— Чтоб ангина не хворали, — говорил Ян. Цезарю давали больше всех. Ада ела совсем мало.

И ели они совсем по-разному: Цезарь хватал прямо с вил, рвал, грыз и ревел так грозно и яростно, что Витька каждый раз пугался. Ада завтракала неторопливо и деликатно. Веста вообще не ела при людях. Она прятала свою долю в угол и ждала, когда Ян и Витька уйдут.

Ян рассказывал Витьке, что Кличис выступает со смешанной группой. Вместе со львами работает гималайский медведь Тим.

Он появился у Кличиса два года назад совсем маленький, у него ещё и шерсти-то не было, один мягкий как пух подшёрсток.

— Тоже молочко сосал из соски. Как дитё, — говорил Ян, — а теперь такой большой — у-у! Гора! И сильный. Сильнее Цезаря.

— Ну да, сильнее! Лев — царь зверей. Он самый сильный, — протестовал Витька.

— Ха, царь! Тим этого царя всегда лупил. Цезарь — драчун, одного Тима боится.

Всё-таки Ян был удивительный человек. Большущий, с медленными, неторопливыми движениями, он был, по Витькиным понятиям, уже довольно старый. Но вот что странно: каким-то непонятным образом сумел он поставить дело так, что Витька чувствовал себя с ним на равных.

Ян умел слушать.

Витька не знал ещё, что это талант — уметь слушать. Не себя слушать, а других. Не так-то это просто, как кажется.

Витька слышал, как он разговаривает со своими зверями. Будто они всё понимают. Будто они его друзья. Как люди.

И когда Ян рассказал однажды давнишнюю историю о морских львах, Витька во многом разобрался.

Он узнал, что Яна и ещё многих хороших людей, может, и в живых-то сейчас не было бы, если бы не один очень смышлёный и славный зверь.

И ещё Витька понял, какой человек Ян, — очень хороший, смелый и добрый человек, дружбой с которым любой может гордиться.

Очень давно, целых двадцать три года назад, когда Витьки ещё и на свете-то не было, перед самой войной Ян работал в минском цирке.

Был там в то время знаменитый на всю страну аттракцион «Морские львы и купальщицы». Очень праздничный, красивый и сложный номер.

Манеж превращался в бассейн, и в нём в разноцветных лучах прожекторов плавали угольно-чёрные глянцевитые морские львы и девушки в светлых купальниках.

Они не просто так плавали — лишь бы поплавать, — львы были дрессированные, а девушки — отличные спортсменки.

Львы и девушки под музыку кружились в воде, ныряли, играли в мяч, и это было очень здорово. Ян говорил, что это было похоже на балет. Ничего подобного во всём мире ещё не видывали. Зрители кричали от восторга. Каждый день в цирке был аншлаг.

Ян помогал дрессировать морских львов. Он сказал Витьке, что до сих пор считает их самыми ласковыми и умными животными на свете.

— Я был чуть-чуть старше тебя, Витька, такой молодой! И эта — ни-ни, совсем не был, — добавил Ян и пощёлкал пальцем по маленькой лысинке на макушке.

А потом началась война. 23 июня 1941 года цирк разбомбили фашисты. Чтобы спасти зверей, Ян выпустил их из аквариума, вывел через парк к реке Свислочь, и морские львы поплыли, ныряя и фырча, по течению. Они не сразу поплыли. Они не хотели уплывать, и Ян, чуть не плача, уговаривал их, а они тыкались ему в ладони усатыми мордами и жалобно мычали. Город горел. Совсем рядом в парке стали рваться бомбы, и только тогда испуганные звери пустились в путь.

Потом немцы заняли Минск. Ян не успел эвакуироваться и ушёл в партизаны.

Ян не очень-то охотно рассказывал об этом времени, но из тех немногих скупых фраз, которые Витька вытянул из него, он понял: было тогда людям так тяжко, что и сказать нельзя.

Когда Ян рассказывал о том страшном лете, лицо у него становилось жёстким и гневным.

Витька глядел на него и думал, что, наверное, с таким вот лицом стреляют во врага.

Он десятки раз читал о партизанах, о разных диверсиях, взрывах, боях. Но одно дело, когда читаешь об этом, а совсем другое, когда рядом с тобой сидит живой, знакомый тебе человек, который видел всё это своими глазами. Сам пускал под откос фашистские поезда, сутками пробивался через болота, бурелом — уходил от карателей и овчарок-людоедов. Сидит, хмурится, улыбается, трёт широкой ладонью щетинистый подбородок, и ты будто сам видишь дремучие белорусские леса и радуешься удачам, и печалишься о погибших товарищах.

И вот в это тревожное окаянное время, уже под осень, когда по утрам стеклянно похрустывал ледок в лужах, Ян встретил одного из своих питомцев — морского льва, по кличке Черныш.

Конечно, это было невероятной случайностью, но чего только не бывает в жизни! Наверное, ещё и не такое.

Произошло это довольно далеко от Минска, в тяжкие для партизан времена.

Отряд, в котором сражался Ян, получил задание: любой ценой взорвать мост через реку Птичь.

Это был проклятый мост. Казалось, выполнить задание невозможно. Слишком хорошо понимали немцы, что случится, если мост взлетит на воздух, — все воинские эшелоны, питающие фронт, шли по этой железнодорожной линии. Не будет моста — замрёт движение, узловые станции запрудят боеприпасы, оружие, солдаты. Тут-то им и дадут жару советские бомбардировщики.

Поэтому берегли немцы мост как зеницу ока. Лес вокруг вырубили подчистую. Всё пространство заминировали, опутали колючей проволокой. Круглые сутки усиленные патрули с собаками и прожекторами ходили в дозоре.

Несколько самых лучших подрывников-партизан уже погибли, пытаясь выполнить задание. Наши самолёты несколько раз бомбили его, а этот чёртов мост всё стоял, как заколдованный.

Оставался один выход: открытый бой, атака напролом. А это означало верную гибель большей части отряда.

Но задания надо выполнять. «Любой ценой», — так было сказано в приказе. И партизаны разбили у реки лагерь. Может быть, последний свой лагерь. Стали готовиться.

И тут Ян повстречал Черныша. Это было так неожиданно, что Ян на радостях чуть не утопил ведро, которым зачерпнул воду для ухи.

Он распрямился с полным ведром в руках, когда услыхал знакомое фырканье и увидел в камышах усатую морду морского льва. Ведро тут же брякнулось оземь, и голова мгновенно спряталась.

Ещё не веря себе, Ян тихонько свистнул, и Черныш тут же, торопясь, громко шлёпая ластами, рванулся к нему. Он обрадовался, как человек. Ян говорил, что лев ни минутки не колебался, он сразу же узнал его. Он обхватил ластами ногу Яна и тёрся мордой о колени, и урчал, и тряс головой. Выглядел Черныш ужасно: шкура поблёкла и покрылась лишаями, на ластах были кровоточащие трещины, на боку — глубокая рана.

Видно, не очень-то сладко жилось ему в пресной илистой воде. Под бомбами и снарядами. Совсем он был плох.

Ян до отвала накормил его рыбой. Они долго сидели на берегу. Ян разговаривал с ним, гладил его, вспоминал неправдоподобно прекрасную довоенную жизнь и чуть не плакал. Да, да! Ян сам сказал это Витьке.

— Понимаешь, Витька, он ведь ничего не понимал. Он радовался, Черныш. Шишка бросал, ловил на нос. И всё пофыркивал. Обед отрабатывал. Он работяга был. А я уже всё знал, я уже придумал. Так надо было, Витька. Тогда была война.

Потом Ян пошёл к командиру. Черныш неотступно ковылял за ним. Он не желал больше расставаться с хозяином.

Командир понял Яна с полуслова. Это была неслыханная, изумительная удача. Это был единственный шанс выполнить задание без потерь. Если не считать за потерю гибель одного смешного морского льва.