Лувр - Страница 13
Большинство подобных бесед в кабинете короля отличались холодностью и сдержанностью. Многие боялись выступать на публике и вызвать насмешки Его Величества, а потому, защищая какой-либо тезис, академик порой выглядел искусственно. Во время одной из бесед Жак Дави дю Перрон изложил свои аргументы в пользу тезиса о существовании Бога. Все присутствующие восхищались точностью и блеском его формулировок. Успех настолько опьянил Перрона, что он предложил королю в следующий раз защищать совершенно противоположное положение. Генрих III пришел в ужас от одной мысли об этом и прогнал «безбожника» из Лувра. Правда, через некоторое время Перрон вернул королевское расположение, а после стал епископом и кардиналом.
Кроме философии, на собраниях академики могли затрагивать и жизненные моменты, которые имели бы практическое применение. Рядом с королем всегда существовали умелые льстецы, и в своей «Беседе о правде и лжи» А. Жамен, не боясь, называет их «опасными лисами». Маршал де Рец произнес «Беседу о гневе», где говорил о пороке ревности как плоде личного соперничества. В «Беседе об амбициях» Луи де Гонзаг говорил: «Следует избегать этого порока и не желать дружбы с амбициозными людьми, потому что они все измеряют с точки зрения полезности, а не в интересах чести и славы».
Вообще в академии царил настоящий дух свободы. Так, в «Беседе об опасениях» Генриху III не смущались давать советы: «Не следует бояться показать своему принцу, королю, господину истину». Пибрак в «Беседе о гневе» доказывал, что для принца унижение – показать гнев. Ему вторит Рец: «…высокий гнев принца, умело сдержанный и руководимый разумом, может принести удивительные результаты».
Таким образом, можно сказать, что в Королевской академии, которая собиралась в Лувре, царил высокий дух гуманизма. Об этом свидетельствуют темы и примеры из античности. Авторы буквально расцвечивали подобными примерами свои работы, делая их порой излишне тяжелыми. Именно в таком духе писали Ронсар и Пибрак. Последний считал, что на первом месте стоят чувства и страсти, как будто хотел сделать человечество более живым и гуманным, а для Ронсара превыше всего были нравственные добродетели, причем они должны иметь решающее значение даже в научной среде. В итоге академики хотели определить конкретные правила и нормы для гражданина в его обыденной жизни, впрочем, то же самое касалось и высшего класса социальной иерархической лестницы.
Так в эпоху волнений и беспорядков, когда вновь поднимал голову феодализм, Генрих III с его академиками хотели определить путь, с помощью которого можно было бы взнуздать устрашающие человеческие инстинкты. Возможно, король искал общества наиболее просвещенных умов государства не из чистого эстетства.
В декабре 1578 года Генрих III решил учредить новый орден для своего дворянства – орден Святого Духа, что диктовалось необходимостью собрать вокруг себя по-настоящему преданных людей. В это время большинство его друзей уже погибло: убили Линероля; в собственном доме зарезали Дю Гаста; люди Франсуа Анжуйского убили Генриха Сен-Сюльписа за его отказ разорвать дружбу с королем и поступить на службу к Монсеньору; три лучших, самых преданных фаворита погибли на дуэли миньонов; Сен-Мегрен, который ухаживал за женой герцога Гиза, поплатился жизнью за свою страсть. В такой обстановке Генрих III все больше возлагал надежды лишь на небесную помощь.
Первые из награжденных должны были предоставить неоспоримые доказательства столетней истории своего рода, а также непременно быть истинными католиками. Как известно, Генрих почитал этикет, а потому лично проработал все детали церемонии. Все дворяне – претенденты на высшую награду – были одеты в камзол и штаны из серебряной ткани. На плечах – плащ из черного велюра с зеленым воротником, который был отделан вышитыми символами королевского дома – лилиями – и божественной власти – языками пламени.
Король, одетый таким же образом, первым дал клятву соблюдать устав ордена, после чего, уже как король-священник, он мог принять еще двадцать шесть новых членов. На каждого дворянина, стоящего перед Его Величеством на коленях, монарх набросил плащ со словами: «Орден дает вам плащ в знак братского союза с нашей верой и католической религией, во имя Отца и Сына и Святого Духа». Затем он надел на шею каждого цепочку со словами: «Да пребудет вечна в вас память о смерти Господа нашего, Иисуса Христа. В знак этого мы приказываем вам всегда носить поверх одежды его крест».
Устав обязывал членов ордена неукоснительно исполнять все положенные церковные ритуалы и, кроме того, дважды в год причащаться и исповедываться.
Генрих III, как истинный человек эпохи Возрождения, очень хотел окружить свой новый орден небывалой роскошью и красотой. Однако до настоящего времени не дошли первоначальные атрибуты ордена Святого Духа, эти первые плащи и цепочки, которые к тому же должны были восстанавливаться наследниками членов ордена. К тому же Генрих IV изменил внешний вид эмблем, но знаки отличия, придуманные Генрихом III, известны благодаря портрету Его Величества с цепочкой ордена на шее.
Генрих III всегда являлся утонченным эстетом и хотел, чтобы торжественные службы, происходившие по праздникам ордена, были роскошными и исполненными величия. В отличие от личных знаков сокровища культа сохранились до наших дней практически в неприкосновенности. Их можно видеть в Лувре, в Галерее Аполлона. Кроме того, Генрих III хотел укрепить престиж монарха.
Первыми членами ордена стали самые достойные, на взгляд Его Величества, члены королевства. Король сказал: «Никто не может получить такую высокую честь, кроме как идя тропой добродетели». Итак, первыми стали члены королевского Совета, маршалы, высшие офицеры Короны. Среди них особенно выделялись Луи де Гонзаг, которого Генрих очень уважал, и Жак де Крюссоль. Естественно, что герцог Анжуйский не стал членом ордена. Он был настолько непослушен, что Его Величество даже слышать не желал об этом «уроде» и «морде».
Король очень справедливо полагал, что после создания ордена может полностью рассчитывать на лояльность его членов. Так оно и произошло, и свидетельством тому является факт, что после смерти Генриха III значительная часть этих дворян стала верно служить Генриху IV. Пожалуй, это единственное из начинаний короля, которое положительно восприняли современники, и голубая лента ордена Святого Духа всегда была самой драгоценной, самой желанной наградой.
Что же касается законодательной деятельности короля, которой он посвятил столько времени, просиживая в Лувре, в кабинете Совета, то она почти не осталась в народной памяти, хотя, быть может, и не была настолько неудачной. Однако будничные дела в то время не так потрясали человеческое воображение и не являлись настолько блестящими, как высший знак отличия – заветная голубая лента ордена Святого Духа. Кроме того, революция 1585 года, как это часто случается, уничтожила даже воспоминания о каких-либо деяниях короля.
Долгое время о Генрихе III бытовало мнение как о плохом короле. Немалую роль здесь сыграла его католическая непримиримость, и, кроме того, члены Лиги постарались сделать короля козлом отпущения в глазах его подданных. Этот мрачный портрет практически без сомнений приняли потомки, доверясь, таким образом, откровенной лжи гугенотов. В связи с этим хотелось бы вспомнить всего два отрывка из писем Генриха III, одно – герцогу де Неверу, а второе – аббату Жану де Ля Барьер. «Тот, кто беспристрастно будет судить о происходящем и не даст обмануть себя, ясно увидит, соответствуют ли все слухи обо мне тому, что я делаю… Я хочу одной лишь правды»; «Тот, кто настолько забудется, что начнет злословить обо мне или моих деяниях, совершит злое дело, недостойное честного человека».
Многим современникам казалось, что Генрих III чересчур много развлекался на балах и маскарадах в Лувре. Помимо этого, временами он терял интерес к правлению, а право управления страной предоставлял своей матери, Екатерине Медичи, сам же уединялся в кабинете или где-нибудь в монастыре.