Лувр - Страница 11

В те времена честь почиталась превыше всего. Встречу король не разрешил. Пошли слухи, будто Генрих III собирается начать против Келюса судебное разбирательство, однако дело, как это часто бывало, замяли. Ничего не произошло. В результате герцог Анжуйский вышел из себя и даже задумал бежать. Екатерина, как могла, старалась смягчить противостояние двух своих сыновей.

Через несколько дней в Лувре состоялась свадьба Сен-Люка и Жанны де Бриссак. Екатерина вместе с Маргаритой и Франсуа выехала из Парижа, желая избавить герцога Анжуйского от насмешек королевских фаворитов. Однако был еще и заключительный бал, а на него не пойти не представлялось возможным, поскольку при дворе немедленно сказали бы, что герцог Анжуйский полностью разорвал отношения со своим братом. Немного подумав, Франсуа решил пойти.

Большего удовольствия для себя Сен-Люк и его друзья пожелать не могли. Они открыто издевались над герцогом Анжуйским, ничего не забыв: ни маленький рост, ни фигуру, ни костюм.

Герцог покинул зал в великом гневе и решил, что не оставит это просто так. Он посоветовался со своим другом Ля Шатром, после чего отправился к Екатерине Медичи. Та как раз раздевалась в своей комнате, однако Франсуа был настолько взбешен, что не обратил ни малейшего внимания на подобное обстоятельство. Он заявил, что хочет покинуть Лувр, хотя бы на несколько дней, чтобы поохотиться. Мать не возражала и отправила к королю Виллекье, чтобы заручиться его согласием.

Скоро Виллекье вернулся с разрешением. Франсуа успокоился и пошел в свою комнату, что находилась на втором этаже Лувра, отдал приказ егерю Монсоро подготовить собак. Приближенные оставили его, и Франсуа лег в постель, надеясь забыть во сне столь неприятный для него вечер. Тем более что настроение у него было не настолько плохим, поскольку очаровательная мадам де Сов прислала ему одну из тех записок, что заставляют мужчин чувствовать себя счастливейшими из людей. Герцог изучил благоухающую духами записку и положил ее к себе под подушку.

Казалось, все успокоились. Однако в сумраке ночи в Лувре продолжало светиться одно окно: Генрих III все еще не спал. Он советовался с миньонами – Келюсом, Можироном, Сен-Мегреном, Ля Валеттом и д’Арком – по поводу предполагающегося отъезда Франсуа. Короля желание брата не настораживало, однако фавориты внушили Его Величеству, что неугомонный герцог Анжуйский готовит очередной заговор. Король, выслушав их доводы, вскочил с постели и побежал вместе со своими фаворитами, все еще одетыми для танцев, в комнату матери.

Екатерину эта компания разбудила, и женщина долго не могла понять, чего же еще от нее добиваются. Генрих III объяснил, что собирается немедленно идти к брату, найти компрометирующие его бумаги, то есть сделать обыск, после чего подвергнуть его аресту за подготовку предательского заговора. Король пошел по лестнице, а Екатерина бросилась за ним вдогонку, справедливо опасаясь, что в таком состоянии король способен натворить что-нибудь лишнее.

Король сам постучал в комнату герцога, и едва дверь начала приоткрываться, как он ворвался в покои Франсуа. Герцога разбудили; он был справедливо рассержен и мешал угрозы с упреками. Король выгнал слуг брата из комнаты, велел принести все шкатулки, вытащил Франсуа из постели и начал переворачивать все вокруг.

Видя, что любое сопротивление бессмысленно, Франсуа попытался спрятать в кулаке письмо мадам де Сов, однако король заметил это движение и потребовал показать записку ему. Герцог Анжуйский ответил отказом. Завязалась борьба; Генрих схватил брата за руку, стараясь отнять записку. В конце концов злополучная бумага упала на пол. Генрих набросился на нее, и каково же было его разочарование, когда он увидел обычное любовное послание!

Генрих окончательно вышел из себя, главным образом из-за собственного неблаговидного поступка, покинул комнату, не пожелав удовлетворить Франсуа хоть сколько-нибудь приемлемым объяснением. Он оставил своего приближенного, де Лосса, охранять герцога Анжуйского и не впускать к нему никого.

Едва герцог Анжуйский остался один, как начал умолять де Лосса обратиться к Екатерине Медичи и через нее просить короля о встрече с сестрой Марго. На это Генрих III выразил согласие, а де Лосс отправил к Марго одного из своих лучников. Марго проснулась в крайнем удивлении при виде подобного посланника. Она кое-как оделась и побежала к Франсуа. Брат и сестра зарыдали в объятиях друг друга, поскольку речь шла уже не только о свободе, а, возможно, о самой жизни герцога Анжуйского.

Размышляя в своем кабинете, Генрих по-прежнему продолжал терзаться сомнениями. Он подумал, что неплохо было бы проверить фаворитов своего брата, а также усилить охрану. Вероятно, его опасения были не напрасны, поскольку на рассвете был замечен человек из дома Бюсси, который пришел в Лувр повидаться с одним из ближайших фаворитов Франсуа. Едва королю стало об этом известно, как он приказал немедленно арестовать в своих покоях Симье, Ля Шатра и приложить все усилия к тому, чтобы разыскать Бюсси. Задание поручили капитану гвардейцев, старику Ларшану, который очень любил Бюсси. Последний часто называл Ларшана «мой отец».

Капитан обрадовался, что не обнаружил в комнатах Симье Бюсси, и собирался уже уйти, как вдруг Бюсси собственной персоной появился из-за занавеси на постели и произнес: «Как, мой отец! Вы хотите уйти без меня! Вы полагаете, что у меня меньше чести, чем у этого Симье?» Так обоих приближенных Франсуа закрыли в одной комнате и приставили охрану. Ля Шатр был арестован вне стен Лувра и помещен в Бастилию.

И вновь Екатерина была озабочена тем, как примирить двух братьев. Она организовала встречу короля и герцога Анжуйского с большой торжественностью. Генрих III обещал не таить зла на Франсуа и заявил, что пошел на подобные крутые меры лишь из чистого стремления к общественному благу. Герцог сказал тоже что-то в этом роде, после чего Екатерина Медичи толкнула сыновей в объятия друг к другу.

Сцена была до слез трогательной; в те времена дворяне были столь же чувствительными, сколь способными хвататься за шпагу по поводу и без повода.

Побеседовав с братом, Генрих III приказал привести Бюсси. Король искренне его приветствовал, сказал, что чувствует себя в полной мере удовлетворенным и не желает, чтобы впредь при дворе происходили столкновения. После этого монарх попросил Бюсси поцеловать своего главного врага в знак примирения. Бюсси и бровью не повел. «Если вы желаете, чтобы я его поцеловал, я сделаю это с великим удовольствием», – произнес он. Бюсси обнял совершенно растерявшегося Келюса и так звонко поцеловал его, что все придворные не смогли удержаться от смеха. Казалось, весь Лувр буквально светится от радости. Тут весьма кстати Екатерина Медичи заметила, что уже третий час, а никто еще не отобедал. Так праздничный обед стал завершением всеобщего примирения.

Мир как будто был восстановлен, но никому не было известно, как долго он продлится. Противники не отличались искренностью, и буря могла разразиться в любой момент. На следующий день герцог Анжуйский снова пребывал в большой тревоге, поскольку охрана продолжала очень тщательно контролировать каждый его приход и уход из Лувра. Капитан гвардейцев следил за Франсуа: он получил приказ воспрепятствовать его выходу из королевской резиденции. Его приближенных просили на ночь покидать Лувр; остаться могли лишь те, кто находился непосредственно в спальне герцога или гардеробной. Франсуа решил, что его в ближайшее время ждет, по меньшей мере, арест, а значит, оставался только один выход – бежать.

Итак, Франсуа принял решение и первым делом сообщил об этом своему ближайшему другу – сестре Маргарите. В это время герцог Анжуйский вовсе не был пленником; даже вопроса не стояло о том, что он не может выйти из Лувра, и все же он захотел уйти через окно в спальне королевы Наваррской. Для осуществления плана потребовалась длинная веревка. Маргарита разыскала у себя в спальне старый разорванный чемодан, велела одному из своих слуг заштопать его, что было сделано очень быстро, а в чемодане оказалась необходимая веревка.