Лунный курьер
(Книга забытой фантастики. Том II) - Страница 4

Во время второго допроса, через шесть дней после смерти доктора Дежене, следователь сообщил, что, к его большому сожалению, дело подлежит дальнейшему производству, Морель же привлекается к ответственности по обвинению в убийстве.

Следственный судья предварил, что считает необходимым подвергнуть Мореля личному задержанию; он предложил молодому врачу самому явиться через четыре дня, чтобы подчиниться приказу об арестовании, который он вынужден испросить от прокуратуры.

Он известил, кроме того, что, по решению префекта полиции и согласно инструкциям и декретам гигиенического управления, труп сэра Феркетта будет подвергнут вскрытию на текущей неделе.

— Но, милостивый государь, — воскликнул Морель, — ведь это, вероятно, вовсе не труп! Подумайте о том, какие ужасные последствия может повлечь за собой подобное решение!

— Ваша совесть может быть совершенно спокойна, — возразил следственный судья с легкой усмешкой, — медицинская академия, как вы сами понимаете, не могла не обратить внимания на мнимое открытие доктора Дежене: он приложил слишком много усилий, чтобы оно прошло незамеченным! Мы получили подробный доклад по этому поводу, подписанный самыми авторитетными учеными факультета. Доклад утверждает, что явления, описываемые доктором Дежене, физически невозможны; в данном случае, мы имеем дело с исключительным задержанием процесса разложения, — если только доктор Дежене, увлеченный своими фантастическими мечтаниями, не успел внушить вам, а, может быть, и самому себе, все это. Притом же обыск, произведенный на бульваре Брюн, в последней квартире доктора Дежене, не обнаружил ровно ничего, никакого документа, который мог бы послужить сколько-нибудь серьезным основанием к сомнению. Во всяком случае, предписание закона совершенно ясно и не может быть сообразуемо с действиями, которые способны ослабить надлежащее к нему уважение. Итак, помните, что вы должны явиться аккуратно в назначенный мной день, и обратите внимание на то, что мы не принимаем по отношению к вам более строгих предупредительных мер, чтобы помешать вам уклониться от ответственности.

Морель вернулся в квартиру на площади Девог чрезвычайно расстроенным.

Выслушав признания доктора Дежене, пережив вместе с ним столь потрясающие мгновения, он не мог сомневаться в действительности удивительного открытия. Притом же экспериментальная наука далеко не достигла границ своего развития; можно ли вообще поручиться, что кажущееся сегодня невозможным завтра уже не будет доступно всякому, как железные дороги, телеграф, телефон, электричество?

Морель колебался недолго. Глупцы, воображающие, что весь мир, вся природа должны подчиняться установленным ими раз навсегда нормам, предоставили в его распоряжение целых четыре дня…

Тем хуже для них!

Он наскоро уложил наиболее необходимые вещи, сорвал наложенные судебными властями печати, не без труда уложил сэра Феркетта в круглый ящик и в тот же вечер уехал с курьерским поездом в Марсель.

Через день он направлялся на английском пароходе в Александрию.

Отправился он туда случайно, — чтобы бежать на пароходе, который первым отходил из марсельской гавани. Но случай оказался для него благоприятным: требование французского суда о его выдаче было отклонено. Морель уложил сэра Феркетта в ровный сундук, — и вот уже три года неустанно работает над восстановлением формулы доктора Дежене.

Я сам видел американца, — он нисколько не переменился. Это, действительно, человек богатырского телосложения, замечательно моложавый…

Морель не достиг еще положительного результата, — но такие упорные люди, как он, не отступают перед препятствиями.

— Но что же сталось с племянницей сэра Феркетта? — полюбопытствовал я.

— Морель собрал сведения о ней и поделился ими со мной. Пробыв несколько времени продавщицей в магазине, она скопила себе небольшое приданое и лет двенадцать тому назад вышла замуж за красавца, в которого влюбилась; он, кажется, занимается комиссионерством, торгует маслом. Муж бьет ее, напивается до бесчувствия; у несчастной шестеро детей. Совершенно разорившись, она нанимается прибирать чужие квартиры и на вырученные деньги кормит своего мужа бифштексами и поит минеральной водой Виши: у него застарелый катар желудка.

Прошло четыре дня после того, как Берен рассказал мне о приключениях сэра Феркетта. Поутру, на пятый день, он влетел в мой кабинет, как бомба, задыхаясь от волнения и размахивая каким-то конвертом.

Он грохнулся в кресло и бросил письмо на мой письменный стол, приглашая движением руки прочесть его.

На конверте значилась фамилия и адрес Берена. Внутри я нашел два письма почтовой бумаги. Первый из них оказался внизу обгоревшим. На уцелевшей верхней части было написано:

«Ваше посещение и выраженное вами сочувствие принесли мне счастье, дорогой друг! После того, как вы уехали, я с обновленными силами принялся за труд и, наконец, добился успеха. Я нашел, — да, я нашел-таки, чего не хватало в рецепте доктора Дежене. Вся его формула мною восстановлена полностью, и завтра же я разбужу усыпленного американца.

Считаю своим долгом сообщить вам первому эту счастливую новость: недаром вы поверили мне! Кроме того, все на свете возможно; если бы почему-либо я оказался не в состоянии огласить состав удивительного противоядия, вы замените меня. Вот полностью рецепт этого состава…»

Далее на бумаге виднелись следы обгоревшей строки… И ничего больше.

На другом листе, с английским гербом и печатью британского посольства, было изложено в изысканно-вежливых выражениях, что дом в Александрии, в котором помещалась лаборатория доктора Мореля, сгорел, вероятно, вследствие неосторожного обращения с хранившимися там для опытов легковоспламеняющимися и взрывчатыми веществами. Под развалинами дома были найдены два почти обуглившихся трупа, а в случайно уцелевшем ящике письменного стола — начатое письмо и конверт с адресом доктора Берена, написанным рукой безвременно погибшего молодого ученого.

Со времени этого необыкновенного приключения прошло уже много лет, и теперь я считаю себя вправе рассказать правду про ужасный конец и таинственные махинации профессора Круля. Мучительные воспоминания об этом случае, в котором я сыграл едва ли не худшую роль, преследуют меня и днем и ночью. Предавая все широкой гласности, я в то же время и себя отдаю на суд общества.

С тех пор, как я помню себя, я любил море. Но меня ужасали все эти модные морские курорты с прекрасными отелями, казино, теннисом, балами, флиртом и общими купаньями. Я любил наслаждаться морем где-нибудь в тиши и одиночестве. Именно поэтому я однажды выбрал для своих летних вакаций мирную приморскую деревеньку Ковилль.

Может быть, она теперь превратилась в модный курорт? Не знаю. Но в то время она состояла из небольшого числа домов. Тогда не было даже и гостиницы, и я снял комнату у вдовы Пьедельовр…

Помню… это было во время одной из моих первых прогулок, на второй или третий день приезда, — когда я открыл убежище профессора Круля. Его дом стоял посреди унылой, лишенной всякой растительности площадки, — и был по виду своему до такой степени необычным и странным, что я остановился в изумлении. Это было квадратное здание средней вышины, из красных кирпичей и без окон. Оно было окружено высоким забором тоже из красных кирпичей — с маленькой железной дверью посреди.

Я медленно обошел вокруг этого странного жилища. Царило мертвое молчание — и лишь в одном месте, когда я внимательно прислушался, приложив ухо к стене, до меня донеслось глухое хрюканье. Но, при всем желании, я не мог определить природу этих звуков.

Крайне заинтригованный всем этим, я вернулся к себе и приступил с расспросами к своей хозяйке.

— Мы знаем немногим больше вас, — ответила она мне. — Вскоре минет четыре года с тех пор, как какой-то сумасшедший с длинными растрепанными волосами и золотыми очками приехал сюда и начал строиться на этой площадке. Никто не знал, кто он и откуда, и что делается у него внутри <дома>.