Лунный камень Сатапура - Страница 8

Первин посмотрела на курятину и поняла, что больше уже ничего не съест.

— Простите, — извинился Сандрингем и тоже положил нож и вилку.

— Ничего страшного. Я вполне в состоянии слушать подобное. — Первин заставила себя говорить обычным голосом. — Я очень мало знаю про покойного махараджу Махендру Рао. Он долго болел холерой?

— Все случилось в 1919 году, и очень скоропали-тельно.

И Сандрингем рассказал, что сорокаоднолетний махараджа Махендра Рао всегда пекся о благополучии своих подданных. Когда в одной из деревень случилась вспышка холеры, он отправился туда поговорить с жителями о важности карантина и приема лекарств, поскольку доктора Эндрюса они к себе не пустили. Махараджа контактировал с одним больным жителем деревни, так и заразился.

— Несмотря на все старания доктора Эндрюса и молитвы двадцати священников, через пять дней он скончался.

— Какая утрата. — Получается, что Махендра Рао умер как герой, в попытке помочь другим — это не вписывалось в привычный образ надменного и избалованного махараджи.

— Да. Маклафлин писал, что покойный махараджа был настроен очень прогрессивно: хотел использовать природные ресурсы на общее благо, внедрять современное здравоохранение и образование.

Сэр Дэвид ей уже объяснил, что полномочия политического агента чрезвычайно широки, но теперь Первин хотелось понять, как этот неопытный и беспечный молодой человек относится к своим обязанностям. Она начала с простого вопроса, на который ей уже ответил сэр

Дэвид:

— Итак, махараджа скончался, единственный его сын несовершеннолетний, кто же принимает все решения?

— Брат покойного махараджи Сваруп является премьер-министром.

Ее удивило, что Сандрингем не упомянул о собственной роли.

— То есть решения принимает он, не вы?

Он пожал плечами.

— Мне не докладывали ни о чем, что указывало бы на необходимость моего вмешательства.

Первин придерживалась мнения, что пассивность английских властей лишь облегчает всем жизнь. При этом ей хотелось узнать побольше про премьер-министра.

— Я кое-что слышала про князя Сварупа. Он владелец отличных лошадей в Королевском конном клубе Западной Индии.

— Поговаривают также, что у него роскошное бунгало на Малабарском холме и там уже пять лет живет его любовница.

— Так он чаще бывает в Бомбее, чем во дворце? — Первин уловила сарказм в тоне Сандрингема.

— Не знаю. У князя и его жены собственный дворец примерно в шести километрах от основного. Время от времени я получаю письма от одного тамошнего служащего, но он мало что сообщает, кроме того, что все члены семьи в добром здравии. — Сандрингем помялся — его явно смутило, что Первин так резко высказалась о его якобы халатном отношении к своим обязанностям. — Говоря откровенно, поскольку оговоренные объемы сельскохозяйственной продукции они поставляют вовремя, мы не видели никаких оснований лезть в их дела. Но письма двух махарани меня насторожили.

— Меня удивляет, почему дядя не может сам решить, куда отправить учиться своего племянника, молодого махараджу, — заметила Первин.

Мистер Сандрингем кривовато улыбнулся.

— Не забывайте о том, что вдовствующая махарани Путлабаи — мать премьер-министра. Какой мужчина станет перечить матери?

В своей работе Первин не раз сталкивалась с ситуациями, когда взрослые дети командовали своими родителями и порой обращались с ними очень жестоко. Но вступать в спор она не стала — ей важнее было раздобыть новые сведения.

— А махарани знают, что вы посылаете меня к ним на переговоры?

— Я отправил им письмо с уведомлением, что их посетит П. Дж. Мистри, эсквайр. — Сандрингем пристально посмотрел на собеседницу. — В письме не упомянуто, что вы женщина. Мне хотелось застать их врасплох.

— Ага. То есть, если мне откажут по половому признаку, тут-то я и сниму шляпу и продемонстрирую, кто я! — Первин представила себе этот спектакль: остросюжетная драма без заранее прописанного сценария. — Но мне кажется, что, если дамы действительно хотят уладить свой конфликт касательно обучения князя, они меня примут. А я уж выложу все козыри.

— Козыри! — медленно повторил Сандрингем. А потом щелкнул пальцами и рассмеялся.

— Что такое? — ошарашенно спросила Первин.

— Вы в Оксфорде играли в карты?

Первин опешила.

— Разумеется. По вечерам, в Святой Хильде, с другими девушками.

Он глянул на нее разочарованно.

— И больше нигде?

Первин задумалась.

— Однажды я играла в бридж в смешанной компании в Брейзноузе.

— Вот-вот! — Он хлопнул ладонью по столу. — Именно! Помню, какой поднялся шум, когда в бридж-клуб пришли — без мужского сопровождения — две студентки, индуска и англичанка.

Первин звонко расхохоталась.

— Мистер Сандрингем, вы имеете в виду мою лучшую подругу Элис, которая сейчас живет в Бомбее. Ее отец — сэр Дэвид Хобсон-Джонс, государственный советник, он и предложил Колхапурскому агентству мою кандидатуру.

— Да уж, у нас тут воистину встреча былых однокурсников. — Сандрингем улыбнулся от уха до уха. — Вы согласитесь называть меня Колин? В конце концов, мы вместе учились и играли в карты.

По сути, это было не так. Кроме того, называть по имени англичанина — серьезное нарушение этикета. Но кларет успел сотворить свое тихое волшебство, запустив обратный отсчет времени, и мужчина на другой стороне стола превратился в ее однокорытника.

— Хорошо. Колин.

— А что скрывается под инициалами П. Дж.?

— Меня зовут Первин. Второе имя — Джамшеджи.

— Оно же мужское.

— Да, имя моего отца. Парсийкам всегда дают имя отца в качестве второго.

До брака, а потом имя отца заменяют на имя мужа. Согласно документам, хранившимся в архиве парсийского брачного суда, ее все еще звали Первин Сайрус Содавалла. Она добилась права на раздельное проживание, но не на развод. И так и осталась в серой зоне, что пыталась скрывать, используя свое девичье имя.

— Предлагаю вечером сыграть в карты, если у вас останется время после чтения корреспонденции. У меня есть письма от членов княжеской семьи и кое-что еще.

Первин обрадовалась возвращению на деловые рельсы.

— Да, я хотела бы прочитать эти письма.

— Я все подготовил и сложил на столик, за которым работал перед ужином. Можем читать и одновременно пить чай.

Они перебрались с чайными чашками туда, где стояли низкие кресла, Сандрингем передал Первин кожаную папку. Внутри лежала пачка писем.

— Последние на самом верху, — пояснил Колин, опускаясь в кресло.

При свете «летучей мыши» Первин принялась изучать письмо от вдовствующей махарани Путлабаи, датированное 10 мая 1921 года, написанное на дорогой хлопковой бумаге и украшенное фамильным гербом. Письмо было на английском; Первин стала гадать, писала ли дама его лично или продиктовала дворцовому писцу, а уж тот перевел.