Лунные пряхи. Гончие псы Гавриила (сборник) - Страница 6

– Он провел здесь две ночи? – спросила я, ужаснувшись.

– Не здесь. Первую ночь он был под открытым небом, на горе. – И, не давая мне сказать ни слова, добавил: —…До того, как я его нашел и принес сюда.

– Понятно. А вы не пытались обратиться за помощью? Да… непохоже… понимаю, что вы в некотором затруднении. Я буду молчать, обещаю. Вы думаете, мне хочется вмешиваться в какие-то темные дела, которыми вы занимаетесь?

– Ористе?[5]

– В каком бы вы затруднении ни были, – нетерпеливо продолжала я, – ко мне это не имеет никакого отношения. Но я повторяю вам, что не намерена уходить и оставлять его в таком состоянии. Если вы ничем не поможете ему… как его зовут? Марк?

– Да.

– Если сейчас, здесь, не помочь вашему Марку, он умрет – вот тогда вам действительно будет о чем беспокоиться. У вас есть еда?

– Кое-что есть. Хлеб и немного сыра…

– Ну и грязища тут у вас!

На земле у постели стояла пластиковая кружка. В ней было вино, на краю сидели мухи. Я взяла ее.

– Идите и помойте кружку. Принесите мою кофту и сумку. Они там, где я их уронила, когда вы прыгнули на меня со своим ужасным ножом. Там есть еда. Конечно, не совсем подходящая для больного, но ее много, и она свежая. Ой, подождите минутку, смотрите, вон там что-то вроде котла, – наверное, пастухи пользуются им. Если вы наполните его, я могу набрать сучьев и мы разведем огонь…

– Нет! – в один голос воскликнули оба, при этом Марк широко раскрыл глаза, и, несмотря на всю его слабость, брошенный им на Ламбиса взгляд сверкнул, как электрическая искра между двумя полюсами.

Я молча смотрела то на одного, то на другого.

– Настолько все скверно? – спросила я наконец. – Тогда что же вы мне морочите голову? Камнепад! Какая чушь! – Я повернулась к Ламбису. – Так что же это было, нож?

– Пуля, – произнес он не без определенного удовольствия.

– Пуля?

– Да.

– Ого!

– Вот видите, – угрюмость Ламбиса сменилась свойственным человеку удовлетворением, – вам совершенно ни к чему лезть в это дело. И когда вы уйдете, никому ничего не говорите. Это опасно, очень опасно. Там, где одна пуля, может быть и вторая. И если вы хоть словом обмолвитесь о нас в деревне, я сам вас убью.

– Ну ладно, – нетерпеливо ответила я, почти не слушая его: выражение лица Марка страшно пугало меня. – Но сначала принесите мою сумку, вы слышите? И вот, помойте как следует это.

Я сунула ему кружку, и он взял ее, словно во сне.

– И быстро! – добавила я.

Он переводил взгляд с меня на кружку, на Марка, снова на кружку и наконец вышел из хижины, не проронив ни слова.

– Нашла коса на камень, – тихо произнес Марк в своем углу, на его измученном, искаженном болью лице появилась слабая улыбка. – А вы ничего девушка, а? Как вас зовут?

– Никола Феррис. Я думала, вам снова стало хуже.

– Нет. Я довольно вынослив, не стоит обо мне беспокоиться. У вас действительно есть еда?

– Да. Кажется, пуля вышла? Потому что, если нет…

– Вышла, кость не задета. И рана чистая. Это точно.

– Если вы уверены… – произнесла я с сомнением. – Впрочем, не знаю я ничего об этих проклятых пулевых ранениях, и, раз уж у вас нет горячей воды, придется поверить вам на слово. Но у вас температура, это любому дураку ясно.

– Целую ночь провел под открытым небом. Потерял много крови… и шел дождь. Скоро все будет в порядке… через пару дней.

Вдруг он дернул головой, это было движение крайне яростного и беспомощного нетерпения. Я видела, как на его лице заходили желваки, но явно не от боли. Я тихо сказала:

– Попытайтесь не волноваться, что бы там ни было. Если вы сейчас хоть немного поедите, вы быстрее отсюда выберетесь, только представьте себе, у меня есть термос с горячим кофе. Вот Ламбис уже идет.

Ламбис принес все мои вещи и вымытую кружку. Я взяла у него кофту и снова опустилась на колени перед постелью.

– Накиньте это на себя, Марк. – Он не протестовал, когда я сняла с него грубую куртку и укутала плечи теплой легкой шерстью. Курткой я накрыла ему ноги. – Ламбис, в сумке есть термос. Налейте ему немного кофе, ладно? Спасибо. Вы можете приподняться? Пейте!

Его зубы стучали о край кружки, и мне пришлось следить, чтобы он не обжег себе рот, с такой жадностью он накинулся на горячее питье. Я так и представляла себе, как бодрящее и живительное тепло разливается по его телу. Выпив половину кружки, он остановился отдышаться, и дрожь как будто уменьшилась.

– Теперь попытайтесь поесть. Слишком большие куски, Ламбис, порежьте помельче мясо. Отломите корку. Теперь давайте. Справитесь?

Кусок за куском поглощал он пищу. Казалось, он очень голоден и в то же время заставляет себя есть. Из этого я с удовлетворением заключила, что он не так уж серьезно болен, и, если о нем позаботиться и оказать ему помощь, он выздоровеет довольно быстро. Ламбис стоял над нами и словно следил, чтобы я не подлила в кофе отравы.

Когда Марк съел все, что можно было в него затолкать, и выпил две кружки кофе, я помогла ему улечься и подоткнула вокруг него такие неподходящие одеяла.

– Теперь засните. Попытайтесь расслабиться. Если вам удастся уснуть, вам сразу станет намного легче.

Он выглядел сонным, но видно было, что он хочет еще что-то сказать.

– Никола…

– Что?

– Ламбис говорит правду. Это опасно. Я не могу больше ничего объяснить, но держитесь подальше… не хочу, чтобы вы думали, что можете помочь. Вы очень любезны, но… Ничего особенного. Не надо вам связываться с нами… Не могу этого допустить.

– Если бы я только понимала…

– Я и сам не понимаю. Но… это мое дело, не добавляйте мне хлопот… пожалуйста.

– Хорошо. Я не буду вмешиваться, если… если и в самом деле я ничем не могу помочь…

– Ничем. Вы и так много сделали. – Он попытался улыбнуться. – Этот кофе спас мне жизнь, я в этом уверен. А теперь идите в деревню и забудьте о нас, хорошо? Я имею в виду – никому ни слова. Это очень важно. Я на вас надеюсь.

– Можете быть во мне уверены.

– Вы милая девушка…

И вдруг я увидела то, что поначалу скрывалось за его болезнью и удрученностью: он был очень молод. Ненамного старше меня, подумала я. Двадцать два? Двадцать три? Измененное страданием лицо, плотно сжатый рот делали его старше своих лет. Но вот, как это ни странно, стоило ему попытаться говорить со мной менторским тоном, так и выглянула из него молодость, как тело в просветах доспехов.

Он откинулся на своем ложе.

– Идите своей дорогой… Спасибо еще раз и простите, что так напугали… Ламбис, проводи ее вниз… и насколько можно дальше…

Насколько осмелишься – мог бы он еще с полным основанием сказать, но не сказал. А на меня вдруг, откуда ни возьмись, опять напал страх, словно тень, упавшая на цветы. Едва дыша, я сказала:

– Мне не нужны провожатые. Я пойду вдоль ручья. До свидания.

– Ламбис проводит.

Раздраженный шепот был все еще на удивление властным, и Ламбис поднял мою сумку, подошел ко мне и решительно произнес:

– Я пойду с вами. Идемте.

– До свидания, – тихо сказал Марк слабеющим голосом, что означало окончательное прощание.

Я оглянулась с порога и увидела, что он закрыл глаза, отвернулся и подтянул выше легкими отрывистыми движениями птенца мою кофту. То ли он забыл о ней, то ли слишком высоко ценил свой комфорт, во всяком случае он не проявил намерения возвратить ее мне.

Что-то в том движении, которым он погрузил свою щеку в белую мягкую шерсть, обрадовало меня. Он показался мне даже моложе своих лет, намного моложе меня.

Я резко повернулась и вышла из хижины. Ламбис – за мной.