Лунные пряхи. Гончие псы Гавриила (сборник) - Страница 26

– Это мой брат, – сказала София.

А я уже мило улыбалась ему и протягивала руку:

– Здравствуйте! Извините, я понимаю, что не должна была отнимать время у кирии Софии, когда она ждет мужа на обед. Но я шла по деревне, а ваша сестра – единственный человек, с которым я знакома, так что я решила к ней зайти. А теперь я пойду.

– Нет-нет, что вы! – Он удержал меня за руку и почти насильно повел под фиговое дерево. – Простите, я бы никогда так не говорил, если бы знал, что вы меня понимаете! Но муж моей сестры – человек не компанейский, и я подумал, что если он вернется домой и обнаружит, что жена тут болтает, – усмешка и движение плечами, – а еда не готова… вы ведь знаете, как это бывает, когда мужчина голодный. Нет, пожалуйста, садитесь! Что подумает обо мне сестра, если я выпровожу ее гостью? Вам надо попробовать ее мятный напиток, он самый лучший в деревне.

София (ее лицо ничего не выражало) протянула мне стакан. Я так и не смогла понять, беспокоит ли их еще то, что я слышала их слова о себе. Я попробовала напиток и принялась нахваливать его, а Стратос прислонился мощным плечом к косяку двери и приветливо смотрел на меня. София, неподвижно стоя в дверном проеме, не сводила с него глаз.

– Он опаздывает, – неуверенно сказала она. Эти слова прозвучали как вопрос, словно Стратос знал причину отсутствия мужа.

Он пожал плечами и усмехнулся:

– Может быть, работает, в кои-то веки раз.

– Он не помогал тебе в поле?

– Нет.

Он снова обратился ко мне, теперь по-английски:

– Вы хорошо устроились у меня в гостинице? – У него был отличный английский, но все же и через двадцать лет сохранился акцент.

– Большое спасибо, мне очень понравилась моя комната. У вас тут прелестное место, господин Алексиакис.

– И очень спокойное. Вы ведь мне сказали по телефону, что как раз этого и хотите.

– Да-да. Я живу в Афинах, и к лету там становится так шумно, так много народу. Я мечтала выбраться куда-нибудь, где не бродят толпы туристов…

Я продолжала непринужденно говорить, снова объясняя, почему мы с Фрэнсис выбрали Айос-Георгиос. Я даже не пыталась теперь скрыть от себя, что намерена привести очень серьезные причины, объясняющие мои длительные отлучки для исследования окрестных гор и побережья. Кинокамера, подумала я, когда заговорила о фильме (о котором не имела ни малейшего представления), – вот что может послужить отличным оправданием самого назойливого любопытства…

– И лодка заберет нас в понедельник, если все будет благополучно, – заканчивала я свои разглагольствования. – Наша компания отправится на Родос, я присоединюсь к ним на пару дней, а потом мне надо будет вернуться в Афины. Они побывают еще на Додеканесе[25], потом моя кузина по дороге домой остановится ненадолго у меня в Афинах.

– Очень интересно. – (Я буквально видела, как он все подсчитывает: друзья, лодка, частная поездка, деньги.) – Значит, вы работаете в Афинах? Это объясняет ваш отличный греческий. Вы, конечно, делаете ошибки, но говорите свободно, и вас очень легко понять. Вы и то, что слышите, тоже понимаете хорошо?

– Ой, что вы! – Я поразилась, как часто тактичность и правда идут рука об руку. – Я хочу сказать, что не могу уловить каждое слово, но основную суть понимаю довольно хорошо, если, конечно, люди не говорят слишком быстро или не преобладает местный говор. О, спасибо, – это Софии, которая забрала пустой стакан. – Нет-нет, больше не надо. Очень вкусно.

Стратос улыбался:

– Вы все-таки сделали большие успехи. Вы не поверите, сколько тут у нас останавливалось англичан, и жили не так уж помалу, но никогда не удосуживались выучить больше одного-двух слов. Чем вы занимаетесь в Афинах?

– Я просто помощник секретаря в британском посольстве.

Это тоже было воспринято, как я заметила, не без изумления.

– Что она сказала? – это почти шепотом София.

Он повернул голову и кое-как перевел:

– Она работает в британском посольстве.

– О! – раздалось чуть слышное восклицание, стакан выскользнул у нее из рук и разбился.

– Боже мой! – воскликнула я. – Как обидно! Дайте я помогу!

Я присела на корточки и, несмотря на ее протесты, принялась подбирать осколки. К счастью, стакан был толстый, а осколки крупные.

– Не переживай, София, – невозмутимо произнес Стратос. – Я тебе дам другой стакан. – Потом с некоторым раздражением: – Нет, выбрасывай все вон, девочка, его не склеишь. Я пришлю тебе с Тони новый, лучше, чем этот хлам.

Я вручила Софии осколки и встала.

– Мне было очень приятно, но раз ваш муж действительно скоро придет домой, кирия, и ему может не понравиться моя компания, я, пожалуй, пойду. Да и моя кузина вот-вот должна приехать.

Я еще раз поблагодарила за питье, а София улыбнулась, кивнула и сделала книксен – все это так, будто она и не слышала, что я говорила.

Я вышла из калитки. Стратос – вместе со мной.

Он шел, глубоко засунув руки в карманы, ссутулив плечи под дорогим пиджаком. Он так сосредоточенно рассматривал землю под ногами, так хмурил брови, что я с тревогой подумала, что же он скажет. Первые достаточно спокойные слова были о его огорчении из-за того, что я увидела неприкрытую нищету дома сестры.

– Она не принимает моей помощи. – Он сказал это так, словно я заранее знала, о чем он заговорит. – Я приехал домой с деньгами, на которые можно купить все, чего бы она ни пожелала, но все, на что она согласилась, это небольшая плата за работу в гостинице. Грязную работу, тяжелую. Моя сестра!

– Люди иногда имеют гордость.

– Гордость! Я полагаю, что так оно и есть. И это единственное, что она приобрела после всего, за двадцать лет – гордость. Знаете ли, когда мы были детьми, у отца был свой собственный каик, а когда умер его дядя, мы унаследовали землю, наверху, у начала плато, где она хорошо защищена от ветров, лучшую землю в Айос-Георгиосе! Потом умерла наша мать, и у отца было плохое здоровье… словом, вся земля, что была, пошла в приданое моей сестре. А я уехал в Англию, и я работал. О, как я работал! – чуть блеснули его зубы. – Но я добился кое-чего за эти годы, в то время как она… каждую драхму, что у нее есть, она заработала сама. Почему даже поля… – Он осекся и выпрямил плечи. – Простите меня, нечего мне обрушивать на вас семейные неурядицы! Может быть, мне понадобилось, чтобы меня услышало европейское ухо? Хотите верьте, хотите нет, но очень многие греки считают, что они живут к востоку от Европы.

– Это абсурд, если подумать, чем Европа обязана им.

Он засмеялся:

– Тогда мне, наверное, надо сказать: ухо городское, цивилизованное. Мы ведь далеко от Лондона, верно… даже от Афин? Тут жизнь проста и тяжела, особенно для женщин. Я ее забыл за время отсутствия. Забыл, что здешние женщины смиряются с ней… И если кто-то из них настолько глуп, чтобы выйти замуж за мусульманина, который пользуется своей религией для оправдания… – Его плечи поднялись, и он снова усмехнулся. – Мисс Феррис, так вы будете здесь искать цветы и снимать фильм?

– Фрэнсис будет, а я, можно сказать, буду сопровождать ее. «Эрос» принадлежит вам, господин Алексиакис?

– «Эрос»? Значит, вы его видели? Как вы догадались?

– На нем работал мальчик, которого я видела в гостинице. Ну не то чтобы это имело для меня какое-то значение, просто интересно. Я хотела вас спросить… – И тут я запнулась.

– Вы хотели бы прогуляться на каике, вы об этом хотели спросить?

– Очень. Мне всегда хочется посмотреть на берег с моря. Мне тут дети говорили, что вполне возможно увидеть дельфинов; недалеко к западу есть бухта, сказали они, со скалами, очень глубокая, и дельфины иногда появляются там среди пловцов.

Он от души рассмеялся:

– Знаю я это место. Значит, жива еще старая легенда! Дельфинов там не видели со времен Плиния! Уж я-то бы знал об этом, ведь я рыбачу в тех местах. Впрочем, сам-то я не часто выхожу на каике, это работа Алкиса, я уже отвык от такой тяжелой работы. Но каик продавали дешево, вот я и купил его. Я люблю браться за много дел сразу, и когда у меня тут все наладится, буду делать деньги на туристах. А пока я имею дешевую рыбу, и, думаю, скоро мы будем сами привозить продукты из Ханьи.