Лунная соната для бластера - Страница 7

Ладно, не мое это дело. Мое дело, как распорядился шеф, – следить за порядком в куполах 11-Q, R, M и O.

Эвакуация – всегда интересный процесс. Говорят, один переезд равен двум пожарам. Так вот, по моим личным впечатлениям, эвакуация по этой шкале эквивалентна (у, какое слово загнул!) атомной бомбе. К тому времени, когда все конторщики в четырех куполах, матерясь на пяти международных языках, покинули насиженные места и разбежались, точно тараканы, нас с Сольвейг можно было расстрелять и вывернуть наизнанку, и мы бы не сопротивлялись. У напарницы моей, правда, осталось достаточно сил, чтобы пойти домой, пробурчав напоследок что-то нелестное в мой адрес. А я прямо на месте и рухнул, беспардонно нарушая правила городского распорядка, запрещающие сидеть на газонах (отродясь не помню, чтобы кто-то их соблюдал).

Вызвал на козырек часы – оказалось, что смена моя давно прошла. Можно было бы отправиться домой, но там Сольвейг, и если ее не ублажить как-то, мне предстоит малоприятный вечерок. Думаю, за дурацкий спор с Мерриллом она еще два дня на меня будет дуться.

Придумал! Подарю ей что-нибудь… То есть вполне понятно что. Женские безделушки, какими принято покупать расположение прекрасного пола, ей пофигу. Новых сенз-клипов под ее вкус пока не выходило, иначе мой сьюд-торгаш, любезно предоставляемый глосом, не преминул бы известить – три раза, под фанфары, словно, расплачиваясь за покупку, я делаю лично ему бог весть какое одолжение. Ну, хоть базар он фильтрует, иначе мне бы весь инфор рекламой замусорило.

Единственное, на что может поддаться моя коллега, – это очередное пополнение ее драгоценной коллекции. Почти каждый лунарь что-нибудь собирает – программы, впечатления, женщин, камни (очень популярное развлечение и доходное, если заниматься им профессионально, – лунные драгоценности, не похожие ни на что земное, ценятся весьма высоко, и, если не пожалеть денег, чтобы переправить пару кристаллов в метрополию, можно стать богачом), еще что-нибудь. Сольвейг коллекционировала артефакты. Большей частью ее коллекция состояла, конечно, из голокопий предметов крупных и известных – новатерранского Колизея, искрильников, сирианских Пузырей и колоссов, – но были и оригиналы: несколько штуковин, которые в среде прекурсологов обзывались, за неимением лучшего слова, статуэтками. Правда, этакий подарочек прорежет в моем виртуальном кошельке изрядную дыру – даже сканы интересных предметов стоят ошеломительно дорого, – но чего не сделаешь ради дружбы?

А главное, я знал, где подобным товаром можно разжиться.

Луна, по счастью, невелика. Всего-то проживает на ней миллионов двадцать, из них две трети – в дальних куполах. Трудно проболтаться по Городу хотя бы с десяток лет, не перезнакомившись с половиной его разношерстного населения. Особенно на моей нервной работе. Бармена в «Погребце» я тоже знал.

Само заведение располагалось в очень неудачном месте – в начале полузаброшенной отводки, соединявшей служебные сектора под куполом Альтона с нижней галереей Рейнгарда. Вдобавок вход в отводку закрывали разросшиеся кусты шиповника. Поэтому посетителей в «Погребце» почти не бывало – разве что забредет работяга из служебок прикупить лист мушек или пару банок чего-нибудь не слишком пьянящего. Строго говоря, тут вообще можно было поставить автомат-раздатчик, и присутствие живого бармена, тем более, как было модно несколько лет назад, радикально пластургированного, казалось совершенно излишним любому, кто не знал, что основную часть своего дохода Джерри (так звали бармена, он же хозяин заведения) получает от торговли контрабандным товаром.

Я об этом, само собой, знал; более того – являлся одним из постоянных клиентов «Погребца». Лучшего места, чтобы выбрать подарок для Сольвейг, мне было не найти. Да и добраться туда можно было пешком, не прибегая к услугам транспортера.

– Привет, Миша, – приветствовал меня Джерри из-за массивной дюрапластовой стойки, когда я, пригнувшись, отодвинул заслонявшую вход особенно пышную ветку шиповника. На пол слетела пара розовых лепестков.

– Сам – привет, – ответил я, пристраиваясь на табурете. Некоторые вещи не меняются. Смотрел я как-то вифильм двухвековой давности – точно такие же табуреты там были, круглые, высокие и бешено неудобные. – Слушай, ты что – нарочно эти сучья отращиваешь? Пройти невозможно.

– Ты меня расколол, – вздохнул Джерри.

– Слушай, – попросил я внезапно, – налей чего-нибудь. Только не тот крашеный спирт, который ты разливаешь по фирменным бутылкам для солидности.

Не переставая протирать стакан верхней парой рук, Джерри вытащил из-под прилавка другой, плеснул минеральной, еще чего-то из пластиковой банки, бросил льда и сунул мне под нос. Я так и не смог привыкнуть к этому зрелищу и смотрел как завороженный. Чудеса пластургии одновременно притягивали и отталкивали меня.

– Держи, крыша ты моя.

Я подозрительно принюхался, потом отпил глоточек на пробу. Оказалось не так мерзко, как можно было судить по виду.

– Вообще-то я не твоя крыша, – напомнил я ему.

Это была правда. Хотя официально торговля с колониями строго ограничена и идет только через каналы Службы (а как иначе, если все лифты переполнены иммяками? И то на одной только торговле Земля оставляет при себе сотню тысяч человек ежегодно), лифт-техники и прочий голубцовый персонал ухитряются протаскивать с собой уйму всякого инопланетного барахла, пользуясь тем, что лифт жрет энергию не по массе груза, а по объему. Таможня смотрит сквозь пальцы, имея с каждого ходока солидный бакшиш. Чего только не везут… Сказать страшно. Но, так или иначе, а дела о контрабанде не подпадают под действие местного законодательства. Любой колониальщик мог израсходовать бармена на месте… если бы когда-нибудь забрел в «Погребец» или заподозрил о его существовании. А я мог смело делать вид, что Джерри не совершает ничего предосудительного.

– Мне тут товару наволокли, – похвастался Джеральд.

Я проявил вежливый интерес. Если Джерри со времени нашей последней встречи получил новую партию барахла, у него может найтись и что-нибудь для меня. А это хорошо, потому что карантин отрезал нас не только от метрополии, но и от системы лифтов, соединяющих сорок обитаемых планет Доминиона.

– Мм? – полюбопытствовал я невнятно.

– Слезы ангелов! – торжественно объявил Джерри. – С Габриэля! В оригинальной упаковке! Четыре ящика!

Если он хотел произвести впечатление, то облажался. Первый раз слышу и о том, и о другом. Хотя нет! Габриэль, Габриэль… Где же эта дыра?

Джерри, как мне показалось, даже обиделся немножко на мое явное отсутствие энтузиазма.

– Ты понюхай только! – Он выдернул откуда-то и сунул мне под нос полированную стальную флягу с вычеканенной фигурой архангела. Я послушно втянул в себя воздух. Спиртом не несло абсолютно, только слабый необычный аромат, который я никак не мог классифицировать – мгновение мне казалось, что пахнет сеном, в следующее – что корицей, а дальше симфония запахов унеслась в совсем уж мне неведомые дали.

– Неплохо, – согласился я. – Если и вкус такой же…

– Лучше!

Ободренный, я сделал маленький глоток. Если запах я еще мог соотнести с чем-то привычным, то вкус отказываюсь описывать наотрез. Я вернул посудину хозяину – не годится злоупотреблять дареным – и восхищенно покачал головой.

– Как тебе древесный сок? – Джеральд покачал флягу.

– Что?! – Верилось с трудом.

– Ну да. Естественный продукт. Для дерева это вроде антифриза, там у них холодно, а для человека – сам понимаешь.

Природа умеет много чего.

И тут я вспомнил.

– Черт! – Я театрально хлопнул себя ладонью по лбу. – Габриэль! Это где институт прекурсологии, так?

– Ну да, – кивнул Джерри слегка недоуменно.

А у меня, оказывается, провалы в памяти. Габриэль – это хи Геркулеса-четыре, мирок холодных пустынь на самом краю Доминиона, чуть ли не в пятнадцати парсеках от Земли. Туда добрался один из первых лифтоносцев – сотню лет летел, не меньше. Именно там располагаются два интереснейших заведения, спонсируемых все той же Службой, – институт физических исследований и институт прекурсологии, чаще называемый просто Академией Предтеч.