Лунная соната для бластера - Страница 16
– Миша, – шеф был по обыкновению предупредителен и мягок, – что за светотень творится в нашем отделении?
Я промолчал.
– Я еще могу понять, когда некоторые из моих людей, видимо, ведомые неким животным инстинктом, вляпываются в неприятности случайно, – шефовы щеки тихо розовели, предвещая кровавую зарю. – Но, помилуй меня бог, я не в силах осознать, какая сила заставляет тебя лезть на рожон по доброй воле.
– А что случилось? – не выдержал я, хотя и знал, что в таких случаях разумнее позволить шефу выпустить пар. Живая иллюстрация к его словам… В первые годы службы я тайно надеялся, что при очередном ругательном спазме шефа хватит наконец удар, но куда там!
– Офицер Колониальной службы Роберт Меррилл, – выцедил шеф, – недоволен тем, что ты не подчинился его приказу. О чем и заявил – мне и президенту-управителю. Община Лаланда подала на тебя – именно на тебя, а не на Эрика! – жалобу за задержание их жреца Эрнеста Сиграма. Да, я знаю, что ты прав, но почему ты все время высовываешься?!
Я с трудом вспомнил, где находится упомянутый Лаланд – некрупный кратер, лежащий на пологом спуске с окраин гористого Моря Облаков (звучит нелепо, но селенография вообще не слишком логичная наука) к равнинам вокруг Коперника и колоссальной впадине Моря Дождей. Только сумасшедшие уикканцы способны забраться в этакую глушь. (Ну, тут я перегнул. В дальних куполах живет немало народу – и алиенисты, и вудуисты, и прочие-разные. Кое-кто залез аж в горы Даламбера, а то и вовсе наоборот, подальше от посторонних глаз. Добраться туда можно только баллистой, через западный лимб – лавовые поля Океана Бурь не слишком надежны сейсмически, желоба транспортера сквозь них не проложишь. А землетрясения – это подсознательный кошмар любого лунаря.)
– Так получается, – равнодушно протянул я.
– И нечего передо мной… – Тут шеф разразился длинной тирадой на шведском, из которой я не только не понял, но даже и не запомнил ни слова. Из контекста становилось ясно, что могучий русский язык позволяет уложить пять минут шведской болтовни в два слова – «валять ваньку».
Дальнейшие унижения описывать, пожалуй, не стоит. Скажу только, что вышел я от шефа злой, как слэннер, и красный, как сам шеф. Ничего умного он мне, само собой, не сообщил, а просто злобу хотел сорвать – видно, крепко его приложил колониальщик. Я протолкался в «аквариум» (сиречь комнату дежурных) и перевел дух.
– Привет, Миха! – Леша Межавилк огрел меня по спине.
Я с трудом преодолел желание ответить ему тем же, но по шее. Что-то меня отталкивало в его широкой душе. В полиции русских было только двое, то есть мы с Межавилком – нас на Луне вообще немного, наверное, мы недостаточно сумасшедшие, – и на этом основании Леша полагал, что имеет право со мной фамильярничать. По временам я начинал жалеть, что моя мамаша прибилась к породившей вашего покорного слугу группе генобмена, из-за которой приходилось терпеть Лешину бесцеремонную и невинную подлость.
– Привет. – Я демонстративно подключился к лосу, показывая, что не желаю с ним болтать.
– Слушай, тебе такая блондинка звонила! – жизнерадостно сообщил Межавилк, руками показывая, какая именно блондинка. Я лихорадочно пытался перебрать в памяти всех знакомых блондинок (не так и много с тех пор, как мода на них в очередной раз схлынула). Кто же мог мне звонить в рабочее время? – Оставила адрес, – добавил Леша. – Познакомь, а?
Я чуть не ответил: «Да, как только вспомню, кто это». Адрес не говорил мне абсолютно ничего, но я позвонил – на всякий случай.
Оказалось, что звонила мне та самая Элис Релер.
– Добрый день, офицер! – жизнерадостно приветствовала меня она.
Для меня это был, несмотря на восьмой час утра по среднелунному времени, скорее поздний вечер, к тому же не слишком добрый, но я не стал спорить.
– Вы, кажется, обещали позаниматься со мной? – заметила миз Релер полувопросительно, когда я не ответил.
– А…
Я уже и забыть успел о не вовремя сделанном предложении. Пришлось пообещать, что встречусь с ней сегодня в зале, в девять часов вечера. Заниматься мне совершенно не хотелось, но слово – не воробей, дал – беги… э-э, то есть крепись. Тем более что в определенном смысле она мне помогла – за время нашей беседы Леша потерял ко мне интерес и отошел.
Я подключился к лосу и вызвал Вилли. То, что в то же самое время он проводил с десяток допросов и трепался с полутора десятками пентов, лосенка не беспокоило. Во многих отношениях сьюды совершеннее людей – точно слепцы, развившие неимоверно тонкий слух или сверхъестественное осязание.
– Что опять? – бросил он недружелюбно. Странно, но сьюд-подделки эмоций меня не раздражают, как бесят, например, неуклюжие попытки слэннеров изобразить дружелюбие или приязнь. Наверное, я просто более снисходителен к псевдоразумам, изначально лишенным эмоций, чем к выгоревшим наркам.
– Да вот, пришел, – ответил я не менее неубедительной враждебностью. – Решил поискать тихое местечко, чтобы почитать плоды твоих исканий.
Вилли отложил свою мамочку и почесался как следует, копытом, – виртуальная шерсть так и полетела.
– Не советую, – отрезал он.
Я чуть не сел. С каких пор псевдоинтеллекты, эти уподобленные личностям агломераты программного кода, дают людям советы?
– Официальное предупреждение, – пояснил Вилли. – Интерес к деятельности Колониальной службы может считаться вмешательством. Последствия… ну, ты понял.
Я понял. За вмешательство в дела Службы расходуют с такой же легкостью, как я давеча перебил горло Танкреду. Правда, как можно приложить «парадокс наблюдателя» к политике, я представлял себе с трудом, но разбираться с колониальными файлами там, где эти файлы могут стать достоянием общественности, мне разом расхотелось (и слава всем лунным богам!). Так что я двинулся домой с намерением отдохнуть и расслабиться.
Полчаса медитации с расслабляющими мушками – и мысли мои пришли в порядок. Оставалось привести в порядок тело. Забравшись в кабину, я раздумывал минуту, включать ли ультразвук, но решил обойтись ионным душем.
Инфор зазвонил, как водится, в самый неподходящий момент – за последние двое суток у меня была масса случаев привыкнуть, так что я даже удивился не очень. Просто выскочил из душевой, судорожно напялил агрегат на голову и включил прием. Перед глазами у меня замаячил призрак групаря, судя по меткам – из дома Л'авери.
– У меня для вас неприятные новости, офицер Макферсон, – проговорил он медленно и подчеркнуто внятно. – Хакер Яго Лаура, местонахождением которого вы интересовались не столь давно, найден окончательно мертвым в собственной квартире.
В той дыре, где обитал в последнее время, перевел я для себя.
– Охрана нашего дома ведет расследование, – продолжил групарь. – Но меня попросили предложить вам сотрудничество. Возможно, вы поможете нам найти убийцу – или доказать, что имел место банальный суицид. Никому не позволено безнаказанно убивать наших работников.
– Я согласен, – ответил я немедленно. – Сбрасывайте адрес, сейчас буду.
Групарь кивнул и отключился. Из полураскрытой двери душевой тянуло ионным холодком, и, хотя в лунных коридорах температура постоянна, меня пробрала дрожь.
Значит, Яго Лаура мертв. Мертв окончательно, без надежды на восстановление. На следующий день после того, как пустил на рынок слух, что Доминиону угрожает некая опасность. Как хотите, а я в такие совпадения не верю, хоть режьте меня бритвой Оккама.
Наспех обтершись салфеткой и отключив ионатор (слишком хорошо помню, что случилось, когда я вылетел из дома, оставив приборчик включенным, – потом пришлось все обои заново выращивать), я отправился по адресу, полученному от Л'авери.
Местечко покойный хакер подобрал себе еще то. Глюколовня была бы для подобного типа самым подходящим обиталищем, но он нашел себе берлогу еще лучше – отводку от переходника между дальними куполами Глюков и энергостанцией, на границе с Луна-Голдвин-Майер. Каналы вентиляции работали тут из рук вон плохо – то есть не просто плохо, а почти совсем не работали; в углах скапливалась пыль, висела в воздухе, сушила горло. Впрочем, хакеры презрением к мирским удобствам напоминают отшельников. Что до подобных низких материй тем, кто обитает в горних сферах?