Лунная радуга - Страница 40

– А есть ли тут разница?

– Есть. Ведь я ничего не могу сказать вам наверняка, не могу объяснить!.. Ну какая вам польза, если я скажу, что заподозрил Нортона?!

Фрэнк не был готов к ошеломительному действию слов Палмера, хотя то, что в них содержалось, нужно было предвидеть. Предвидеть!.. Его захлестнула бессильная злость. На кого? На этого обильно потеющего человека? На себя?.. Какая-то омерзительная безысходность… Поющие деревяшки – ладно. Дико уничтоженные экраны – тоже ладно, куда ни шло. Теперь вдобавок – Нортон с физиономией мертвеца!.. Великое Внеземелье! Нет, просто сумасшедший дом. Огромный сумасшедший дом!.. «С меня довольно, – подумал Фрэнк, ощущая озноб. – Надо действовать, надо что-то предпринимать». Он механически повторил про себя: «Действовать… предпринимать…» Мысли путались, и он не сразу осознал, что это – вспышка отчаянной тревоги за сестру. Он готов был все бросить и немедленно отправиться в Копсфорт. Заметив, что Роган смотрит на него, почувствовал себя еще более мерзко. «В конце концов, – подумал он, – мое желание и намерения шефа редкостно здесь совпадают…»

Он уловил наступившую в холле гнетущую тишину и, будто о чем-то ненужном, подумал: «Почему они замолчали?»

– Вы не поняли, Палмер, – сказал наконец шеф. – Я не требую от вас никаких объяснений. Нам нужны только факты. Нелишними будут, конечно, и ваши соображения… или, лучше сказать, комментарии к фактам. Когда вы заподозрили Нортона?

Палмер вяло ответил:

– На следующий день.

– В какой момент?

– Не знаю… Во всяком случае, после разговора с Нортоном в спортивном зале.

– Разговор дал вам какой-нибудь повод для подозрений?

– Нет… Не знаю. Когда я рассказывал о чужаке, Нортон слушал хмуро, с тоскливым неудовольствием… Вечером я встретил его в коридоре и… Ступает он как-то особенно мягко. Как леопард на охоте. И у меня… смутно так…

– Первые подозрения?

– Да… Нет. Скорее… ну, такое предощущение, что ли?

– И вы подумали…

– Нет, я ничего не подумал. Я слишком устал и рано лег спать. Ну и во сне… Я редко вижу сны, но в ту ночь такого насмотрелся!..

– Подозрения оформились во сне?

– Вероятно. Потому что утром я уже был почти уве… Нет, не то. В общем, я впервые подумал, что со мной сыграли скверную шутку.

– Нортон?

– Видимо, он хотел… не со мной, но так у него получилось.

– А вы пытались понять, каким способом ему удалось изменить свою внешность?

– Пытался. Не знаю… При встрече мне все казалось естественным. Кроме самой встречи, конечно. И настолько естественным, что… Ну, словом, я не уверен, что мои подозрения чего-нибудь стоят. Но, с другой стороны…

– Выражение лица тоже казалось естественным?

– Да, вполне.

– Выражение было похоже на то, которое на портрете Михайлова?

– Нет. Другое. Лицо было хмурым и озабоченным… злым. Будто бы человек торопился по какому-то спешному и неприятному делу. Меня он явно не… Почти не глядя оттолкнул меня локтем и промчался мимо.

– За Нортоном вы замечали такое… такую…

– Отталкивать?

– Да.

– Было однажды. Перед высадкой на Титанию. Нортон спешил – бегал, командовал, ну и в спешке задел меня, оттолкнул. Это мне сразу напомнило… Я остановился, посмотрел ему вслед. Он тоже вдруг остановился. Посмотрел на меня и сказал: «Извини, Рэнд». Сделал шаг, снова остановился, бросил через плечо: «И за тот раз… тоже извини».

– Вот как! Что он этим хотел сказать?

– А кто его знает…

Длинная пауза.

– Это все? – спросил Гэлбрайт.

– Да, это все.

– Хотите что-нибудь добавить?

– Нет.

– Тогда два последних вопроса. Вы не заметили различия в росте Нортона и… этого…

– Я понял. Нет, не заметил. По-моему, ростом они одинаковы.

– Эмблемы на костюмах совпадали?

– Да. На рукаве у того и другого было изображение кугуара.

– Благодарю вас, Палмер. Вы очень нам помогли… По крайней мере, я на это надеюсь. До свидания. Прошу извинить за доставленное вам беспокойство. – Гэлбрайт сделал рукой что-то наподобие прощального жеста. Палмер молча смотрел с экранной стены – казалось, не верил, что все кончилось и он свободен. Лицо его медленно таяло в голубизне.

Гэлбрайт сидел, опустив голову, будто изучая свое отражение на полированной поверхности стола. Даже неподвижность не могла скрыть его озабоченности.

– Вот так, – произнес он, не повернув головы, но было ясно, что адресовано это Никольскому.

Тот ответил не сразу. Проводил взглядом исчезающее изображение Палмера, опустил глаза и стал смотреть на собственные руки.

– Интересно, – наконец произнес он с такой интонацией, словно хотел сказать: «Плохи, оказывается, дела, коллега».

– Забавно, – в тон Никольскому проговорил Гэлбрайт.

– Если хотите знать мое мнение, то… то я почти убежден, – непонятно сказал Никольский.

– Кентавр? – непонятно спросил Гэлбрайт. Не дожидаясь ответа: – Наши мнения совпадают.

– Тем хуже.

– Да. Тот редкий случай, когда разногласия были бы кстати…

– Странная зависимость, – хмуро пробормотал Никольский. – Чем больше фактов…

– …Тем меньше смысла. – Гэлбрайт пожевал губами. – М-да, это… это как… – он с видимым усилием подыскивал слова, – как удар об стену головой.

– Но других фактов у нас нет.

– А что, если уговорить Палмера?

– Имитировать встречу?

– Да.

Никольский подумал.

– Я, собственно, не против, но… Во-первых, время. Во-вторых… – Он искоса взглянул на Гэлбрайта. – Вы все-таки надеетесь избавиться от… кентавра?

Пауза. Гэлбрайт медлил с ответом.

– Нет, – сказал он. – Уже не надеюсь. Решительно сбрасывать со счетов маску и грим я пока не намерен, но лучше приготовиться к худшему.

– Лучше к худшему, – одобрил Никольский. – В нашей практике это уже перестало быть словесным курьезом. – Он откинулся на спинку кресла.

– Любите спорт? – спросил неожиданно Гэлбрайт. Заметив быстрый взгляд собеседника, пояснил: – Мне любопытно узнать, как вам нравятся наши ковбойские состязания.

– Родео? Что ж, занятное зрелище…

– Говорят, вы отличный наездник и мастер лассо? Полинг, я обращаюсь к вам. Говорят, вы дважды были чемпионом?

Фрэнк посмотрел на шефа:

– Был. Когда участвовал в школьных родео.

– Говорят, вы непременный участник ежегодного «Большого родео» в Копсфорте?

– У меня просто вылетело из головы, что завтра в Копсфорте спортивная заварушка… Нет, ковбойский спорт я забросил, как только поступил работать в Управление.

– Напрасно.

– Забросил или поступил?

Гэлбрайт молча повращал глазами.

– Я понимаю, куда вы клоните. – Фрэнк подвигался в кресле. – Готов в Копсфорт хоть сегодня… Но, полагаю, нужен я вам не как призер «Большого родео», а как интервьюер, от пяток до подбородка нашпигованный скрытой микроаппаратурой.

– Нет, – сказал Гэлбрайт. – Никакой записывающей микроаппаратуры. И в этом смысле всякую самодеятельность строжайше запрещаю. Никаких спецбраслетов, пуговиц, медальонов, радиосигнализаторов, микротелемониторов. Понимаете? Ника-ких! Обычная одежда спортсмена-ковбоя. Широкополый стетсон, джинсы, ковбойка и пояс с обыкновенной – обыкновенной, Полинг! – пряжкой. Это все. В Копсфорт вас привлекло в первую очередь «Большое родео». Боюсь заглядывать далеко вперед, однако это «родео» может вполне оказаться одним из самых ответственных в вашей жизни.

– Что ж, мне не впервые скакать без седла и раскручивать лассо. Но кто вам сказал, что я не почувствую разницы между быком и своим родственником? – Фрэнк сознавал, что говорит совсем не о том, о чем следовало бы сейчас говорить, но ничего не мог с собой поделать. Он находился во власти необъяснимого желания сказать шефу что-нибудь неприятное. – С моей стороны было бы очень нечестно что-либо заранее вам обещать, – добавил он.

– Я не жду обещаний. От вас мне нужны сознательность и готовность. Иначе просто нет смысла затевать операцию «Копсфорт». Или «Большое родео»…