Лунная радуга - Страница 37

– Теперь не надо, – сдался наконец Бак.

– Не обижайтесь. На психолога не стоит обижаться за то, что он психолог. Открытие сделали вы, я о нем догадался, и только.

– Это открытие нам ничего не дает, – заметил механик.

Я посмотрел на него.

– Ведь дело-то теперь не наше, – пояснил он, опустив глаза. – Я понял так, что по медицинской части у вас к Нортону претензий нет. Психика у него в порядке, и свои поступки он сознает. В общем… вы как хотите, но что до меня, то скажу откровенно: связываться с Нортоном я больше не желаю. Неприлично как-то, знаете ли, затевать драки с членом командного совета корабля. Пусть ломает экраны, если ему это нравится. – Бак махнул рукой и поднялся. – В конце концов, лишний десяток экранов можно сменить, а мне мои зубы дороже.

Уходя, Бак осторожно полюбопытствовал, намерен ли я как-то использовать новые обстоятельства, и, когда я ответил, что нет, не намерен, вздохнул с облегчением. Ужасно ему не хотелось расстраивать нашего капитана…

Итак, раскрыв инкогнито «диверсанта», мы словно связали себя по рукам и ногам. Своеобразие личных качеств «экранного злоумышленника», уровень его служебного положения на корабле лишили нас, дилетантов, практически всяких надежд добраться до истины – тут хоть лопни от любопытства, как выразился бы старина Бак. Зачем понадобилось Нортону ломать экраны? Имел ли Нортон отношение к загадочной истории о чужаке? Если да, то какое? Ни на один из этих вопросов я до сих пор не знаю ответа. Я, разумеется, совершенно отчетливо понимаю, что тайное битье экранов не есть экстравагантный каприз или, если хотите, некий ритуал абсурда, однако более правдоподобной версии просто-напросто не имею. Вот, пожалуй, и все, что по этому поводу я могу сообщить…

Раут-холл погрузился в глубокую тишину.

– Конец текста звукозаписи, – произнес Купер, и слушатели, стряхивая с себя оцепенение, зашевелились в креслах.

– Что скажете? – спросил Роган, ни к кому персонально, впрочем, не обращаясь.

Фрэнк отметил в голосе консультанта плохо скрытые нотки сарказма и торжества, подумал: «Профессор, кажется, того… тщеславен».

– Необыкновенно любопытный текст, – сказал Никольский. – Я хотел бы иметь его фонокопию.

– Считайте, что фонокопия у вас в руках, – ответил Гэлбрайт. – Ну что ж, профессор, – сказал он Рогану, – должен вас поздравить. Кое в чем медицина утерла нос нашим парням из отделов наблюдения Внеземельного сектора. А этот Альберт…

– Альбертас Грижас, – поправил Роган.

– Да, Альбертас Грижас… Отчего мне кажется знакомым это имя?.. Он что, по-прежнему в составе экипажа «Лунной радуги»?

– Нет, шеф, – ответил Купер. – Я успел связаться с информаторием УОКСа. Альбертас Грижас временно исполняет обязанности медиколога на суперконтейнероносце «Байкал».

– Причины?

– Самые приятные для Грижаса, Гэлбрайт, – вмешался Роган. – Равно как и для его друзей. Участвовать в последнем рейде «Лунной радуги» к Плутону Грижас не мог, поскольку… во-первых, защита докторской диссертации в Москве. Весьма успешная, кстати. Во-вторых, необходимость его присутствия в Вильнюсе в ответственный момент существенного пополнения семейства Грижасов. Инга Грижас готовилась стать матерью очередной четверки близнецов.

– Так вот откуда мне знакомо это имя! – оживился Гэлбрайт. – «Вильнюсский феномен», «Дважды по четыре – сенсация!»

– В самом деле, – смущенно произнес Никольский. – «Прибалтийские витязи-близнецы», «Демографический микровзрыв в Европе». Я как-то упустил из виду…

– Естественно, – заметил Роган. – Факты рождения близнецов не входят в сферу забот Управления космической безопасности.

– Пока, – подал реплику Фрэнк.

– Что «пока»? – нервно отреагировал на реплику шеф.

– Пока не входят, – пояснил Фрэнк.

– Не понял. Должно быть, очень тонкая шутка.

– Еще неизвестно, чем может обернуться эта «шутка» для наших потомков.

Гэлбрайт удивленно поднял брови.

«Что это со мной сегодня происходит?..» – уже с тревогой подумал Фрэнк, ощущая сгустившуюся вокруг атмосферу назревающего скандала.

– Молодой человек в некотором смысле прав, – прервал молчание Роган. – По данным статистики, в семьях работников Внеземелья, или – я не люблю этого слова – косменов, близнецы рождаются в двадцать раз чаще, чем в семьях оседлых землян. Особенно это касается «наследственных» работников Внеземелья, то есть косменов второго и третьего поколений. Объяснить упомянутый результат простым совпадением невозможно. Теперь даже скептики понимают, что мы имеем дело с генетической аномалией внеземельного, так сказать, происхождения. Как аномалия проявит себя в дальнейшем, нам неясно. Будет ли это во вред человечеству… Вопрос изучается.

– Честно говоря, – сказал Никольский, – я не в состоянии вообразить, какую проблему для человечества могут таить в себе факты пусть даже резко возросшей рождаемости близнецов.

– Весьма серьезную проблему антропогенетического свойства, – опередил Рогана Фрэнк. – Если будет доказано, что количество близнецов на Земле возрастает по экспоненте, наши потомки могут оказаться перед угрозой антропогенетического тупи… – Какие-то булькающие звуки заставили Фрэнка умолкнуть на полуслове. Он посмотрел на Рогана. Роган смеялся.

– Простите старика, – сказал наконец консультант. – Невежливо, я понимаю, но… согласитесь, трудно удержаться, когда такого рода специфический вопрос рождает озабоченность в умах абсолютных в этой области неспециалистов. Сами антропогенетики только-только начинают разводить руками, а кое-кому уже не терпится ударить в набатные колокола!..

– Время такое, профессор, – вежливо напомнил Фрэнк.

– Какое?

– Ну такое… быстротекущее. Пока специалисты разводят руками, специфические вопросы времени заставляют Управление космической безопасности самым недвусмысленным образом действовать кулаками. Правда, не слишком много от этого проку, но ведь надо же что-то делать.

Роган уставился на Фрэнка немигающим взглядом. Задумчиво произнес:

– То ли я постарел и ничего не понимаю в умонастроениях современной молодежи, то ли… Может, действительно время?.. Впрочем… – Старик помедлил.

«Ну-ну, – мысленно подбодрил его Фрэнк, – любопытно узнать, что думали динозавры, встречая первых млекопитающих».

– …Впрочем, я думаю, – проговорил профессор в нос, – сие происходит по причине резкой гипертрофии самосознания нового поколения. Загадочный всплеск…

– Почему «загадочный»? – возразил Никольский. – У нас на Востоке это считают в порядке вещей. И называют, кстати, не «гипертрофией самосознания», а «развитым чувством общественной значимости».

– Развитым!.. – многозначительно повторил Роган. – И в этом все дело. Развитие без экстенсивных всплесков. Ваша социальная среда постепенно накапливала общественно-психологический потенциал необходимой для нашего времени ориентации. Постепенно, заметьте! Поэтому вам, неспециалисту в области социологии, трудно понять кое-какие «детские болезни» западного социума. Герой нашего разговора… – старик посмотрел на притихшего Фрэнка, как смотрят на неодушевленный предмет, – болеет какой-то очень мучительной, но, полагаю, не очень опасной «детской болезнью». А может быть, и несколькими сразу. На досуге хочу поразмыслить и попытаться поставить точный диагноз. Сдается мне, одна из причин подобного рода недомоганий – не совсем обоснованный выбор профессии…

– Я вижу, вы решили убедить моего шефа в моей профессиональной непригодности, – заметил Фрэнк.

– Нет, здесь имеется в виду другое: запросы вашего гипертрофированного самосознания опережают наш век. Я хочу сказать, что профессия, которая полнее соответствовала бы вашим потенциям, просто еще не успела возникнуть. Вот если бы наряду с Управлением космической безопасности был создан Институт космических тревог и опасений, я не задумываясь рекомендовал бы вас на должность руководителя кафедры отчаяния.

– А кстати, – сказал Никольский, – у этой еще не существующей профессии уже потихоньку режутся зубки, хотим мы этого или нет. Полинг безусловно прав в одном: дела по вопросам стратегии у нас обстоят неважно. И по-видимому, очень скоро оргподразделение стратегического уклона у нас будет создано. Что-нибудь вроде отдела методологии, скажем, или отдела гипотетических опасений…