Луна Ктулху (сборник) - Страница 25

Однако единственной моей мыслью в тот момент была мысль о том, где Прохор. Неужели ж бывшие мои крестьяне бросят меня на произвол судьбы? И я всячески уверял себя, что этого не случится, что ничего подобного быть не может. А время шло. Мы по прежнему изредка постреливали, но ничего более не происходило.

А потом неожиданно, откуда-то из-за угла дома раздался вскрик. Я сразу понял, в чем дело. Подобравшись, метнулся к крыльцу дома и замер, уставившись в дуло винтовки.

Передо мной стоял рабочий в длинном пиджаке с засученными рукавами. На отвороте пиджака красовалась красная ленточка. Чем-то он напоминал матроса, который «застукал» меня, когда я лез в дом, только рабочий не был таким мордатым.

— Доигрался, парниша, — объявил он. – Добегался. А потом на лице у него появилось странное, недоверчивое выражение. Он дернулся всем телом, словно не мог поверить в происходящее, а потом, прорывая одежду, из тела его выскользнули три острых зубца вил. Руки его задрожали, плечи обмякли, и винтовка выпала из ослабевших пальцев.

Рабочий качнулся, струйка крови протянулась из уголка его рта. А потом он повалился, и я едва успел отступить, чтобы, падая, он не сбил меня с ног. И я оказался лицом к лицу с молодым парнем в длинной домотканой рубахе. Его простое, немного глуповатое лицо вытянулось от удивления. Казалось, он и сам поражен тому, что случилось. То и дело он переводил взгляд с мертвого тела на окровавленные вилы в своих руках.

— Молодец, — похлопал я по плечу ошеломленного юношу и проскочил мимо него в дом. В сенях или прихожей, как высокомерно ее любил называть наш управляющий, никого не было. Только я успел оглядеться, как кто-то закричал — крик был пронзительным, вибрирующим от переполнявших человека чувств. Без сомнения, кричали из главной залы.

Держа оба револьвера наготове, я пинком распахнул дверь. Зрелище, открывшееся мне тогда, показалось просто завораживающим, и только много позже я понял весь ужас, открывшейся мне картины. Большую залу, залитую светом из высоких стрельчатых окон, почти надвое разделял длинный накрытый стол.

По одну сторону стола столпилось с десяток крестьян, все вооруженные кольями и вилами — только у одного из них было охотничье ружье, которое он нацелил на двух большевиков. Те замерли, сжимая в руках пистолеты, но стрелять не отваживались. Однако больше всего меня поразила ненависть в глазах крестьян — казалось, еще мгновение и они с голыми руками бросятся на незваных гостей. Но у меня на этот счет были совершенно иные планы… до того момента, как я разглядел угощение на столе. На огромном блюде — на нем обычно в Рождество подавали поросенка — лежала полуобглоданная верхняя половина человеческого туловища. Людоедство!

В первое мгновение я глазам своим не поверил. Ну там, бандиты, быдло… но в обглоданных человеческих костях было что-то нечеловеческое. Вид этих останков навсегда врезался в мою память. Белая, обескровленная плоть со слезами зубов, острых как… нечеловеческих зубов. Я вновь повернулся к экспроприаторам и только сейчас заметил, что в их грубых лицах есть что-то звериное.

И тут за спиной у меня раздался всхлип.

Я резко обернулся.

Юноша, который спас мне жизнь, уронив вилы, стоял на коленях, пытаясь удержать собственные внутренности, вываливавшися из распоротого живота, а тот рабочий, которого он только что заколол вилами, усмехаясь, стоял над умирающим. У него не было никакого оружия, но то ли согнутые, то ли сведенные судорогой пальцы больше всего напоминали гигантские лапы хищника.

Вновь мне показалось, что все что происходит дурной сон. Не могло быть все настолько плохо… и тем не менее передо мной стоял кровожадный оборотень, сзади в зале еще два, и с этим надо было что-то делать. Вот только что? Оборотней на мою голову только не хватало! Ну, почему именно мне достается вся эта нечисть? А потом я попытался вспомнить:

чем можно убить эту тварь. Серебряная пуля? Клинок… Серебряный клинок.

Я вновь повернулся, взглянул поверх голов столпившихся в зале крестьян. Да! На стене, как и во времена моего детства, по-прежнему висели парадные сабли — два клинка, которые преподнес Александр I одному моему родственнику за какие-то там заслуги. У этого родственника детей не было, и, когда он умер, все его имущество, в том числе и эти сабли, достались одному из моих предков. Одно время они хранились в городском доме, а потом в виду того, что были сделаны из мягкого металла с большой примесью серебра, перекочевали в поместье. Помню, отец даже хотел их как-то переплавить и продать на лом, но оказалось, что серебро слишком низкопробное… так и остались они висеть на стене бесполезным сувениром. Однако сейчас и это могло сгодиться.

Огромным прыжком я ворвался в зал. Оборотень с крыльца тут же бросился за мной следом… но чуть опоздал. Я успел проскочить мимо крестьян, вскочить на диван, выхватить из ножен один из клинков и развернувшись, встретил противника обнаженным серебром. И хоть сабля была не заточенной, она вошла в глаз оборотня, словно раскаленный нож в масло. Тварь взвыла. Морда — не могу назвать лицом эту звериную маску — вытянулась, заострилась, превращаясь в волчье рыло.

Я был поражен тому, что никчемное оружие произвело такой удивительный эффект, в отличие от, казалось бы, смертоносных вил.

Но времени обдумывать происходящее не было.

Я сорвал со стены вторую саблю, и держа в каждой руке по клинку, шагнул в сторону двух революционеров. Крестьяне бросились в разные стороны, давая мне дорогу, и я подошел к столу — теперь только он отделял меня от оборотней. На мгновение в голову закралась странная мысль: а что, если и остальные «убитые» мною — не люди? Но тут же отогнал все эти страхи. Как говорится, станем решать проблемы, по мере их поступления.

Какое-то время мы — я с крестьянами — и оборотни смотрели друг на друга не двигаясь. Матрос и рабочий. Один в бушлате, выбритый, с большой головой и массивными чертами лица, второй — маленький, с длинной шеей и почти лишенный подбородка, очень походил на любопытного цыпленка.

Они не стреляли, понимая, что люди доберутся до них в любом случае, а крестьяне понимали, что если они нападут, то победят, однако большинство из них погибнет.

Первым молчание нарушил я.

— Что все это значит? — спросил я, указав одним из клинков на полуобглоданный труп на столе.

Один из красногвардейцев скривился.

— Ты кто?

— Какая разница. Что здесь происходит? — гневным голосом поинтересовался я, ткнул одной из сабель в труп на блюде.

— Мы обедали. А что непонятного! — фыркнул второй.

— Человечиной?

— Предположим. И вы должны объяснить этим людям, что их истинное предназначение…

— Я ничего никому не должен, кроме как батюшке Императору. Кто это это? — я ткнул саблей в сторону полуобглоданного трупа.

— Поп. И это всего лишь дань…

В толпе за моей спиной послышались вздохи. Несколько крестьян быстро перекрестились.

— Не несите чепухи. Вы — демоны — чума России.

— Мы — вестники новой эры.

— Потусторонние твари!

— Как я понимаю, вы предводитель этих крестьян?

Я кивнул, хотя если честно, большинство собравшихся я видел впервые, а некоторые казались мне смутно знакомыми, хотя спроси меня я ни за что ни вспомнил бы, как из зовут. Тем не менее это были мои люди, они пришли сюда с оружием, повинуясь моему зову, и я не мог предать их, не оправдать их ожиданий.

— Да, — объявил я, и неожиданно понял, что ни к чему хорошему разговоры не приведут. Оборотни почему-то тянули время, а раз так, то мне нужно было сделать все до наоборот. Решив, что пора действовать, я бросился вперед, метнув клинок в одного, и в глубоком выпаде попытался достать другого.

Бросок оказался удачен, клинок по самую рукоять вошел в горло одного из людоедов, что же до моего выпада, клинок оказался слишком тупым, и несмотря на то, что я бил со всей силы, он лишь скользнул по бушлату.

Матрос-оборотень попытался выстрелить в меня, но пули ушли в потолок, так никого и не задев, а оборотню скрутили руки за спиной, связав их кожаными ремнями.