Лукоеды - Страница 59

Клементин стоит со спущенными до щиколоток штанами. В трусах месячной свежести. Никогда не знал, что у меня был галантерейщик. Прямо на той же улице, недалеко от тетушкиной корпорации. Все трусы, рубашки и носки разложены, перевязаны ленточками за двумя сверкающими витринами. Всегда встречал меня с обезоруживающей очаровательной улыбкой. Когда после ланча, поглазев вместе с другими на витрину, я заходил в магазин. А, г-н Клементин, вы насчет носок? Прекрасно. Но у меня сейчас с ладьями туго. Мне нравился этот человек. С таким воодушевлением продавал рубашки. Тогда, когда нужно было. Чтобы успокоить меня. Доверительно шептал мне, это то, что сейчас носят. Я старался быть спокойным. И не канючил, дай мне, ради бога, такое, чтобы удивить всех в офисе. Где тебя не пожалеют, если хоть чуть отклонишься от моды. Бросали на меня косые взгляды у автомата с прохладительными напитками. Когда я думал над бумажным стаканчиком. И что же время так медленно тянется до конца рабочего дня. Чтобы вместе с остальными толпою тысячной вывалится к поезду. Который никогда не останавливался на перекрестке. Где только день и ночь. Ветра, туманы и дожди. Крик чайки. И Шарлен берет инициативу на себя. Тянет меня за одежду. Срывает с себя свою. Погружает руки в мои волосы. Впивается зубами в шею. Страстная тигрица, рычащая из кухни. Схвати за ягодицы ее покрепче. И на кровать вали. Взбирается по мне, лицо мне задевая грудью. Ну, что моряк, давай. В такую штормовую навигацию. Не допусти крушенья корабля в мечтаньях пьяных. Схвати ее за подмышки. Буйно заросшие волосами. Так пахнущие горячим потом. Жует мне уши. Впивается мне в глотку. Такое чувство, что меня как будто из листьев прошлогодних выкопали. Сверкает спелый белый корень. Вставь ей. Сосуды кровеносные и все такое. Меж плавных звуков набухают. А из нее слова торопливо выбегают. Ваше высочество, я отрекусь от Бога ради вас. И не за то, что от него тычки я только получала. Но куда б вы ни взглянули, везде беда. И только удивляешься, откуда же берется материнская любовь, которую ребенок забирает. Моя была лишь маленьким узелком, свернувшимся во мне, готовая взорваться. Как сегодня. Когда я не могу ни контролировать и ни помочь себе. И не поможет даже то, что знаешь, у всех так. Он отнял у мне прекрасные ногти. Сгрызла все как есть от безысходности. А эта ваша штука, что сейчас во мне, блаженство ниспосланное свыше. Луч свечи священной, поверьте мне. Уходят прочь все мои накопленные страхи. Вас очаровала эта леди Макфаггер. При мысли об этом у меня сердце болит. Может с социальной точки зрения я и не подхожу вам. Но я ей больше не позволю пользоваться ваши инструментом. Теперь меня никто не заставит выйти замуж за грязного старика, который будет лапать меня всю своими руками. Беззубо шамкая ртом с нижней губой, наползающей на нос. Именно так с нами и поступают в этой стране. Тебя опоросячивают как свинью каждый год. Пока ты не погрязнешь вся в тоске. С визжащими детьми вокруг твоих ног. О, в ваших глазах я вижу сентиментальность. Голубки и все такое летающее вокруг. Я — женщина, но при мысли о детях в моем животе меня тошнит. Если у них не будет такого отца как вы. Я была самой смышленой девчонкой в своей округе. С большим количество мозолей на руках и уменьем уходить. Так что если вам со мной не интересно. Ну, что же. Я уйду довольная и тем, что у меня внутри ваш сок. Но вам нужна жена. Вас это потрясло? Ладно, я этого не говорила. Тема довольно щекотливая. Однажды, в пабе дама, приехавшая в город, высказалась по поводу погоды, полагая, что это довольно безопасная тема среди обидчивых посетителей. Сказала, что сегодня дождливый день и ей за это сломали нос. Вот и вся сварливость.

Шарлен мотает головой, разбрасывая волосы. По своим плечам. Красивая, игривая девчонка. Вся грудь ее покраснела. Слизываю с нее соленый пот. Шепчу ей, что трахается она великолепно. Она в ответ, попридержи язык, или я тебя отшлепаю за твою дерзость, если ты, конечно, на мне еще погалопируешь. В наше удовольствие. Всю эту великолепную ночь. Слышала, что ты можешь делать это, сидя на стуле. А я усядусь на него как на седло. Давай попробуем. Если на момент призадуматься, то жизнь — это нечто больше, чем просто фуксии, трава и гранит. Я также слышала, что его целуют. И это я попробую.

Затхлый запах плесени на моих руках. От влажной обивки. Сижу оперевшись руками, а она сидит на нем, обхватив меня ногами. В этой жизни столько моментов, когда можно напрасно расточать накопившееся раздражение. Или трахаться. Или позволить дьявольскому упрямству так разрастись, что начинаешь слепнуть и делаешься его пленником. Настолько, что не можешь ни ходить, ни говорить. Шарлен рассказала, как она смеялась в тот момент, когда теряла девственность. От того, что ей доверительно рассказал мужчина, владелец магазинов. Что его жена, когда он был на ней, читала некрологи в вечерней газете, которую открыла и держала за его спиной. Он так привык к этому, что стал спрашивать, кто на этот раз поздоровался с Богом. Но мне сейчас позади Шарлен ничего не видно, мы просто смотрим за спины друг друга. И я не верю глазам своим, стена начинает двигаться. И точно. Потрескивая, медленно открывается. Прямо на том месте, где когда-то была панель. А теперь вдруг дверь. И в ней появляется. Как раз в тот момент, когда Шарлен и я, обнаженные, сжимаем друг друга в объятиях. Кто б вы думали, Бладмон. Весь в паутине и пыли. В фуражке яхтсмена, брюках и со значком Самсона. Держит, высоко подняв, фонарь. Отворачивается при виде нашей благопристойности. И одна лишь фраза.

— Прошу меня простить.

Также внезапно, как он появился, также внезапно Бладмон той ночью исчез. Упав с лестницы спиной вниз, когда взбирался наверх. Сказал, что он обнаружил проход, когда исследовал стену в своей спальни и услышал здесь какие-то звуки. Я лежу, наслаждаясь, в моей переносной медной ванне, парясь. Пока Оскар таскает ведрами горячую воду. Бладмон входит с пудреницей Глории. На этот раз через поднятую железную дверь. Принимаю ванну вечером перед балом. Слышно, как в часовне исповедаются. Бладмон сидит на стуле в парадной одеянии, которую достал ему Персиваль. Поддернув манжеты, отделанные горностаем, рассматривает ногти. Руки дрожат.

— Клементин, вы должны жениться на этой девушке.

— Простите?

— Я настаиваю на этом. Помолвка должна быть объявлена незамедлительно. Вы должны торжественно обещать, что вы это сделаете. И сразу покончите с вашей безрассудной распутной холостяцкой жизнью. Я конечно буду шафером.

Бладмон улыбается. Говорит, что обожает свою жену и детей. Каждый год договаривается с фотографом, чтобы он их заснял всех вместе, показать, они маленькая, но единая семья. Когда уходит, открывает губы в белоснежной улыбке. Считает, что ему нужно исповедаться. Под большим стрессом все эти дни шахматных сражений с Бароном, который выиграл в последней кампании со счетом четырнадцать семь. И на ходы Бладмона отвечает. Если это так, то пусть есть так.

Из старой оружейной комнаты в подвале под аркадами. Выкатили шесть маленьких пушек и затащили вверх по лестнице, чтобы придать боевой вид бальному залу. Стены и пилястры украсили листьями падуба с ягодами. В отделанных мрамором каминах разожгли огонь. Поджигал собственноручно Клементин. В хрустальных канделябрах горят, сверкая, свечи. Ина и Имельда разносят на тарелках сладости. А Тим и Оскар таскают из подвалов вино, Персиваль тем временем отмечает мелом на полу опасные участки.

Повернув в сторону часовни, я увидел Мини Монка с группой помощников, который тащил по коридору колесо рулетки. Сказал, что отстегнет приличные комиссионные. Если двери будут открыты для всех желающих. Посмотреть шоу Падрика, выделывающего фокусы своим инструментом. В это время Роза возьмет верхнее «си» в октаве по ее выбору. А Путлог наиграет на органе юбилейный вальс. Который станцуют супруги Ута.