Луки и арбалеты в бою - Страница 11

Но как бы там ни обстояло дело с колдовством или тем, что викинги принимали за него, гораздо интереснее упоминание о «стрельбе на скаку». Ведь скандинавы эпохи викингов, даже конца ее, вообще-то считаются «ездящей пехотой», для боя они обычно сходят с коней, да и для Западной Европы в целом это умение не слишком характерно. Однако, как видим, были и исключения.

Немногим позже европейский хронист, участник Первого крестового похода, описывал сельджукских конных лучников как род войска, «не известный никому из нас». Ну, может, вокруг него действительно собрались крестоносцы с достаточно узким кругозором, в жизни не видавшие хотя бы современных им венгров или византийцев; а возможно, просто ему самому, человеку смиренному и книжному, в военном деле много чего не было известно. В том числе – информация о «старых» воинских традициях европейского северо-запада, предрыцарских и раннерыцарских, но еще не совсем ушедших в прошлое…

Раз уж мы заговорили о византийцах… Многие из византийских авторов уделяют немалое внимание лучной стрельбе, преимущественно конной, иногда и с рассмотрением тактико-стратегических особенностей (потому что среди этих византийских авторов есть крупные военные чиновники и даже императоры). Порой среди этих разработок встречаются и специализированные трактаты по военному искусству.

В хронике Иоанна Скилицы (пожалуй, самая насыщенная иллюстрациями из византийских рукописей!) лук изображается главным образом как оружие осадных боев: в полевых сражениях мы его фактически не видим.

Прокопий Кесарийский, не с чужих слов описывая результаты победоносного для Византии похода против готов 536–540 гг., делает вывод, что основным успехом византийцы обязаны умелому использованию конных лучников. У готов «стреляющей» была только пехота, на тот момент почти презираемая часть войска, о грамотном взаимодействии с которой готская конница толком не заботилась; в результате византийские лучники, поддерживаемые действиями «ударных» сил, могли буквально расстреливать разные части готского войска попеременно.

Не менее успешно применялся византийский лук и против вандалов, и даже против персов (хотя по своему происхождению он, пожалуй, близок к персидскому: один из восточных вариантов, византийцами перенятый у врагов и союзников). Одержимый большим воодушевлением по поводу современности, Прокопий даже готов отказаться от традиционного для греческой культуры восхищения античностью:

«Тому, кто желает судить по справедливости, покажется совершенно очевидным, что нет ничего более мощного и грандиозного, чем те события, которые произошли в этих войнах. В ходе их были совершены дела, более достойные удивления, нежели все те, о которых нам известно по преданию, разве только кто-нибудь, читая наш рассказ, не отдаст предпочтения старым временам и не посчитает события своего времени не заслуживающими внимания. В самом деле, некоторые, например, называют нынешних воинов стрелками, в то время как самых древних величают ратоборцами, щитоносцами и другими возвышенными именами, полагая, что такая доблесть не дожила до нашего времени. Поспешно и без всякого опыта составляют они свое суждение. Им не приходит в голову мысль, что у гомеровских лучников, которым самое название их ремесла служило поруганием, не было ни коня, ни копья; щит не защищал их, и ничто другое не оберегало их тело. Они шли в бой пешими и для защиты были вынуждены либо брать щит товарища, либо укрываться за какой-нибудь надгробной стелой. В таком положении они не могли ни спастись, когда приходилось обращаться в бегство, ни преследовать убегающих врагов. Тем более они не могли открыто участвовать в битве, но, в то время как другие сражались, они, казалось, что-то творили украдкой. Кроме того, они нерадиво владели своим искусством: притянув тетиву к груди, они пускали стрелу слабую и совершенно безопасную для того, в кого она попадала. Таким было в прежние времена искусство стрельбы из лука. Нынешние же лучники идут в сражение, одетые в панцирь, с поножами до колен. С правой стороны у них свешиваются стрелы, с левой – меч. Есть среди них и такие, у которых имеется копье, а на ремне за плечами– короткий без рукояти щит, которым они могут закрывать лицо (видимо, скорее голову в целом. Этот „навесной“ щит, не предусматривавший перемещения в левую руку, находит соответствия у совершенно неожиданных народов: пеших лучников крайнего северо-востока Евразии! – Авт.) и шею. Они прекрасные наездники и могут без труда на полном скаку натягивать лук и пускать стрелы в обе стороны, как в бегущего от них, так и в преследующего их неприятеля. Лук они поднимают до лба, а тетиву натягивают до правого уха, отчего стрела пускается с такой мощью, что всегда поражает того, в кого попадает, и ни щит, ни панцирь не может отвратить ее стремительного удара. И все же есть люди, которые, пренебрегая всем этим, благоговеют перед древностью и дивятся ей, не отдавая дани новым изобретениям. Однако вопреки этому мнению в ходе этих войн произошли дела величайшие и достопамятные»

Эта фреска на стене Афонского монастыря выполнена уже в поздневизантийской традиции – но канон изображения «святого воина» восходит еще к тем временам, когда сложный лук был одним из главных предметов вооружения панцирного всадника.

Прокопий по «основной профессии» все-таки историк. Однако и в чисто военных трактатах эпохи ранневизантийского военного могущества звучат аналогичные ноты. В «Стратегиконе» Маврикия основное внимание уделяется действиям стреляющей конницы, причем в самых различных условиях: «…Плащи-накидки, сделанные из тряпок, должны быть просторны и с широкими рукавами, чтобы воины могли в случае дождя или сырой погоды накинуть их на себя, прикрыть панцирь с луком и сберегать таким образом свое вооружение, не будучи при этом стеснены действовать стрелами или копьем. Это необходимо при разведках, так как прикрытые ими панцири не видны неприятелю, а ударам стрел, конечно, будут сопротивляться». Но и другие категории лучников удостоены внимания, с первых же строк трактата:

Надо, чтобы пехотинец умел быстро пускать стрелы из лука по римскому или по персидскому способу; это достигается быстрым выниманием стрелы (из колчана) и сильным натягиванием тетивы; все это нужно и полезно также и для всадников. Когда дело будет так поставлено, потому что тихо пускать стрелу бесполезно, надо перейти к стрельбе в какую-либо цель: пехотинцы чтобы стреляли с определенного расстояния или в копье (воткнутое в землю), или в другие какие-либо цели, всадники чтобы стреляли на скаку: вперед, назад, вправо и влево. Кроме того, им надо уметь вскакивать на лошадь, на скаку быстро выпускать одну стрелу за другой, вкладывать лук в колчан, если он достаточно обширен, или в другой футляр, разделенный для удобства на два отделения (то есть для стрел и для лука), и браться за копье, носимое за спиной, чтобы таким образом могли действовать им, имея лук в колчане. Затем, быстро закинув копье за спину, выхватывать лук. Очень полезно было бы, если всадники станут упражняться в этом даже на походах в мирное время, потому что и переходы будут делаться скорее, да и лошади меньше устанут».

Кажется, перед нами – идеал «стрелковой культуры». Но присмотревшись, замечаем, что лучники здесь не «природные», а «выученные»:

«Изо всей же прочей ромейской молодежи нужно отобрать самых воинственных и начиная с четырнадцатилетнего возраста обучать стрельбе из луков, приучать носить лук и колчан и два копья, чтобы, лишившись одного, могли действовать другим. Неумеющим стрелять давать слабые луки. Потому что если и не умеют, то со временем научатся, как это делать».Ранневизантийский рельеф, еще «с оглядкой» на древнеримскую систему верховой езды (стремена действительно покамест не вошли в обиход) и римский художественный канон (штаны в обиход уже вошли, но для художников оставались «неприличной», «варварской» одеждой). Но вот варварские же сложные луки как оружие всадников изображены уверенно!