Лука + Айвии четыре певчие птички (ЛП) - Страница 9
— Стащила из ресторана? У тебя их там много.
— Они были бесплатными. Я работаю с людьми весь день и не могу душить их кофейным дыханием.
Я ворчу. Вполне правдоподобная история. Хотя ее комментарий о дыхании привлекает мое внимание к ее рту. К ее губам. Как они могут вызывать мой интерес и заставлять думать о невозможном, когда, скорее всего, она использует их, чтобы лгать? Ее губы могут быть оружием. Пара красивых, пухлых орудий. Я напоминаю себе, что нужно быть осторожным.
— У меня также есть квитанция, несколько резинок для волос и женские средства. — Последнюю часть она пробормотала.
— Что это? — Я жестом указываю на две серебряные ручки, торчащие из черного мешочка.
— Ножницы, э-эм, ножницы для стрижки волос.
Прищуриваюсь.
— Можно использовать как оружие.
— Или для стрижки волос, — говорит она более твердо.
У меня пересыхает во рту. Несмотря на столь необычные обстоятельства, эта женщина с ее манящими глазами и полными губами вызывает жажду. Я делаю глоток воды, а затем насвистываю, чтобы занять себя и не сказать какую-нибудь глупость или не прижаться к ее губам.
— Я не знаю, как еще доказать тебе, что не желаю зла.
Сливаю воду с картофеля, когда волосы на руках встают дыбом при мысли о том, что с ней могло что-то случиться на моей земле. Я не могу допустить еще одну потерю на моих глазах.
— Подумай о том, какой вред может принести пребывание здесь без надлежащих припасов. Следует постоянно иметь при себе термоодеяло, протеиновые батончики, вода, аптечка первой помощи, включая жгут, сигнальные ракеты и мультитул.
— Разве он не может быть использован как оружие? — спрашивает она.
Туше, она меня раскусила.
— В таких условиях никогда нельзя быть слишком осторожным, — говорю я резко, как для нее, так и для себя: условия представляют собой снежный шквал путаницы между моей головой и внутренностями. Как будто я проглотил жужжащий будильник.
— Похоже, ты прав, но я не планировала приходить сюда и... — Она гладит Птичку. — Почему ты назвал свою собаку Птичкой? Она больше похожа на медведя. Разве тебя это не смущает?
Нет, то, что Айви здесь — вот что меня смущает. Читай: внутренний снежный шквал. Высылайте снегоуборщиков. Я сделаю все возможное: выброшу эти мысли и расчищу лопатой путь.
— Она охотится на птиц, так что не совсем. Иди сюда, Птичка, — говорю я.
Собака не отходит от Айви.
Женщина наклоняет голову слева направо, гладя шерсть животного.
— Как птичка Твити8? Она вроде желтая.
— Помесь сеттера и бернской горной собаки.
— Может, и лабрадора тоже?
— Может быть. Я нашел её. — Глажу ее мягкую шерсть.
— Это неправильно. У нее должно быть другое имя. Хм. Например, Красотка или Милашка.
— Она Птичка.
— Почему? — спрашивает Айви.
У меня такое чувство, что она не отстанет, пока я не объясню, поэтому прекращаю разминать картофель и приседаю перед животным. Все внимание обычно приковано к голове собаки, но я поглаживаю бока ее шеи — ее любимое место. Ее веки становятся тяжелыми, она опускается, а затем переворачивается. Когда продолжаю чесать Птичку, ее уши поднимаются и застывают, напоминая два крыла.
— Когда я нашел ее, у нее была редкая шерсть. Клочья вокруг ушей были спутанными и грязными. Вскоре я обнаружил ее сладкое местечко вот здесь. — Я все еще почесываю, демонстрируя. — После того, как привел ее в порядок, и она снова стала здоровой, шерсть наполнилась, а ее уши стали такими забавными... — Я подавляю улыбку, не желая впускать эту незнакомку в нашу жизнь. Ту, которую я построил у этой горы. Которую разделяю с лучшим другом человека, потому что именно так я хочу, чтобы все оставалось. Достаточно того, что весь клан Коста вторгся в мою отшельническую жизнь волка-одиночки.
Айви, должно быть, заметила мою мимолетную улыбку, потому что она говорит:
— У тебя к ней нежные чувства. А я уже начала думать, что ты Снеговик Фрости9.
Хрюкаю в ответ. Вернувшись в кухню, я заканчиваю готовить ужин — картофельное пюре, салат и оленину.
Айви возвращается к камину и смотрит на пламя. Она молчит, и я предполагаю, что женщина снова заснула.
Наконец, я могу сделать глубокий вдох.
Когда мясо готово, я ставлю тарелку для нее на дальнем конце стола и тихонько зову:
— Ужин готов.
С удивительной быстротой Айви вскакивает на ноги и садится за стол.
Я усаживаюсь на другом конце, давая понять, что хочу сохранить дистанцию. Она произносит тихую молитву, а затем приступает к еде. Я успеваю откусить всего несколько кусочков, когда ее тарелка пустеет.
— Что это было? Было очень вкусно, — говорит она, вытирая рот салфеткой.
— Дичь.
— Э-эм, а что это?
— Олень.
Она задыхается.
— Как северный олень?
— Нет, как обычный олень. Я убил его на охоте и разделал его. Мне хватит до следующего сезона.
Айви отодвигает свою тарелку.
— Картофель и зелень тоже сам вырастил, если тебе интересно.
— Спасибо. Я была голодна.
— Скорее оголодала.
— Да. Длинный день. Чуть не умерла. — Она откидывается в кресле.
Даже отсюда я вижу, как дрожит ее челюсть, словно события этого вечера настигли ее.
Я не могу позволить этой женщине плакать в моем доме, но и не могу выгнать ее. Вздыхаю, когда реальность вступает в свои права, и принимаю тот факт, что Айви придется остаться на ночь.
— Ты можешь принять душ, — говорю я после некоторой паузы, в течение которой смиряюсь с тем, что она останется здесь.
На ее полных губах появляется медленная улыбка, словно ей требуется много усилий, чтобы отогнать потрясения за день и, возможно, печаль.
— Это было бы здорово. Вау. Спасибо. Правда.
Я кладу салфетку рядом с тарелкой и поднимаюсь.
— Пойдем. Я покажу тебе, где ты можешь остановиться.
— Позволь мне сначала помочь прибраться. Это меньшее, что я могу сделать, раз уж ты приготовил ужин.
— Это необязательно.
— Даже если это на одну вынужденную ночь, я намерена выразить свою благодарность за твою помощь, — говорит Айви.
Ничего не ответив, потому что не хочу, чтобы мы проводили вместе больше времени, чем нужно, я иду по коридору в одну из гостевых спален.
Я не могу не чувствовать близость Айви, когда она следует за мной. Как будто она боится снова заблудиться или все еще замерзла после пребывания на улице и надеется впитать немного моего тепла. Это заставляет мой пульс учащаться, как будто я пытаюсь убежать от нее... от желания, которое, как я думал, давным-давно оставил позади в городе.
— Можешь остаться здесь. Ванная там. — Я указываю на раздвижную дверь с кованой фурнитурой справа.
— Здесь прекрасно. У тебя очень красивый дом.
Я бросаю на нее многозначительный взгляд, вспоминая, что она потенциально может осматривать это место, чтобы ограбить.
Айви почти, но не совсем, закатывает глаза, как будто чувствует, куда ушли мои мысли.
— И здесь так тихо. Я к такому не привыкла.
— Так тихо, что я все услышу, — бормочу я, чтобы было вдвойне ясно, что никто не ограбит мой дом. Мое убежище.
— Если только мы с Птичкой не пара домушников10, тебе не о чем беспокоиться. И, честно говоря, думаю, она была бы оскорблена, если бы узнала, что ты думаешь так о такой прекрасной собаке.
Я почти улыбаюсь ее шутке — она могла бы вызвать смех. Но вместо этого контролирую выражение своего лица и сдерживаюсь.
Шагнув в комнату, я жестом указал на шкаф в ванной комнате.
— Здесь найдешь все, что тебе нужно. Мой брат Джованни недавно останавливался у меня. Как самопровозглашенный король гостеприимства, он оборудовал все свободные спальни и ванные комнаты предметами, которые, по его словам, понравятся гостям. Хотя я сказал ему, что гости меня не интересуют, — говорю я с укором.
— Понятно. Мне не рады. Тем не менее, я ценю это. — Её голос тихий, граничащий с оборонительным, как будто ее уже отвергали, выставляли из дома.