Лука + Айвии четыре певчие птички (ЛП) - Страница 8

ГЛАВА 4

— Осторожно, — говорю я, потому что Айви стоит слишком близко к пламени, лижущему очаг.

Стуча зубами, она говорит:

— Холодно.

Я приношу ей плед с кресла.

— Все твои вещи, наверное, тоже были в машине, да?

— Нет. Я не взяла...

Быстро заметив несоответствие, я говорю:

— Ты сказала, что живешь в Вайоминге, значит, ты путешествовала. И все же у тебя ничего с собой не было?

— Нет.., — говорит она медленно, словно пытаясь придумать лучший, более правдоподобный ответ.

— Так ты действительно одна? Наверняка тебя кто-то ищет.

Я замечаю плавную линию ее шеи, когда она тяжело сглатывает.

— Нет.

Мне трудно в это поверить.

— Ты здесь один? — спрашивает она через некоторое время.

— Да. — И я хотел бы остаться один на Рождество. Таков был план. Я небольшой поклонник этого конкретного праздника. Мне больше нравится четвертое июля. Звезды, полосы и все такое. Но теперь моей семье пришлось переехать сюда, так что ожидаю, что они вторгнутся в мое личное пространство с вечнозелеными гирляндами и елочными украшениями.

Чей-то желудок громко урчит.

Зуд ползет у меня под кожей, и это не тот вид, который можно почесать. Я нужен этой женщине. Хоть и напоминаю себе, что она мне не нужна. Я иду на кухню и свистом подзываю Птичку, наполняя ее миску едой.

Благодаря открытой планировке я могу присматривать за Айви, пока нарезаю картофель.

— Могу я чем-нибудь помочь? — спрашивает она через несколько минут, уже не дрожа и, похоже, достаточно согревшись у огня.

Не обращая внимания на свою еду, Птичка держится рядом с Айви.

— Нет. Просто готовлю ужин.

Женщина прикусывает губу.

— У тебя очень красивый дом.

Я резко дергаю головой в ответ на ее комментарий, и картофелина скатывается со столешницы от моего резкого движения.

Девушка наклоняется и поднимает ее.

Наши руки соприкасаются, когда Айви передает ее мне. Ее прикосновение электризует.

Она поднимает ладони.

— Обещаю, я здесь не для того, чтобы что-то украсть, если ты об этом подумал. Я заблудилась. Сбилась с дороги. Поверь, я бы хотела сказать обратное.

Птичка подталкивает девушку мордочкой, прося, чтобы ее погладили.

Айви гладит шерсть собаки, как будто это приносит ей столько же утешения, сколько Птичке радости.

— Поверь мне, когда я говорю, что быть одной в лесу с человеком, который вполне может оказаться убийцей с топором, это не то, что я называю идеальной ситуацией.

Указывая ножом в руке на ящик для хвороста, я говорю:

— Как я уже сказал, это был колун. Но у меня есть топор, молот и куча пил.

Она натянуто улыбается и делает неопределенный жест в мою сторону.

— Это не помогает.

— Я — фермер, выращивающий рождественские елки, а не убийца с топором. Но, конечно, у меня есть острые инструменты.

— Если кто и подвергается риску, так это я. У меня даже телефона нет. — Она морщится, как будто сожалеет, что рассказала об этом.

— И я должен тебе поверить?

Поворачиваясь по кругу, она снова поднимает руки вверх, как будто ее обыскивает полиция.

— Я докажу. — Затем она бросает свою сумочку на столешницу. — Мой бумажник. — Она достает водительские права.

— Айви Херли, — говорю я, читая ее имя.

Голубые глаза. Каштановые волосы. Пять футов пять дюймов. Сто тридцать фунтов. Я сканирую ее взглядом. Мой пульс учащается. Да, она подходит, если только удостоверение личности не поддельное. Хотя оно довольно убедительно с металлической полосой и голографическим изображением в углу.

— Мне казалось, ты говорила, что ты из Вайоминга. Это удостоверение штата Теннесси.

— Я его еще не обновила. — Она убирает удостоверение обратно в бумажник.

— Ты из Техаса, жила в Теннесси, потом в Вайоминге?

— Да, и в Оклахоме тоже. Я много переезжала, когда была ребенком.

— Как ты сюда попала? — повторяю я, используя тактику допроса, чтобы увидеть, правдива ли она в своей истории или добавляет и путает детали с каждым вопросом, зарывая себя в яму лжи.

— Насколько я понимаю, в двигателе внутреннего сгорания искра запускает серию событий, которые...

Я наклоняю голову.

— Я знаю, как работает автомобиль. Ты уклоняешься от моего вопроса. Почему ты здесь, в Хоук-Ридж-Холлоу?

Девушка улыбается, но могу сказать, что улыбка фальшивая. Та, которую она продемонстрировала в закусочной, заставила меня забыть, почему мне лучше быть одному.

— Я искала необычный городок, чтобы отпраздновать Рождество. Свернула не туда. Очевидно.

Мельком замечаю фотографию в ее бумажнике: ее и другой женщины. Я вижу только половину лица, но они похожи. Может быть, сестра или кузина?

— У тебя там волосы. — Кончиком ножа я указываю на то, что выглядит как оторванный конский хвост, который вывалился из ее сумочки.

Она быстро убирает их, и ее рука подсознательно тянется к тому, что, как я предполагаю, были ее длинными локонами. Кончиками пальцев едва касается зазубренных концов, подтверждая, что она, должно быть, подстригла их недавно.

— Да. Нужны были перемены. Я парикмахер и почувствовала вдохновение постричься самой. Воспользовалась моментом. Я собираюсь пожертвовать волосы на благотворительность. Сейчас как раз сезон. — Она издает игривый смешок.

— Выпила слишком много шоколада? — спрашиваю я.

— Нет. Не могу винить в чем-то шоколад, но могу подстричь тебе бороду.

— Учитывая, что ты все еще слегка дрожишь, не думаю, что доверю тебе острые предметы.

— Это говорит парень, который набросился на меня с колотушкой или как ты там сказал, это называется.

— Это был колун, и я на тебя не нападал. — Кладу нож, которым резал картошку, на столешницу, чтобы успокоить ее.

— Только не раскалывай меня, — говорит Айви.

— Не буду. Обещаю. — И я знаю, что лучше не нарушать это обещание.

Она вздрагивает, а затем, кажется, замыкается в себе, как будто думает о чем-то, что предпочла бы оставить на дне озера.

— Хочешь сыграем в «Правда или ложь»? Мы можем превратить это в игру. — Мой голос звучит ровно, потому что у меня такое чувство, что она опускает важные части своей истории.

Проверяю, закипела ли вода для картофеля, давая ей время решить, стоит ли признаваться.

Она отвечает:

— Не особенно. Но если хочешь услышать что-то правдивое, то вот. Ты, как если бы у Чудовища и Охотника родился ребенок.

— Как это может получиться?

— Ты грубый, как Чудовище, и прекра… грубый, как Охотник.

Что она чуть не сказала? Прекра... что?

— Я грубый и грубый? — Я почти хихикаю.

Розовый цвет ее щек от холода становится еще гуще.

— Я не уделяю особого внимания сказкам, но у меня есть младшая сестра, которая заставила меня посмотреть ту, в которой девочка любила книги.

— Это была «Красавица и чудовище».

— И он оказался прекрасным принцем, — добавляю я.

— Хочешь сказать, что под твоей суровой бородой на самом деле скрывается прекрасный Охотник? Пфф. Сомневаюсь. — Ее голос повышается на пару децибел, как будто она в этом не сомневается.

— Это ты сказала, а не я. — Пряча ухмылку, я поворачиваюсь к плите и добавляю картофель в кипящую воду.

— Я почти сказала это.

Убирая за собой беспорядок, я направляю на нее нож в руке, как бы говоря: «Ага, попалась!», но понимаю свою ошибку, когда ее глаза расширяются от ужаса.

— Извини, — бормочу я.

Наступает густая тишина.

Наконец, я нарушаю её словами:

— Ты как Белоснежка и девочка из «Трех медведей».

— Ты имеешь в виду Златовласку? Как это?

— Ты забрела в мой дом и сидела в моем кресле.

— У меня темные волосы, а не золотые локоны, и я не сломала кресло.

— Достаточно справедливо.

Она возвращается к своей сумочке.

— Просто чтобы прояснить, что я не хочу ничего плохого и мне просто нужно место, чтобы переждать эту бурю... — Она достает из сумочки другие предметы и называет их. — Бальзам для губ, упаковка салфеток, ручка и мятные конфеты...