Лучший полицейский детектив – 2 (СИ) - Страница 18

— Догадалась. В тебя есть знакомые в Тулузе?

— У меня там отделение моего оздоровительного центра. И три человека персонала. А для выполнения задания лучше подчиненные, чем знакомые. Что тебе нужно?

— Около Тулузы есть местечко под названием Plaisance-du-Touch. Запишешь?

— Я записываю разговор.

— Там есть африканское сафари.

— Так все-таки интересуешься хищниками.

— Не совсем. Мне нужно узнать, работает ли там один человек. Рост выше среднего. Блондин. Лет тридцать. Русский. Зовут Вадим. Фамилия может быть Ферапонтов. Но необязательно.

— Задачу поняла. Все сделаю. Я патриотка. Помнишь такой фильм «Девчата»?

— Помню.

— Так я его смотрю два раза в месяц. Когда смотрела раньше, смеялась, а теперь плачу. Ты понимаешь, Евгений.

Отец серьезно посмотрел на меня. Я поняла:

— Я пойду приготовлю кофе.

— Что это за женский голос? — строго спросила парижская знакомая.

— Это моя дочь, — ответил отец.

Дальше я не слушала. Пошла в соседнюю комнату, приготовила кофе. Когда вернулась, отец уже отключил скайп. Кофе пил молча, задумавшись.

Отец позвонил через неделю:

— Моя знакомая узнала, что Вадим Ферапонтов работает в сафари под Тулузой научным сотрудником по тропическим птицам.

— Она что-нибудь сказала еще?

— Нет. Позвони Валико. Ты обещала ему позвонить, когда узнаешь, где находится Вадим.

Я набрала номер Валико:

— Мне удалось узнать, где работает Вадим. Мы начнем процедуру запроса о выдаче.

Он попросил адрес сафари и пожелал успешного хода запроса.

Запрос мы оформляли две недели. А потом мне в бюро позвонил отец:

— Я только что беседовал со знакомой из Парижа. Я тебе дам послушать разговор. Он по-русски.

— Евгений, я должна тебя огорчить, а, может быть, обрадовать. Это про Вадима, о котором ты просил меня узнать. Помнишь?

— Помню.

— Так вот его съели.

— Как съели?

— Ты понимаешь, Евгений, для животных мы пища. И их нельзя в этом упрекать. Мы же их едим.

— Кто его съел?

— Крокодилы. Вадим вечером гулял по этому зоопарку.

— По сафари.

— Да все равно это зоопарк. Ну и споткнулся и упал в болото. А там крокодилы. Ну они его и…

— Это точно?

— Как нельзя более. Крокодил схватил его за ногу. Тот начал вопить. Его можно понять. Пока подбежали сотрудники этого, как ты говоришь, сафари, крокодил откусил ему полноги. Вадим выбрался на берег, а тут подоспел другой крокодил и откусил половину другой ноги. Я думаю, в этом зоопарке зверей не кормят, и они едят, что подвернется. Вадим вопил. Подбежали служащие, охрана. Но куда там! Поздно. Орал, орал и помер. С другой стороны, даже лучше. Куда он без двух ног! И позор, ноги съели крокодилы. Отчего помер? Да какая разница! От потери крови или от страха. Я бы точно померла от страха. А ты?

— Я бы не подходил близко к болоту с крокодилами.

— И я тоже. Мы с тобой умные. Мы с тобой всегда были умные. Ты знаешь, я хорошо выгляжу.

— Включи камеру.

— В следующий раз. Ты не расстроился, что этого Вадима съели?

— Нет.

— Ты знаешь, иногда говорят: начальник его съел. Но я думаю, что когда ест начальник, это не так страшно, чем когда ест крокодил.

Запись закончилась.

— Там дальше ерунда, — сказал отец.

— Как ты думаешь, он упал сам или ему кто-то помог? — спросила я, хотя ответ знала.

Отец промолчал.

Когда я приехала домой, меня ждала записка на двери: «На ваш адрес пришло ценное письмо. Позвоните по телефону и скажите, когда вам будет удобно, чтобы мы вам его принесли». Я позвонила, и через два часа посыльный принес письмо. Я его открыла. Там был чек на сорок тысяч долларов и больше ничего. Сорок тысяч долларов! Я позвонила отцу:

— Я получила чек на сорок тысяч долларов.

— От кого?

— Там ничего не написано.

Отец долго не думал:

— Теперь ты можешь ответить на вопрос, упал Вадим сам или ему помогли.

— И что мне делать с чеком?

— Купить машину. Но не забудь сначала продать старую. Не бросайся деньгами.

— Но сорок тысяч! Он хочет купить мое молчание? Да я и не собиралась…

— Это не так, дитя мое. Ты не знаешь этих людей. Он очень любил свою мать. И это похвально.

Через неделю позвонила мама:

— Твой отец сошел с ума.

Я поинтересовалась, в чем это выражается.

— Он хочет у дома рядом с магнолией посадить сосну. Во-первых, я не уверена, приживется ли сосна во Флориде. А во-вторых, как она будет выглядеть рядом с магнолией?

Я все поняла:

— Это смотря какая сосна!

— Что значит какая?

— Я думаю, что около дома хорошо бы смотрелась европейская кедровая сосна.

Мама молчала с минуту. Потом:

— Именно такую сосну он и хочет посадить.

— Это прекрасная сосна, — сказала я.

— Как ты думаешь она приживется? — спросила она.

— Если папа сказал, что приживется, значит, приживется, — ответила я.

— Это верно, — согласилась мама. — Если папа сказал, что приживется, значит, приживется.

Через неделю в магазине Whole Food я встретила профессора Мешкова. Он сделал вид, что меня не заметил, но потом мы столкнулись лицом к лицу. Пока я думала, с чего начать разговор, он меня опередил:

— Я на днях звонил в Москву. Вере Большаковой. Помните такую?

— Помню.

— Там была еще одна подруга Любы Надя Крюкова. Они обе ничего не знают о Любе. Я им не стал рассказывать.

— Есть новости. Вадим умер.

И я рассказала про ужасную кончину Вадима.

На удивление профессор почти не среагировал и вернулся к телефонному звонку в Москву:

— Сейчас там очень тяжелая жизнь. Вера и Надя просто нищенствуют. Живут впроголодь. Я им перешлю сотню долларов. Для них это большие деньги.

И стал прощаться.

— Как Валерия Александровна? — спросила я.

— Она в госпитале.

— Что с ней?

— Так. Ничего особенного.

— Интоксикация?

— Да.

Дальше он говорил быстро и зло:

— Нет больше лекарства. Все. Я знал, что так кончится.

Я начала его успокаивать. Он почти стонал:

— Это все рок. Это все рок…

А дальше жизнь продолжалась. Я, когда получалось, отправлялась на выходные к родителям. Папа раз в месяц на три дня прилетал в Вашингтон, мама звонила мне и советовала хотя бы раз в неделю посещать тренировочный зал. В Вашингтон приезжал театр имени Моссовета и показывал «Дядю Ваню». Сослуживцы ходили и потом восхищались: «Ох, эти русские!». Я регулярно получала буклеты из George Mason University с программами симфонического оркестра. Как-то в Орландо мы снова ездили в итальянский ресторан, но тенора, певшего «nessun dorma», уже не было. Пели другие, и очень плохо.

Сэм передал дело об убийстве в Кокоа-Бич в архив. На папке было написано: «Закрыто в связи со смертью подозреваемого».

Вот уже три недели, как муж Эммы Холбрук пропал без вести. Женщина была изведена собственными нервами и фантазиями. День свадьбы был лучшим событием, которое надолго осталось в памяти Эммы — приятные гости, атмосфера и музыка. Они славно повеселились. Потом всю ночь провели у берега моря — мило болтали, пили дорогое вино, танцевали, жарили зефир на костре. Едва солнце показалось из-за горизонта, мужчина и женщина поехали домой. А когда утром Эмма проснулась и сладко потянулась в постели, то обнаружила — мужа нет дома. Телефон не отвечал, а записки с объяснением не оставлено. Тогда он пропал. И с тех пор прошло уже более трёх недель. Эмма не понимала, что происходит. У них всё было чудесно, они были счастливы вместе и никогда серьезно не ругались. Женщина пребывала в ужасном недоумении оттого, что он уехал просто так, не оставив никаких объяснений. И это наводило её на мысль, что здесь что-то не так. На душе у нее было дурное предчувствие. Она плакала. Потом у нее наступал период апатии. Потом она снова плакала. А за бесконечными истериками опять же следовало безразличие. На четвертый день после исчезновения мужа ей пришла записка с угрозой. Почерка, которым было написано письмо, она не знала. «Только ты можешь помочь своему мужу выжить. В полицию не суйся — будет хуже» — говорилось в записке. Красивые буквы были с ненавистью вдавлены в лист бумаги, — обидчик писал это в злом настрое.