Лучший исторический детектив (СИ) - Страница 118

Когда она вошла в маленькую комнатку для свиданий, то обомлела. Перед ней сидел Святослав. Ей хотелось накинуться на него и задушить за предательство. А ещё ей хотелось кинуться ему на шею и расспрашивать о ребёнке, а потом просить и даже умолять, чтоб он хорошо заботился о нём, не давал никому в обиду, побеспокоился о его будущем…

Вместо этого Лиля молча стояла у двери, не желая проходить внутрь комнаты для свиданий.

— Давай, давай, проходи, — подтолкнули её сзади в спину.

— Я не желаю говорить с этим господином, — бесцветным равнодушным голосом сказала она. — Отведите меня назад в камеру.

— Подожди, Лиля, — Святослав подскочил со своего места и приблизился к ней, но бдительные стражи оградили их от близкого контакта. — Пожалуйста, выслушай меня, не уходи. Если не хочешь меня видеть, я больше не приду, но сегодня послушай меня.

Лиля, демонстрируя явную неохоту и безразличие, заняла своё место. Всем своим видом она показывала, что не желает иметь ничего общего со своим гостем, но, что поделаешь, она в тюрьме, потому не может вольно распоряжаться своими действиями — делает то, чего от неё требуют, а не то, что сама хочет.

— Лиля, поверь, я очень сожалею, что всё так произошло, — с виноватым видом, оглядываясь на присутствующего здесь надсмотрщика, торопливо говорил Святослав, стараясь успеть всё сказать, пока она не покинула комнату для свиданий, — я очень любил тебя. И сейчас люблю. Но так получилось. Так вышло. Мы оказались по разную сторону баррикад. Но я дам показания такие, которые тебя могут оправдать. Ну то есть не оправдать, а… а показать тебя с другой стороны. Они же тебя не знают, говорят, что ты аферистка. А я знаю тебя другой…

— Это всё, что ты хотел мне сказать? — безразлично глядя в окно, спросила Лиля.

— Нет, не всё, послушай меня… Не думай, что я предал тебя… Да, меня подослали следить за тобой, но…

— Хватит блеять, — решительно отрезала Лиля и уже хотела уходить. Но вдруг неожиданно для себя самой спросила:

— Где Андрюша? — это она тоже спросила совершенно безучастно, и только она сама знала, как бешено заколотилось у неё сердце, когда она произнесла вслух имя своего сына.

— Андрюша… он у нас. С нами живёт. С ним всё в порядке. Его все обожают. За него не переживай.

Святослав не стал рассказывать, как было на самом деле. Он прибыл в родительский дом с младенцем на руках. Отец был первым, кого он встретил, едва переступив порог.

— Это что ты притащил в дом? — загремел голос адмирала Черкасова. — Неужели ты думаешь, что я позволю ЭТО держать в своём доме?

— Отец, не говори так, — увещевал его Святослав, — это твой внук. Не говори о нём, как о неодушевлённом предмете.

— Я не позволю, слышишь — не позволю! Никогда не позволю этому незаконнорожденному отродью находиться в моём доме!

— Папа, это твой внук!

— Нет, он не внук мне! Это выродок государственной преступницы! Он не может находиться в нашем доме! Это несмываемый позор для любого уважающего себя семейства! Это дурная кровь, которая рано или поздно в нём проявится! Что люди скажут, когда узнают, что у нас такое отродье в доме?

— Остановись, отец! Не говори такие страшные вещи!

— Убирайся вместе с ним, уноси его отсюда немедленно! Сдай его в приют или отдай нищим — им как раз нужны младенцы, чтобы милостыню просить, с младенцами больше подают. Он там будет в своей среде.

Аполлинария Михайловна услышала возбуждённые голоса и поспешила спуститься. Сойдя вниз по лестнице, она увидела сына, которого давно не видела и по которому очень скучала. Она бросилась было к нему, чтобы обнять после долгой разлуки, но вдруг увидела, что у Святослава на руках ребёнок.

— Славушка, объясни, пожалуйста, — обратилась она к сыну.

— Представь себе, дорогая, это наш сын нагулял, — вместо Святослава едко ответил Юрий Максимович, — в подоле принёс.

Аполлинария Михайловна посмотрела в лицо ребёнку. Он не спал. Она увидела его большие голубые глаза. И сразу что-то шевельнулось в ней.

— Это мальчик или девочка? — спросила она, не сводя глаз с малыша.

— Мальчик, — ответил Святослав, — его зовут Андрюша.

Аполлинария Михайловна очень страдала от того, что не смогла иметь много детей. У неё был один-единственный сын, а ей всегда мечталось быть окруженной гурьбой ребятишек. Она с завистью на других мамаш, у которых есть и сыновья и дочки… Она не раз пыталась стать матерью, но всякий раз попытки материнства кончались болезненными выкидышами. И каждый раз, отвернувшись к стенке, она плакала не от боли даже — от досады, что опять потеряла малыша, которого уже ощущала под сердцем, чувствовала его движения, слышала его сердцебиение… Она так мечтала окружить себя счастливыми розовощёкими крошками… Но её грёзам не суждено было исполниться. Сама Аполлинария долго не могла с этим смириться, уповая на чудо. Чуда в её жизни так и не случилось. Лишь слова её сестры Елизаветы, счастливой матери семерых детей, вернули её к реальности:

— Что ты плачешь о несбыточном! У тебя же есть сын! Один так один. Расти одного. Живи для него. Дай ему одному то, что я делю на семерых.

После этих слов Аполлинария и впрямь успокоилась. Она отдала всю свою любовь единственному сыну Славушке. Но где-то в глубине души…

И вот теперь она увидела ребёночка. И, кажется, на него никто не претендует.

— Дай мне его, — Аполлинария Михайловна осторожно взяла младенца из рук сына. Почувствовав на руках маленькое тельце, она сразу же припомнила волнующие давние дни своего материнства, когда она только что стала мамой и не спускала с рук новорождённого. Андрюша спокойно смотрел на неё своими голубенькими глазёнками, словно изучал новое лицо, которого он прежде не видел. Этот взгляд перевернул ей душу. — Боже, какое чудо ты нам послал! — не сумела сдержать она умиления.

Юрий Максимович опять начал было возмущаться, но жена сразу же цыкнула на него:

— Тише ты! Подняли тут скандал при ребёнке! Кричат, орут, а он видите, какой спокойный, не плачет даже. Голоден, небось, а молчит. Сейчас же найдите кормилицу, надо кормить нашего мальчика.

С этими словами она направилась в свои покои с ребёнком на руках.

— Полюшка! — взмолился адмирал. — Нельзя этого ребёнка в нашем доме оставлять! Он — незаконнорожденный! Его даже крестить нельзя! Его мать государственная преступница, она в тюрьме! В нём дурная кровь! Это позор, это клеймо на нашу фамилию!

— Ищите кормилицу, — едва обернувшись, сказала Аполлинария Михайловна, унося внука.

— Но что мы скажем людям? — не унимался адмирал Черкасов. — Как мы объясним в свете появление ребёнка у нашего холостого сына? И что мы скажем о его матери? Ведь всех будет интересовать, кто его мать и где она.

— А людям, дорогой, мы скажем, что это наш с тобой ребёнок, — ответила Аполлинария Михайловна и закрыла за собой двери.

…Вот таким был первый день Андрюши в доме Черкасовых. С тех пор он успел стать любимцем семьи и даже суровый дед сменил гнев на милость — самолично носил внука на руках и даже баюкал его и мурлыкал ему какую-то мелодию перед сном. Про первый день Святослав не стал рассказывать Лиле. Начал говорить о том, как мальчика любят бабушка и дедушка, но подумал, что ей, наверное, больно и неприятно это слышать — ведь это она, мать, должна сейчас с ним нянчиться и тетёшкаться, а вовсе не те люди, которых она даже не знает. Одним словом, Святослав скомкано завершил свой рассказ и замолчал.

Лиля поняла это по-своему — он не хочет посвящать её в их семейную жизнь. Да, она арестантка с самыми худшими перспективами, а у него замечательная семья, впереди — прекрасное будущее. Там — высший свет, дорогие балы… И ей нет места в той жизни. Они веселы и счастливы, а у неё нет права быть в судьбе их сына, она вычеркнута ими из их жизни. А ведь предал её он, именно он сдал её полиции. Лиля могла бы многого добиться в жизни, но из-за него она сидит в этих сырых стенах и не может видеть своего ребёнка. А её сын навсегда разлучён со своей матерью — из-за него.