Лучший исторический детектив (СИ) - Страница 10

Однажды, Рузя посоветовала Зельде не открывать занавесок по утрам.

— Занавески у тебя светлые очень. Надо бы потемнее, из плотной материи, чтоб пыль не росла.

— Чтоб что не росло?! — переспросила Зельда.

— Пыль, — сказала Рузя с умным видом. — Когда в комнате много солнечного света, пыль растёт.

— Рузянця, ты этого больше никому не говори, — смеялась Зельда. — Много пыли там, где не убирают, а не там, где солнце светит.

— Выходит, что ты не убираешь.

— Выходит, что я много работаю. Отсюда и пыли много. Шью разное, ткань режу, вот и пылится всё.

Рузя села на кровати, свесив ноги, и касалась пальцами прохладного пола. Солнечный луч стелился от окна до стены, пересекая Рузины ноги. Рузя рассматривала волоски на ногах с любопытством прозектора в мертвецкой, глядящего с удивлением на живого человека.

— Рузя! — Зельда появилась в дверях одетая и причесанная. В руках она держала торбу внушительных размеров. — Ты уже проснулась? Очень хорошо. Мне некогда, потому собирайся и иди к Тине. Возьмешь эту торбу и отдашь ей в работу.

Зельда бросила торбу на пол и вышла.

— Доброе утро, подружка. Что мы сегодня едим на завтрак? Может, ты кофе сварила, пока я спала. Спасибо тебе! — сказала Рузя, копируя Зельдин голос. — Спасибо тебе, что вчера, на ночь глядя, не выгнала.

Рузю много раз просить не приходилось. Быстро приведя себя в порядок, она подхватила заказы для Тины и вышла из квартиры Зельды.

Солнечное утро обхватило Рузю влажными прохладными ладонями, заставив вздрогнуть, сжаться и прибавить шагу, звонко отстукивая новенькими набойками по брусчатке.

Тина подшивала подол Настусиного платья. Тёмно-красный лён богато отливал на складках, проваливаясь тёмными бликами. Настуся стояла на стульчике, боясь пошевелиться. Маленькие ручки неподвижно смотрели в разные стороны.

— Сейчас, сейчас… Потерпи, Настуся. Сейчас я булавки вытащу и сниму с тебя платье.

Снимать платье Настуся не хотела, уж очень красивое получалось, но булавки кололись. Особенно сильно одна впивалась в бок, Настуся даже дышать перестала. Христина оставила обмылком на подоле светлую полоску.

— Здесь подошью. Хорошая длина получится, чтоб до осени хватило. А осенью новое справим. Из этого ты же вырастешь, да? — Тина улыбалась, потихоньку вынимая булавки. Наконец она дошла до той, что колола Настусе в бок и девочка вздохнула. — Уколола? Ты не молчи, если кольнула. Я же не знаю, как оно тебе с булавками.

Настуся улыбнулась и сказала:

— Я потерплю. Я же не маленькая.

— Это точно, что немаленькая, — рассмеялась Тина. — Скоро к первому причастию пойдем, так я тебе платье приготовлю и веночек из цветов. Будешь как Христова невеста — красавица!

— А когда будет первое причастие?

— Пятнадцатого августа. В праздник Взятия Пресвятой Девы Марии в небесную славу. Каждый год в этот день торжественное богослужение и церковная процессия, — ответила Тина и поправила Настусе косички. — Волнуешься? Ты не одна к причастию пойдёшь. Ещё будут мальчики и девочки. Все красивые, как ангелочки, в нарядных платьях и костюмах.

Тина надела на Настусю сарафан и помогла слезть со стульчика.

В дверях звякнул колокольчик, и Христина поспешила встречать гостей.

— Что-то ты, Тина, не рада мне? — спросила Рузя и бросила в угол торбу. — Это тебе привет от Зельды. Слава Исусу Христу!

— Навеки слава! — ответила Тина. — Спасибо, зайду к ней после. А чего радоваться?

— Новому дню радоваться, — сказала Рузя и рассмеялась.

— Ну, так я в «двуйке» в подвалах не сидела. Чего мне, — ответила Христина, пожав плечами.

— Вот вам всем не успокоиться никак! Нету меня в подвалах, и не будет больше. Всё! Господа из «двуйки» выяснили, что я обманутая женщина. Свидетель я по делу. Поняла?!

— Фрайда реальна! — улыбнулась Христина. — Но ты не кричи, я не глухая. Только спросить хотела. Правда ли, что в подвале у них духи по ночам воют?

— Правда. Воют и за ноги хватают! — Рузя хлопнула её по бедру и захохотала. — Сама узнаешь, когда там переночуешь.

— Езус Мария! Меня-то за что? Иди уже, Рузюнця.

Рузя открыла дверь и Христина успела обрадоваться, что та уходит, когда в салон вышла Настуся.

— Тина, можно мне с тобою посидеть?

Христина испуганно глянула на Рузю, потом снова на Настусю.

— Конечно, моя хорошая, можно. Вот только пани провожу.

— А что за девочка у тебя? — Рузя стала в дверях как упёртая кобылка. — Откуда счастье привалило?

— Иди, Рузя. Ранковый променад не ждёт. Так и солнце сядет, — Христина потемнела лицом и готова была стать стеною между Рузей и девочкой.

— Не сядет солнце. Откуда тебе знать, что мой променад не вечерний? Тебя как звать, девочка?

— Настуся.

Настуся недоумённо смотрела то на Христину, то на неизвестную гостью. Потом вдруг поняв, что гостье здесь не очень рады Настуся сообразила спрятаться в каморке.

— Тина, я потом выйду.

Хлопнула дверь каморки. Настуся затихла там, закрыла лицо руками, чтобы и дыхания её в салоне не слышали. Эта красивая пани, что пришла в салон, вызывала у Настуси необъяснимый страх. Было нечто в неспокойное в глазах пани, нечто напоминающее ту ведьму из сна, которая снилась в прошлом месяце и украла во сне солнце. Стул, на котором сидела Настуся, был старым и скрипучим, от того приходилось не двигаться совершенно. Настуся обхватила руками коленки и закрыла глаза. Когда Христина вошла в каморку, рассмеялась:

— Можно открывать глаза и вставать, наша гостья уже ушла.

— Тина, эта пани злая. Не пускай её больше.

— Как же я её не впущу? Она мне работу приносит, — сказала Христина и погладила Настусю по волосам. — Почему ты говоришь, что она злая?

— Не знаю. Глаза у неё странные.

— Что есть, то есть! Рузиным глазам чертей не занимать! — Христина рассмеялась и обняла Настусю за плечи. — Пойдём, пора перекусить.

Пан Эдвард вертелся перед большим зеркалом, как престарелая варшавская кокетка. Любуясь, он думал, что неплохо было бы стереть с зеркала пыль, а еще лучше вымыть с мылом, потому что разглядеть себя казалось трудновыполнимо, а новый сюртук еще труднее.

— Пан Мрозовский, я вам точно говорю, что в этом костюме вы то, что надо! — раздался за спиной скрипучий голос портного.

— А я не слишком крупным кажусь?

— Ну, что вы! В вашем возрасте иметь такую фигуру самый цимус! Нет-нет! Я вас не уговариваю, но вы таки поверьте, что это правда!

Гриша Бердник тарахтел без умолку. Мрозовский морщился от этого тарахтения, но терпел, потому что лучше Гриши никто не мог сшить костюм. Гриша шил костюмы еще отцу Мрозовского — Льву Мрозовскому — и перешёл по наследству. Если бы у пана Эдварда был сын, его точно назвали бы Лёвой и обязательно привели к Грише, сшить первый в жизни костюм на Пейсах или Пурим. Кроме всего прочего Гриша радовал Мрозовского подробными отчетами. Гриша стучал Мрозовскому не за деньги и не за другой интерес, просто Гриша знал достаточно много пикантных подробностей обо всех, с кем бывал знаком, а удержать всё в себе не имел внутренних сил. В общем, им обоим было удобно: Гриша изливал душу одному единственному Мрозовскому, чтобы не прослыть сплетником и не потерять клиентуру, а Мрозовский всегда знал последние новости о клиентах пана Бердника.

— Что ты всё обо мне, да обо мне? Гриша, новостей, что ли, нет?

— Как же нет? Просто не уверен, что вам будут интересны такие глупости, — ответил Гриша, округлив глаза и вздёрнув брови.

Он как обычно манерничал, закручивал пружину, чтобы потом она со свистом пронеслась над головами всех, кто приходил в ателье за последнюю неделю.

— Мне, Гриша, и не такие глупости рассказывают, но уже в другом месте, — показательно вздохнул Мрозовский.

Гриша нервно дёрнул головой и замер. Когда он нервничал, он всегда дёргал головой, а в особо волнительные моменты мелко тряс ею, как баран на бойне. Сейчас Гриша представил знаменитый подвал «двуйки» и себя в роли орущего привидения.