Лучшие френды девушки (СИ) - Страница 3

Полюбовавшись ещё немного на туземную реку, он сплюнул с досады, хлопнул комара на щеке и пошёл в лагерь. В резиновых сапогах его хлюпала вода, ноги выше сапог кусали какие-то мокрецы, с высокой травы падали и прилипали на штаны склизкие пиявки. Винский отряхивался от них и ругался матерно.

В лагере было всё то же. От нечего делать он взял мачете, отрубил с бананового дерева лист и тут же бросил его. Всё вчерашнее казалось нереальным, расплывчатым и стёртым.

- Может опять цыган? - спросил Комбат у него с надеждой и потрогал брезгливо свою щетину на квадратной челюсти.

Винский вспомнил переливчатое сияние парчи, заломленные смуглые руки и поморщился. Какое-то время он молчал, потом сказал решительно:

- Хочу айяуаску!..

- Да зачем тебе это? - взвился со своего места Док.

- Не знаю, мать твою, - ответил Винский и добавил. - Душа просит...

****

Индейцы плясали. В руках у них были немудрёные музыкальные инструменты - флейты, барабан и какие-то дудки. Они ходили по кругу, как скованные одной цепью каторжники, время от времени тряся левой ногой под грохот барабана, и тяжело дышали. Лица их были унылы, а изо рта не вырывалось ни пения, ни вскрика. Казалось, что они исполняли тяжёлую принудительную работу. Подвески из сушёных амазонских орехов на их ногах ритмично погромыхивали звуками, похожими на звуки маракасов.

Винский пригляделся к танцорам, стараясь их сосчитать, а поскольку те двигались по кругу, он начал отсчёт с барабанщика - какой-то крепкий малый бил и бил в барабан, зажав его под мышкой. Скоро, что удивительно, барабанщиков оказалось двое, и Винский сбился со счета.

Он оторопело посмотрел на мано Антонио, который сидел рядом с ним у костра, но их румберо, - смуглый до красноты старый индеец с ввалившимися, видимо оттого, что выпали зубы, морщинистыми щеками, выступающими скулами и воинственным орлиным носом, - словно бы не заметил его удивления.

Медленно он сказал Винскому:

- Яхе или, по-другому, айяуаска - напиток, приготовленный из нашей особой лианы, сеньор Винский... Мы называем его "вино мёртвых"... А действие его таково: все свои мысли, все образы, все свои чувства вы во время обряда передадите существу из Верхнего Мира... А его чувства - вы примете к себе, как свои... Потом вы, сеньор Винский, уснёте, а как проснётесь, - расскажете свои сны мне...

Винский кивнул. Глаза румберо блеснули. Он встал и вошёл в круг танцующих. Тут же один из барабанщиков протянул ему свой барабан. Румберо зажал барабан под мышкой и затянул какую-то ритмичную песню, постукивая в барабан пальцами. Танцоры задвигались быстрее.

К Винскому на освободившееся место подсел Комбат. Охапка веток под его мощным телом жалобно захрустела и просела почти до земли.

- Но наш уважаемый мано Антонио не договаривает... От этого яхе у человека бывает рвота, - со значением сказал Комбат и добавил. - Индейцы так лечатся...

- В задницу! - отмахнулся Винский. - Мано Антонио обещал мне церемонию по превращению моих тайных мыслей в материю...

Тут Док воскликнул:

- От этой пляски у меня в глазах двоится!..

- У меня тоже... Прямо морок какой-то, - ответил Винский и спросил у него. - Ты сколько барабанов видишь?..

Док присмотрелся.

- Кажется, четыре, - сказал он, наконец, потом исправился. - Нет, три... Два - у танцоров и один - у сеньора румберо... Или два - у сеньора румберо?..

Винский пригляделся к танцорам, стараясь их сосчитать, а поскольку те двигались по кругу, он начал отсчёт с барабанщика - какой-то крепкий малый бил и бил в барабан, зажав его под мышкой. Танцоры прошли половину круга, и барабанщиков оказалось двое. Винский сбился со счета и вопросительно посмотрел на проводника, который сидел рядом с ним у костра.

Румберо Антонио словно бы не заметил этого - худое измождённое лицо его было мрачно и бесчувственно.

- Яхе или, по-другому, айяуаска - напиток, приготовленный из нашей особой лианы, - сказал он Винскому. - Большинство людей приходит к шаману лечиться, и тогда используется отвар яхе, который мало действует на сознание, а больше действует на тело... А вот айяуаску для духа мы пьём только один раз в жизни - как переход на другой уровень существования... Чаще пьют айяуаску сами шаманы, а ещё касики для принятия судьбоносных решений... Вы, сеньор Винский, пройдёте ритуал касика, чтобы приобщиться к мудрости нашего народа...

Глаза Винского блеснули, а румберо встал и вошёл в круг танцующих. Тут же один из барабанщиков протянул ему свой барабан. Румберо зажал барабан под мышкой и затянул какую-то ритмичную песню.

К Винскому подошёл Комбат, взял со стола пульт от кондиционера и сказал:

- Но наш уважаемый мано Антонио не договаривает... От этой грёбанной хуаски у человека случается понос...

- Твою-то мать! - воскликнул Док, сидевший в углу возле принтера, и его умное холёное лицо расползлось в издевательской ухмылке. - Только этого не хватало!..

Комбат включил кондиционер на полную мощность, оценивающе пригляделся к нему и ответил:

- Ну, вот так вот... Индейцы так лечатся...

- В задницу!.. Наш румберо обещал мне таинство по измерению моей энергетической температуры, - упрямо отрезал Винский.

Тут Док потряс головой и проговорил жалобно:

- От этой пляски у меня в глазах двоится...

- У меня тоже... Прямо морок какой-то, - успокоил его Винский и спросил с интересом. - Ты сколько барабанов видишь?..

Док присмотрелся к индейцам, которые по-прежнему всё ходили и ходили вокруг костра, тряся ногами.

- Кажется, три, - сказал он и, покачавшись на вращающемся кресле, исправился. - Нет, четыре... Два - у танцоров и два - у сеньора Антонио... Я сейчас с ума сойду... От одних только ритуальных плясок...

Какое-то время все молчали, а потом Док задумчиво предложил:

- Мужики... А не выпить ли нам лучше опять рома?.. Ну её к шуту, айяхуаску эту...

- Нет, - ответил Винский жёстко и вдруг спросил с вызовом. - Кажется, вы пытаетесь меня ограничить? Кажется, вы пытаетесь диктовать мне, что делать?

Он зло посмотрел на Дока, потом на Комбата, увидел их потерянные лица и добавил уже примиряюще:

- Не для того я летел через океан... Не уговаривайте меня - душа просит таинство...

- Ну, если душа, - безропотно согласился Комбат и с надеждой глянул на Дока.

Тот ответил ему быстрым понимающим взглядом, а потом сказал Винскому, вставая:

- Ну, тогда я пойду, прослежу, что за варево готовит наш сеньор румберо... Ещё глистами тебя заразит...

На лице Комбата появилось облегчение. Он шагнул к одному из гамаков, пристроил под себя его край, успокоено откинулся на спину и закачался, покорно отдавшись сетке...

****

Винский дышал сыростью и туманом, который становился всё гуще. Он был фаворит и скакал лёгким галопом по ипподрому. По краю скаковой дорожки стояли зрители и смотрели на него, довольно усмехаясь в предвкушении его победы. Винский шёл привычным аллюром в три такта, за которыми следовала фаза подвисания, когда все четыре его ноги находились в воздухе. Копыта его размеренно стучали по песчаному покрытию.

Жокей захрипел в азарте, отклонил его влево и послал вперёд, правильно действуя шенкелями - каблуки у жокея были опущены, посадка глубокая, а положение коленей позволяло почти не напрягать мускулы ног. Винский охотно пошёл резвее, совсем как в ту пору, когда он бегал в табуне, ещё без узды и не под седлом. Он шёл с лёгким упором в повод и старательно работал, пружиня спиной и заводя под корпус задние ноги. Он нёс себя, гибкого, сильного и молодого, продвигаясь ритмичными, упругими и чистыми махами, которые становились всё шире.

Вдруг он похолодел, почувствовав шпоры. Пошатнулся, забил задними ногами, зло замахал хвостом, а потом взмыл "свечой", встав во весь рост. Каким-то чудом он не упал, ударившись об ограду, и неожиданно понял, что его больше никто не сдерживает. Освобождённый от веса жокея, он отпрянул, заколебался, было, и вдруг побежал иноходью, даже не заметив этого.