Лучшее лето в её жизни - Страница 19
Лейтенант нервно засмеялся и вернулся к зеркалу, но посмотреть решился не сразу.
Вначале он поскреб ногтем какое-то пятнышко на пижаме. Потом покрутил пуговицу. Потом еще раз поскреб пятнышко.
И только после этого глубоко вздохнул и с отчаянием человека, впервые прыгающего с парашютом, в упор уставился на свое отражение.
Ушей не было.
С кухни запахло свежесваренным кофе, и в комнату заглянула Тереза с бутербродом в руке.
– Завтракать будешь? – спросила она подобревшим голосом. – Иди, уже все на столе.
Бруну оторвался от зеркала и еще раз провел руками по тем местам, где еще вчера красовалась пара довольно ладных ушей.
– Те-тереза, – запинаясь проговорил он, – ты не видела моих ушей?
– В ящике лежат, а если нет, то в грязном белье, – не удивившись, ответила Тереза и откусила от бутерброда.
– В ящике?! – с недоверием переспросил Бруну.
– Ну да. Или в грязном белье. – Тереза подошла к зеркалу, подышала на него и протерла рукавом халата. – Ты вечно все разбрасываешь, а я вечно за тобой собираю, и стираю, и складываю, а ты только и знаешь что пачкаешь и разбрасываешь, разбрасываешь и пачкаешь, а потом я тебе виновата, а я только стираю… – Тереза прервалась, чтобы вздохнуть, и Бруну немедленно этим воспользовался.
– Мои УШИ?!! – переспросил он хрипло. – В ГРЯЗНОМ БЕЛЬЕ?!!
– Какие уши? – рассеянно переспросила Тереза, неловко взмахнув бутербродом. – Я про рубашки твои говорила и про носки, ты их вечно где попало…
Бруну схватил Терезу за плечи и затряс.
– Какие, к черту, рубашки?! – взревел он. – Какие, к черту, носки?! Я тебя про уши спрашиваю, ты речь человеческую понимаешь или нет?!! Про уши! Уши мои куда-то делись, уши!!!
Терезины губы задрожали. За десять лет, что они с Бруну были женаты, лейтенант только дважды повысил на нее голос: когда она случайно сожгла его мундир накануне парада 25 апреля и когда во время чемпионата мира по футболу пошла пить кофе с соседкой доной Консейсау и забыла записать полуфинальный матч. Бруну тогда кричал и топал ногами, но не выглядел и вполовину так угрожающе, как сейчас.
– Что ты на меня орешь? – проблеяла Тереза и уронила на пол недоеденный бутерброд. По ее щекам покатились круглые мультипликационные слезы.
Лейтенанту стало стыдно. В конце концов, жена не виновата в том, что у него куда-то пропали уши. Бруну выпустил Терезу и неловко похлопал ее по плечу.
– Ну не реви, Терезиня, ты чего?
Тереза, которая все всегда делала наперекор мужу, закрыла лицо руками и бурно зарыдала.
Бруну тяжело вздохнул и нежно обнял жену.
– Ну-ну-ну, – успокоительно забормотал он ей в макушку, – я больше не буду, Терезиня, прости меня. Ну видишь, всё, я уже не кричу… Ну не плачь, миленькая, солнышко мое…
Тереза протяжно всхлипнула и уткнулась носом в вырез мужниной пижамной куртки. В вырезе стало горячо и влажно, и Бруну умилился.
– Девочка моя, – прошептал он. – Хорошая…
Тереза подняла голову и солнечно, как десять лет назад, улыбнулась Бруну. Потом ее улыбка потускнела.
– Ой, – сказала Тереза. – А что это у тебя с ушами?!
Добрососедские отношения
Сестра Перпéтуя еще раз тщательно пересчитала сдачу и тихонько вздохнула.
– Прошу прощения, сеньор Фабиу, – сказала она, натянуто улыбаясь, – но я вам дала два евро…
– Конечно-конечно! – вскричал сеньор Фабиу, выхватывая из коробочки две пятидесятисентимовые монетки. – Это я прошу прощения у сестpы! Я просто задумался, знаете…
«Ничего ты не задумался, вороватая твоя морда», – хмуро подумала сестра Перпетуя, ссыпая монетки в малюсенький вязаный кошелечек. Хлеб со злаками, который она каждые два дня покупала в передвижной пекарне сеньора Фабиу, и без того подорожал с прошлого года почти вдвое, но сеньор Фабиу все равно так и норовил надуть на сдаче.
Сеньор Фабиу икнул. «Чтоб тебе подавиться этим евро!» – страстно пожелал он. Сеньору Фабиу нестерпимо хотелось курить, но не хватало восьмидесяти сентимов на пачку «Голубых португальских».
Сестра Перпетуя поскользнулась на раздавленной кем-то сливе, взмахнула руками, чтобы не упасть и выронила пакет с хлебом. «Ты мне еще поругайся вслед, – стараясь не заводиться, подумала она. – Я тебе так поругаюсь!..»
Сеньор Фабиу потянулся в глубь грузовичка, чтобы поправить криво лежащую буханку, но тут в спине как будто что-то взорвалось. От боли у сеньора Фабиу сперло дыхание, а на глаза навернулись слезы.
– Ведьма! – взвизгнул он вслед сестре Перпетуе, как только сумел продышаться. – Все монашки – ведьмы!
Сестра Перпетуя резко обернулась, охнула и схватилась за подвернувшуюся щиколотку.
– Безбожник! – отчеканила она, не разгибаясь. – В аду гореть будешь!
Лицо сеньора Фабиу налилось кровью.
– А ты! – пропыхтел он. – Да ты! Да ты вообще!..
Из приемного покоя выходили вместе. Сеньор Фабиу, уже нормального цвета, поддерживал под руку прихрамывающую сестру Перпетую.
– Бросали б вы курить, сеньор Фабиу, – ворчала сестра Перпетуя. – Слышали, что вам доктор сказал?
– Сестре легко говорить, – незло огрызался сеньор Фабиу, – а я уже пятьдесят лет курю! Я так думаю, что если бы Господь не хотел, чтобы мы курили, он бы не создал сигареты. – Сеньор Фабиу ухмыльнулся и даже хотел слегка пихнуть сестру Перпетую локтем в бок, но застеснялся и не стал. – А, сестра? Верно я говорю?
Сестра Перпетуя вздохнула, смиряя раздражение. «Вот ведь болтун! – подумала она. – И никак не уймется…»
Сеньор Фабиу поперхнулся и надрывно закашлялся.
Голубятня
…Карлота Жоакина была старуха богатая и для своего возраста очень крепкая, но вздорная и склочная и какая-то абсолютно бессердечная.
Про нее доподлинно было известно, что каждую неделю она собственноручно толчет в небольшой каменной ступке кусочки стекла, мешает стеклянную пыль с хлебными крошками и рассыпает по дорожкам сада, а сама усаживается в беседке с вязанием и смотрит, как птицы слетаются на адское угощение. Младшая девчонка зеленщика Вашку – рыжая Жоана, которая убирала у Карлоты Жоакины по средам и пятницам, – уверяла, что старуха потом собирает птичьи трупики, перья сжигает, а из крови и костей варит зелье, которое делает ее невидимой тринадцатого числа каждого месяца. Зачем Карлоте Жоакине становиться невидимой по тринадцатым числам, Жоана не знала, но клялась, что своими глазами видела, как старуха откупоривает бутылку толстого неровного стекла, наливает оттуда в стакан вязкой темно-коричневой жидкости, разводит водой и выпивает залпом, и потом весь день ее не видно, только в доме раздаются какие-то пугающие звуки – не то плач, не то смех.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.