Лучше воздержаться - Страница 10

— Когда-нибудь, — в голосе Энтила чувствовался налет мечтательности, — Венера снова будет принадлежать венерианцам. Земляне уже не будут править нами, мы вернем себе славу наших предков.

Карл засмеялся:

— Брось, Энтил, сейчас ты рассуждаешь как член Зеленых Банд, которые доставляют столько беспокойства правительству. Я полагал, ты не веришь в насилие.

— Не верю, Карл. — Глаза Энтила стали серьезными, в них появился испуг. — Да вот только экстремисты набирают силу, и я опасаюсь худшего. А если… если вспыхнет открытое восстание против Земли, я просто обязан буду присоединиться к нему.

— Но ты же расходишься с ними во взглядах.

— Да, разумеется. — Он пожал плечами — жест, которому научился у землян. — Насилием ничего не добиться. Вас пять миллиардов, а нас едва наберется и сто миллионов. У вас ресурсы и оружие, а у нас — ничего. Эта затея обречена на провал, но даже если вы и победите, вам в качестве трофея достанется столько ненависти, что миру между нашими двумя планетами уже никогда не бывать.

— Тогда зачем же тебе присоединяться к ним?

— Я венерианец. Землянин снова рассмеялся:

— Патриотизм, похоже, столь же иррационален на Венере, как и на Земле. Но полно, пошли дальше. Когда же мы придем к руинам вашего древнего города?

— Да уж почти пришли, — ответил Энтил, — осталось чуть больше земной мили. Только не забывай, что ты не должен ничего трогать. Руины Аш-таз-зора священны для нас как единственное, что осталось от тех времен, когда и мы были великой расой, не выродившейся до своего теперешнего состояния.

Они молча побрели дальше, с трудом шагая по мягкому грунту, увертываясь от извивающихся корней змеиного дерева и обходя стороной попадавшиеся иногда кусты кувыркающегося винограда.

Разговор возобновил Энтил.

— Бедная Венера. — Его тихий задумчивый голос был исполнен грусти. — Земляне пришли сюда пятьдесят лет назад, суля нам мир и изобилие, и мы поверили. Мы показали им наши изумрудные копи и растения джу-джу, и их глаза загорелись вожделением. Их прилетало все больше и больше, они держались все надменнее, и вот…

— Ничего не поделаешь, Энтил, — сказал Карл. — Но ты и впрямь слишком переживаешь.

— Ничего себе слишком! А право голоса? Есть оно у нас? Представлены мы хоть как-то в Венерианском Провинциальном Конгрессе? Разве нет законов, запрещающих венерианцам ездить в одних стратокарах с землянами, питаться с ними в одном отеле или жить с ними в одном доме? Или, может, не для нас закрыты все колледжи? Разве не земляне захватили лучшие и самые плодородные почвы планеты? Есть ли вообще хоть какие-то права, которыми земляне разрешают нам пользоваться на нашей собственной планете?

— Все, что ты говоришь, истинная правда, и я это осуждаю. Некогда подобное отношение к так называемым низшим расам имело место и на Земле, однако со временем все ограничения в правах были устранены и сейчас там царит полное равенство. Не забывай и о том, что просвещенные люди Земли на вашей стороне. Разве, к примеру, я выказывал хоть когда-нибудь какие-либо предрассудки в отношении венерианцев?

— Нет, Карл, ты сам знаешь, что не выказывал. Но сколько их там", просвещенных? Прежде чем на Земле установилось равенство, прошло несколько долгих тысячелетий. Что если у Венеры не хватит терпения ждать столько времени?

Карл нахмурился.

— Ты, разумеется, прав, но придется подождать. А что вам еще остается?

— Не знаю… не знаю… — Голос венерианца затих, и Карл вдруг пожалел, что отправился в это путешествие к руинам загадочного Аш-таз-зора. Сводящая с ума однообразная поверхность, справедливые укоры Энтила повергли его в уныние. Он уже готов был отказаться от этого предприятия, когда венерианец поднял перепончатые пальцы и указал на холмик впереди.

— Это вход, — сказал он. — Аш-таз-зор спрятан под поверхностью много тысяч лет, и знают о нем только венерианцы. Ты первый землянин, которому суждено увидеть его.

— Это останется моей тайной, Энтил. Я же обещал.

— Тогда идем.

Энтил раздвинул буйно разросшуюся растительность, освободив узкий проход между двумя валунами, и сделал Карлу знак следовать за ним. Они проскользнули в узкий сырой коридор. Энтил вытащил из сумки на животе, наподобие сумки кенгуру, небольшую атомитовую лампу, и в ее свете камни стен и стекавшая по ним влага засияли жемчугом.

— Эти коридоры и лазы, — сказал он, — выкопаны нашими предками три века назад. Город у них считался священным, но в последнее время мы почти не почитаем его. До меня тут давным-давно никого не было. Вероятно, это еще одно свидетельство нашего вырождения.

Ярдов сто они шли прямо, и вдруг коридор привел их к величественному куполу. При виде открывшегося ему зрелища Карл так и ахнул. Тут были собраны остатки зданий, настоящих чудес архитектуры. На Земле со времен Перикловых Афин не было ничего подобного. Но все это лежало в руинах, и о подлинном великолепии города приходилось только догадываться.

Энтил провел его через открытую площадку и нырнул в другой лаз. Этот был с полмили в длину и все время изгибался; под ногами была каменистая почва. Тут и там от коридора ответвлялись боковые ходы, раз или два Карл видел руины сооружений. Он бы их обследовал, но Энтил продолжал без остановки идти вперед.

Они снова вышли на открытое место, на сей раз это была площадь перед свободно раскинувшимся зданием из гладкого зеленого камня. Правое его крыло было совершенно разрушено, зато остальная часть, казалось, сохранилась в полной неприкосновенности.

Глаза венерианца засияли, легкая фигура гордо выпрямилась:

— Здесь прежде размешалось то, что сейчас бы назвали музеем искусств и наук. В нем ты увидишь былые величие и культуру Венеры.

С огромным волнением вошел туда Карл — первый землянин, лицезреющий эти древние достижения. Внутри здание, как он обнаружил, было разделено на ряд глубоких альковов, отходивших от длинной центральной колоннады. Потолок представлял собой одну огромную сплошную картину, едва различимую в свете атомитовой лампы.

Землянин изумленно переходил от алькова к алькову. В окружавших его скульптурах и полотнах было нечто непостижимое, неземное, и это нечто ставило под сомнение их красоту. Карл понимал, что от него ускользает самое важное в венерианском искусстве, ускользает просто потому, что здешняя и земная культуры строились на совершенно разных основах. Зато он сполна насладился техникой живописцев. Особенно восхищала его палитра, далеко превосходившая все, что он когда-либо видел на Земле. Хотя краски потрескались, выцвели и шелушились, в них ощущались прекрасная гамма и совершенная гармония.

— Микеланджело все бы отдал за ту способность к восприятию цвета, какой обладает глаз венерианца, — заявил он Энтилу. Тот гордо выпятил грудь.

— Каждая раса имеет свои отличительные черты. Я часто жалею, что мой слух не в состоянии уловить легкие изменения тона и модуляции звука, что, говорят, запросто доступно землянам. Вероятно, тогда я мог бы оценить всю прелесть вашей земной музыки. Но для меня она — однообразный шум.

Они пошли дальше, и с каждой минутой мнение Карла о венерианской культуре становилось все выше. Тут были тысячи и тысячи продолговатых металлических полосок, связанных вместе и сплошь испещренных линиями и овалами венерианского письма. Карл понимал, что на них могли быть запечатлены такие тайны, за раскрытие которых многие ученые Земли отдали бы полжизни.

А когда Энтил указал на какой-то крошечный предмет шести дюймов высотой и сказал, что, согласно надписи, это какой-то тип атомного конвертера с кпд в несколько раз больше, чем у теперешних земных моделей, Карл взорвался:

— Почему вы не откроете эти тайны Земле? Да знай земляне о ваших достижениях в прошлые века, венерианцы занимали бы гораздо более высокое положение, чем сейчас.

— Да, они бы использовали наши прошлые достижения, это точно, — с горечью ответил Энтил, — но ни за что не ослабили бы хватку, которой вцепились в Венеру и ее народ. Я надеюсь, ты не забыл, что обещал хранить тайну.