LSD. Галлюциногены, психоделия и феномен зависимости - Страница 32
Несколькими строками выше мы цитировали книгу Тома Вулфа «Электропрохладительный кислотный тест». Вулф считается основателем так называемого нового журнализма — литературного стиля, проповедующего максимально возможное приближение писательского текста к действительности. Такая позиция автора делает его книги документальным свидетельством своей эпохи.
«Кислотный тест» многие критики и до сегодняшнего дня считают лучшей книгой о хиппи. Первое издание этого романа относится к 1968 году, когда калифорнийское «лето любви» уже миновало, а легендарный последний фестиваль хиппи в Вудстоке еще не состоялся. Эта книга по форме является летописью жизни и грез Кена Кизи и окружавшей его группы единомышленников, которые называли себя «Проказниками».
Человек, который хочет понять, что такое хиппи и LSD, должен в обязательном порядке прочесть эту книгу. Мы же позволим себе привести из нее еще несколько разрозненных цитат, чтобы наш читатель смог почувствовать саму атмосферу психоделической революции:
«Кизи пытался найти новые формы самовыражения. Они занимались чем-то вроде… ложатся все, к примеру, на пол и принимаются перекрикиваться, а Кизи сует в каждый рукав по микрофону и делает у них над головой пассы руками, словно колдун, и их голоса по мере движения рук записываются то громче, то тише. Иногда результаты получались довольно…
…скорее всего, для нормального человеческого уха это была невнятная тарабарщина.
Поэтому они испробовали и более фантастические импровизации… вроде Человеческих Лент — громадных рулонов кровенепроницаемой бумаги для упаковки мяса, развернутых на полу. Они брали цветные карандаши для вощеной бумаги и чертили друг другу непонятные знаки для импровизации: Сэнди видел розовый барабанный бой и издавал звуки типа ч и-у н-ч а н, ч и-у н-ч а н и так далее, Кизи видел гитарные стрелы: б р о и н ь-б роинь, брень-б р е н ь (ну чем вам не «спонтанное письмо» сюрреалистов. — А.Д.).
…а когда настало время для горьких сентиментальных рассуждений, этот детина Кизи взамен выволок из своего домика пианино, все уселись и принялись оглушительно на нем бренчать, а потом его подожгли, именуя при этом «старейшей живой вещью на Перри-Лейн», только все время почему-то глупо хихикали и торжествующе вопили…
…Бэббс, Кизи и Пола — с криками вприпрыжку бросаются к озеру, Пола прыгает в воду — и выныривает в образе водяного, с головой, покрытой какой-то дрянью и прядями зеленого ила, и вдобавок сияет такой лучезарной улыбкой, что свет ее заливает всю поверхность озера и едва ли не всю пустыню. Всплыв, она ощущает эйфорию…
— Ого-го-ооо! Все сверкает!
…и вытягивает в сторону длинные пряди своих илистых, скользких волос, что приносит ей прикольное наслаждение…
— Ого-го-ооооо! Все сверкает!
…капли воды на ее илистых прядях кажутся ей бриллиантами, и все в тот же миг начинают чувствовать то же, что и она, даже Сэнди…
— Ого-го-ооооооо! Все сверкает!
…всплыв, она ощущает эйфорию!., в своей эйфории она украшена длинными сальными гирляндами озерного ила — самая счастливая илистая прикольщица на всем Западе…
…и Бэббс тоже ощущает ее эйфорию…
— Чаровница Гретхен, Королева Ила! — орет он, размахивая тростью в небесах.
— Ого-го-оооо! Все сверкает!..
Тем временем, однако, хейдженовская Красотка Колдунья, поддавшись разрушительному воздействию происходящего, прокралась к холодильнику и приняла немного кислоты, и теперь она вышла из автобуса на песок пустыни, в облегающей черной блузке и черной накидке, с длинными черными волосами, ниспадающими на накидку, как на картине прерафаэлитов, и с космической улыбкой на белом, как у ведьмы, лице улеглась на песок, принимает театральные позы и декламирует стихи. Одурела она до потери пульса, однако находит в себе силы выразить свое состояние безумными, маниакальными виршами…
…На одной полке койки любви лежит спальный мешок, и любой, кому невтерпеж потрахаться, может в этот мешок вползти — занимайся своей вещью, малыш, совершенно открыто, играйся себе сколько влезет, — и Сэнди всматривается во тьму и видит человеческое существо… трясущееся в спальном мешке, по которому под рев мотора скользят лучи автомобильных фар, — сказочная койка любви, и все — синхронно — видят, как спальный мешок воистину наполняется спермой, как бешено плывут в этой жиже крошечные чертенята, просачиваясь в жалкую волосяную гадость, которой они пропитывают мешок, — их миллионы, биллионы, триллионы, этих мечущихся во всех направлениях крошечных самобичующих хитрюг, стремящихся добиться обладания, что совершенно естественно, и заползи в этот спальный мешок вздремнуть часок-другой после обеда самая рафинированная девственница на этом свете — через три минуты она вылезет оттуда неуклюжим брюхатым чудом…
…а эти странные типы вываливаются из автобуса, половина в маскарадных костюмах: огненно-яркие рубахи в красно-белую полоску, некоторые причудливо раскрасили себе лица, как индейцы из книжки комиксов, под глазами огромные круги, глаза красные, носы не синие, отнюдь не синие, зато глаза красные…»
Возможно, что-то очень похожее могли бы рассказать участники древних мистерий Диониса — если бы смертный обет сохранить тайну не связывал их уста. Описание вакханалий Мережковским удивительно похоже на рассказ Вулфа. Не хватает только одного — жертвоприношений. Но человеческие жертвы возникали как бы сами собой.
Масло в огонь «подливала» музыка. Композиции Джимми Хендрикса, Дженис Джоплин, «The Doors» (свое название, кстати говоря, группа получила в честь книги Хаксли «Двери восприятия» — «The Doors of Perception»), the «Grateful Dead», «Jefferson Airplane», написанные под влиянием постоянного приема LSD и объединенные спустя некоторое время в понятие «кислотный рок», оказывали ни с чем не сравнимое влияние на распространение наркотических «полетов».
«The Beatles» и «Led Zeppelin» начинают экспериментировать с приемом «кислоты». Трагедии музыкантов, связанные с наркотиками, — самоубийство лидера «The Doors» — Джима Моррисона и смерть Джимми Хендрикса — ничему не учат поклонников «Химического мессии». Ореол мученичества играл лишь на возрастание популярности психоделического образа жизни. Происходила страшная вещь. Гибель молодых людей под воздействием отрицательных трипов становились событием обыденного ряда — привычной жертвой «химическому идолу».
Что-то было не так. Под воздействием галлюциногенов человек неуловимо менялся. Эти, незаметные на первый взгляд, перемены начинали беспокоить беспечных участников психоделии.
В чем выражалось это «что-то»?
«…— Так вот, этот парень пытался открыть секретер… и при этом прищемил палец. Однако вместо того, чтобы выругаться: «А, черт!..» — или как-нибудь в таком же духе, он делает из этого случая притчу и говорит:
— Это же символично. Разве не видишь? Даже бедолага, придумавший эту штуковину, и тот играл в ту игру, в которую его заставляли играть… Видишь, как эта штуковина сделана? Она открывается наружу!.. Она должна выскакивать наружу, чтобы войти в твою жизнь, все время вот так вонзатьс я… понимаешь?., они об этом даже не думают… Видишь тот кухонный стол? — За дверью виден старый кухонный стол, покрытый эмалью. — Так вот, он наверняка задуман лучше, да-да, это так, я имею в виду — лучше всего этого цветистого дерьма, этот кухонный стол мне правда по душе, потому что все в нем находится в н у т р и… понимаешь? — оно внутри, чтобы получать, вот в чем все дело, он пассивен, ведь что из себя представляет стол? Фрейд говорил, что стол — символ женщины, женщины с раздвинутыми ногами, и в своих снах ты его трахаешь… понимаешь?.. А это что символизирует? — Он показывает на секретер. — Это символизирует, то, что е…т тебя. Е…т тебя, верно? — И так далее…
Однако подобные разговоры неистребимы. Каждый хватается за любое, самое незначительное происшествие так, словно оно представляет собой метафору самой жизни. Каждую минуту жизнь каждого человека содержит в себе больше вымысла, чем самая фантастическая книга. Это же фальшивка, черт побери… но мистическая…Проходит немного времени, и вы подхватываете ее, как заразу, как зуд, как краснуху» (разрядка и курсив мои. — А.Д.).