Ловля на рыбака - Страница 2

Возвращение домой было приятным.

Осмотрев квартиру, Андрей пересчитал деньги: 75 тысяч рублей. Для него это было настоящим богатством. Ему захотелось закатить себе пир, но надо было приступать к работе, а перед этим привести себя в порядок. Поэтому Андрей сначала посетил парикмахерскую, а затем прошелся по магазинам, где купил приличный костюм, новые туфли, несколько рубашек, галстуков и полупальто. От полученных денег после этого почти ничего не осталось, но это была ерунда.

Приняв после шопинга душ и переодевшись, Андрей отправился к хозяевам квартиры.

46 дом по улице Кривошлыкова оказался панельной девятиэтажкой в Западном районе Ростова, недалеко от областной больницы. Место было депрессивно-пролетарским, и Андрей в дорогом костюме выглядел там белой вороной.

Хозяева жили напротив сдаваемой квартиры. Домофон был сломан, и Андрей без звонка вошел в пахнущий котами и гопниками подъезд, поднялся на лифте на 9 этаж и позвонил в звонок рядом с массивной дверью.

Открыл мужчина лет 70, этакий куркуль из бывших советских хозяйственников-расхитителей.

– Здравствуйте. Я по поводу квартиры, – сообщил Андрей.

– Мы предпочитаем сдавать семьям, – ответил мужчина.

– Мне квартира нужна на 3 месяца для работы. Так что отсутствие водки и баб гарантирую. Тем более что вы живете напротив.

– Хорошо, – сказал владелец квартиры. – Мое имя – Борис Николаевич.

– Андрей.

– Когда хотите вселиться?

– Сейчас, если можно.

– Тогда пойдемте смотреть квартиру.

Квартира оказалась маленькой, однокомнатной, но чистой и вполне милой. Цена за нее, правда, была беззастенчиво велика, но спорить из-за денег Инспекции Андрей не захотел. Внеся аванс в 15 тысяч и пообещав остальные деньги в течение недели (за квартиру платит фирма, и договор должен пройти через бухгалтерию), Андрей получил ключ.

Распрощавшись с хозяином, он, не снимая костюма, лег на кровать и, закрыв глаза, начал медленно погружаться в межпиксельное пространство.

Андрей всегда был разгильдяем. В детстве он прекрасно стрелял из рогатки, делал взрывпакеты и дымовушки, и не упускал случая забраться на чужую дачу. В старших классах, будучи сообразительным ребенком, он понял, что главная польза от уроков заключается в возможности их прогуливать. В результате в теплое время года он ходил вместо школы на Дон или на озеро, которое из-за расположенного рядом асфальтового завода получило в народе название «Бухенвальд». Зимой с другими любителями сачковать уроки он торчал в Пионерской комнате. Там он делал домашние задания, чтобы не тратить на них свободное время. Учился он почти на «отлично» – это было необходимо, чтобы наверняка поступить в институт и не пойти в амию. К армии он относился примерно так же, как евреи к нацистским лагерям смерти. Поэтому после школы он подался учиться на инженера исключительно ради военной кафедры.

На старших курсах он увлекся йогой, аутотренингом и гипнозом. Не удивительно, что после института его занесло на популярные тогда курсы экстрасенсов. В результате всю благословенную ельциновскую эпоху (тогда не зарабатывали только глупцы и трусы, так как все могли делать, что угодно, и никто никого особо не преследовал) он зарабатывал на жизнь экстрасенсорикой, массажем и мануальной терапией. Зарабатывал вполне прилично.

После обвала рубля дела пошли хуже. Центр народной медицины, где трудился Андрей, закрыли, а так как он не сообразил, пока это было можно, купить соответствующие дипломы, массаж с мануальной терапией вскоре после этого пришлось забросить.

Какое-то время он жил за счет редких клиентов, которых принимал на дому «под черным флагом» и, собирая и сдавая металлолом, которым щедро завалило страну советское производство. Залежей металлолома становилось все меньше и меньше, и к тому времени, когда его завербовали в ГСИ, Андрей проживал остатки своих сбережений, ломая голову над тем, как добывать деньги, особо не напрягаясь.

Разумеется, как и почти все население планеты он даже не подозревал о существовании Инспекции, не говоря уже о более удивительных вещах; таких, например, как Город.

Предвестником перемен стал приснившийся примерно за год до описываемых событий сон. Андрею всегда снились яркие, цветные сны, и для него стало настоящим открытием, когда он узнал, что такие сны снятся редким счастливцам, и что не так давно это считали признаком шизофрении. Разумеется, никакой шизофрении у Андрея не было, да и считать яркие сны признаком безумия могли лишь люди с серым, убогим сознанием, которым снятся серые, убогие сны.

Этот же сон был неестественно реалистичным и ярким даже на фоне снов Андрея.

Провалившись в сон, Андрей обнаружил себя на стилизованном под восточный базаре. Каким-то чудом Андрей знал, что он в Городе, хотя до этого понятия не имел о его существовании. Город играл со временем, и было невозможно понять, какое сейчас время суток.

– Это потому, что здесь день и ночь существуют одновременно, – пояснил, словно прочитав мысли Андрея, возникший рядом торговец дурью.

Это был парень чуть старше 20 лет. Высокий, худой, самую малость симпатичный. Глаза у него были не столько хитрыми, как требовала профессия, сколько умными. Одет он был, как и Андрей, в шорты, шлепанцы и футболку.

Улыбнувшись, он добавил:

– Нет, я не умею читать мысли, но мысли новичков, как обычно…

– Я не первый раз в Городе, – соврал Андрей, попытавшись таким образом от него отмахнуться. Но не тут-то было.

– Тогда ты уже знаешь, что здесь очень многое ненаказуемо, – подмигнув, сообщил торговец дурью.

– Ты хотел сказать законно, – поправил его Андрей.

– Законно, незаконно… Главное, что ненаказуемо. Тем более, что нередко можно нарваться на наказание за абсолютно законные дела и наоборот.

Тут он был прав, и Андрей не нашел, что сказать. Приободрившись его молчанием, торговец дурью спросил:

– Желаешь чего-нибудь? У меня есть все, а то, чего нет, я достану в кратчайшее время.

– Спасибо, но мне ничего не нужно.

– О, да ты прешься под трезвостью! – догадался он.

– И что? – спросил Андрей с легким вызовом в голосе.

– Да ничего. У нас это не возбраняется, но и не приветствуется.

– Тогда какие проблемы?

– Никаких, кроме того, что трезвость – самый сильный галлюциноген: она вызывает действительность.

– За это я ее и люблю.

– И ты не устаешь смотреть ей в глаза?

– Ничуть.

На мгновение он замешкался, а потом сказал, хитро улыбаясь:

– Город пускает сюда только тех, кому что-нибудь нужно, и если тебе не нужна дурь…

– Я ищу богиню, – перебил его Андрей. Его ответ был странным, так как ни о какой богине он до этого никогда не думал, не говоря о том, чтобы ее искать.

– Богиню? Здесь? Не смеши.

– Я ищу ее везде.

– Здесь ты сможешь найти только вагину.

– Нет, женщины этого типа меня не интересуют. Хотя бы потому, что они мне не по карману.

– А я разве что-то сказал о женщинах?

– Но вагина…

– Женщина – это не только вагина, – перебил Андрея торговец дурью, – но и то, что ее окружает. Здесь же обитает именно вагина размером с маленький дом. Ей прислуживает бог, который иногда изрекает мудрость. А тем, кто способен в нее войти, открываются немыслимые тайны бытия. Могу показать дорогу.

– Мне нечем тебе заплатить.

– Ничего. Я покажу ее тебе бесплатно.

– Тогда веди, – согласился Андрей, видя, что от него никак не отделаться.

Они пошли по пустырям и развалинам. Если бы у Андрея было хоть что-то ценное, он бы решил, что торговец дурью пытается завести его в безлюдное место, чтобы ограбить.

Рот торговца дурью не закрывался.

– Мы считаем сон вымыслом, а бодрствование реальностью по нескольким весьма косвенным причинам: – вещал он. – Мы знаем точку входа в сон и выхода из него, тогда как во сне мы не знаем точку входа и выхода в бодрствование. Почти каждое сновидение является законченной, ничем практически не связанной с другими сновидениями картиной. В отличие от него бодрствование выглядит сериалом длинной в жизнь, в котором каждая последующая серия является продолжением предыдущей. Однако об этом нам говорит только память и только в состоянии бодрствования. Во сне мы к ней не прибегаем по той простой причине, что там она нам не нужна. К тому же память не столько помнит, сколько воображает прошлое. Достаточно попросить группу свидетелей описать только что увиденное ими событие, чтобы убедиться в этом; а когда живущие долго вместе люди вспоминают совместно прожитую жизнь, получаются имеющие крайне малое число точек соприкосновения истории…