Ловец душ - Страница 45
Зато чуть ниже водопада реку пересекала каменистая отмель. Мальчик промок до пояса и чуть не потерял туфли. А потом он вообще упал в воду, пытаясь выловить крупную форель. Рыба стрелой умчалась вниз по течению, наполовину высовываясь из воды, когда пересекала каменистую отмель, а потом ушла на глубину.
Дэвид бежал за форелью по отмели, река ревела в его ушах, потом он поднялся в лес на другом берегу и нашел звериную тропу.
По его расчетам до наступления темноты оставалось часа три. В этом месте поток, вниз по течению которого он спускался, превратился в шумливую, широкую речку. Вверху по берегам росли кедры и тсуги. Иногда над водой склонялись краснолистные клены.
В это время Дэвид обнаружил относительно легкий проход к реке через высохшее болото. Здесь стояли осинки, их бледно-серая кора отражалась на фоне густой зелени леса. На одном конце этого бывшего болота был завал из серых, мертвых деревьев.
Усталость и голод заставили мальчика остановиться и передохнуть, прежде чем форсировать завал. Он уселся на ствол поваленного дерева. В груди давило. Несмотря на усталость, на долгий путь, Дэвид был в приподнятом настроении. Всю ночь он подпитывал свои надежды, как подбрасывал дрова в костер. Весь день провел он под воздействием ожидания и предзнаменований. Но Катсук никак не проявлял себя, за исключением отдаленного каркания воронов, а потом даже и птицы его исчезли. Все звуки сейчас перекрывал шум реки, пробивавшей себе путь совсем рядом с завалом.
Как-то Катсук рассказывал, что шум реки – это голос Водяного Ребенка, монстра, который мог принимать человеческое обличье. Людские слова делали его материальным, но тут уже Дэвид не совсем понял. Водяной Ребенок забирал человеческую душу, когда мог назвать твое имя. Дэвид поежился, вспомнив про это, прислушался к шуму воды. Но в нем не было никаких слов, только обычные голоса реки.
Дэвид поглядел на небо. Уже начинало смеркаться. Ветер принес с собой холод. Пошел дождь – с крупными, пронизывающими каплями. Дэвид опомнился, стал искать укрытие. Мальчишка промок до нитки и дрожал от холода.
Так же быстро как и начался, дождь кончился.
В разрывах туч появилось голубое небо.
Еще раз Дэвид прошел вниз по течению. Ему надо было найти убежище на ночь, и он уже отчаивался обнаружить его. Река текла рядом, громко разговаривая в своем русле. Туч на небе становилось все меньше, но солнце не появлялось.
С серой коряги перед ним взлетел орел. Он поднялся в воздух над речной долиной, закружился над ней. Дэвид уставился на птицу, желая, чтобы его мысли взлетели так же высоко, но ноги его все так же оставались на камнях речного берега.
«Орел – скопа.»
Дэвид вспомнил, как Катсук описывал племенных вождей древних времен: накидка из собачьей шерсти, прическа в виде воронова клюва и корона из орлиных перьев на голове.
Река сворачивала налево широкой дугой, нарушенной сваленной ветром елкой, лежащей на полянке, поросшей голубыми цветами.
Дэвид остановился под сенью деревьев.
Здесь река становилась шире и замедляла свой бег, петляя через поляну, прежде чем вонзиться в зелень леса на дальнем краю поляны. На ближнем берегу был вал песка, принесенный паводком. На нем волны реки оставляли свой меняющийся узор.
Дэвид окинул взглядом всю поляну, справа налево, опасаясь увидеть какой-нибудь знак. Поляну пересекал ручеек, впадающий в реку. Через него был переброшен сделанный человеческими руками мостик. Большие буквы на табличке рядом с мостиком извещали: «УБЕЖИЩЕ КИЛКЕЛЛИ – 2 мили».
«Убежище!»
Дэвид почувствовал, как сильнее забилось сердце. Вместе с Катсуком он уже останавливался в убежищах и приютах. Одно из них было в кедровой роще, вода бежала по тропе за ним. Там был сырой запах золы, кострище под навесом. Нижние венцы приюта сгнили и были ободранны туристами в поисках сухого трута.
Стрелка на табличке указывала направо, вниз по течению. Дэвид подумал: «Там могут быть туристы!»
Он вышел из тени деревьев и тут же обескураженно остановился, когда над ним захлопали крылья, и раздалось воронье карканье.
Увидав его, целая туча воронов поднялась в небо, наполнив воздух своим гомоном. Дэвид в ужасе застыл на месте.
«Вороны! Несколько сотен!»
Небо потемнело от кружащихся птиц.
И, как будто бы птицы позвали его, из-за деревьев на дальнем краю поляны через реку вышел Катсук. На какой-то миг он остановился рядом с огромной елью. На голове та же темно-красная полоска кедровой коры, черное перо в волосах. Он направился прямо к реке, оцарапав руку осокой на берегу. Остановился он лишь когда зашел глубоко в реку. Так он и стоял в мутной от талого снега воде.
Дэвид глядел на Катсука и не мог пошевелиться.
Вороны продолжали кружиться в небе и орать.
Катсук все так же оставался в воде. Он высоко поднял свой лук и стрелу и, задрав голову, глядел на птиц.
«Чего он ждет?» – удивлялся Дэвид.
Индеец стоял в реке будто затаившийся зверь, не знающий, на что решиться, куда прыгнуть, куда свернуть.
«Почему он не идет?»
Вдруг, с оглушительным шумом, все вороны свернули к деревьям, окружающим поляну и затихли, рассевшись на ветвях.
Как только затих птичий гвалт, Катсук пошевелился и перешел реку. Он направлялся прямо к тому месту, где стоял Дэвид, идя как-то неуверенно и медленно. В левой руке он держал натянутый лук, двумя пальцами придерживая стрелу. В веревочной петле на поясе висел обсидиановый нож. Набедренная повязка вся была в коричневых грязных пятнах. С нее по ногам стекала вода.
Катсук остановился в шаге от Дэвида, не отводя глаз от его лица.
Мальчик дрожал, не зная, что ему делать, что говорить. Он знал только, что не сможет убежать от Катсука. К тому же у того были приготовлены лук и стрела.
– Ворон сказал мне, где ты можешь находиться, – сказал Катсук. – Я шел прямо за тобой, когда сделал стрелу. Ты шел по течению реки, так рассказывал мне Ворон. Ты проделал долгий путь.
От холода и страха Дэвид начал стучать зубами. Это придавало словам Катсука дополнительный, леденящий душу подтекст.
Катсук поднял лук и стрелу.
– Видишь, я их закончил. Но я не чувствовал этого, когда ты навел меня на дерево для стрелы. Я почувствовал, что это дар и взял его. Я благодарил Кедр. Но ты меня обманул.
Катсук зашелся в лающем кашле. Когда приступ прошел, он весь дрожал. Кожа на лице была смертельно-бледной.
«Что это с ним?» – удивлялся Дэвид.
– Это ты наслал на меня немочь Кедра, – сказал Катсук. – Ты и Тсканай.
«Он и вправду болен», – понял Дэвид.
– Я замерз. Нам надо найти место, где будет тепло. Кедр уберет горячку из моего тела и отправит ее на небо.
Дэвид покачал головой, пытаясь сдержать дрожь зубов. Катсук со своими птицами ожидал его на поляне. Но он говорил так… странно. Болезнь так сильно изменила его.
– Сними с меня эту немочь, – попросил Катсук.
Дэвид прикусил губу, чтобы хотя бы болью унять дрожь. Он показал рукой на табличку.
– Там есть убежище. Мы могли бы…
– Нет, мы не можем туда идти. Люди придут. – Катсук уставился на елку, под которой стоял мальчик. – Тут тоже есть… одно место.
– Я только что пришел оттуда, – ответил Дэвид. – Там нет…
– Есть одно место, – настаивал Катсук. – Пошли.
Идя странно, будто он тянул обе ноги, Катсук обошел мальчика и углубился в лес. Дэвид пошел за ним, чувствуя, будто и сам впадает в горячку индейца.
И вновь Катсук зашелся в кашле.
Возле лесного завала, у которого Дэвид отдыхал, Катсук остановился. Он глядел на серо-голубую реку, перекатывающуюся через поваленные стволы. Да, это было здесь!
Он стал переходить реку, перепрыгивая с дерева на дерево. Дэвид следовал за ним.
На другом берегу мальчик увидал то, что ранее не заметил: заброшенный парковый приют, с частично завалившейся крышей. Деревянные стенки и подпорные столбы покрылись мхом и лишайником. Катсук зашел вовнутрь. Дэвид слышал, как он там что-то копает.