Ловцы жемчуга - Страница 5

Разговор был продолжительный, потому что сначала говорили о пустяках. Нельзя начинать с объяснения своего визита; хозяин мог подумать, что гости пришли из-за дела, а не ради него. И гости, и хозяин курили наргиле, и казалось, что время остановилось. Тихо было в доме Саида, и только звенел фонтан, распространяя вокруг прохладу.

Когда Господин Жемчуг увидел добычу Ауссы, его лицо осталось каменным, но ноздри вздрогнули.

Он взял жемчужину и, рассматривая ее прищуренными глазами, взвесил на ладони. В темном помещении она словно светилась.

Потом Саид встал и подошел с ней к окну, рассматривая ее как пальцами, так и глазами. Из кармана вынул лупу; сейчас он напоминал опытного ювелира.

— Это красавица, Саид, — сказал сериндж, который был не в состоянии переносить тишину.

Али Саид пожал плечами.

— Есть еще одна такая? — спросил он, катая жемчужину между пальцами, как хлебный шарик.

— Сам знаешь, о Саид, что аллах раздает счастье по каплям, — с усмешкой отвечал хаджи Шере, но глаза его яростно забегали по сторонам.

Саид не отвечал. Он снял с полки весы. И, взвешивая жемчужину, он напоминал уже аптекаря.

— Она стоит сорок фунтов, но я дам вам пятьдесят, — сказал он, наконец.

Сериндж потемнел.

Хаджи Шере снова усмехнулся:

— Ты шутишь со своими слугами, Саид. Ладно. Но если бы ты отрубил мне руки, эта шутка была бы менее жестокая.

— Руки рубят преступникам, — ответил сухо Али Саид и засунул жемчужину в красный кошелек.

— Эта жемчужина стоит сто двадцать либров! — воскликнул сериндж. — Правда, она зеленоватая, но…

Али Саид усмехнулся. Он знал лучше, чем кто-либо другой, что морская вода изменяет цвета жемчужин, что на воздухе они принимают другие оттенки: зеленоватая жемчужина со временем белеет, белая — зеленеет. Улыбаясь, он подвесил кошелек с жемчужиной к своему поясу.

— Жемчужины, как и люди, проверяются только временем, — произнес он задумчиво. — Есть жемчуг со скрытым пороком… Я дам вам шестьдесят либров. Время покажет, дорогая она или нет. Пока же…

Сериндж потемнел от бешенства. Али Саид не обращал на него внимания. Ключом, который висел у него на шее, открыл йеменский сундук и отсчитал сорок фунтов. Двадцать фунтов — треть добычи — были платой за его лодки. Но, держа в руке сорок фунтов, он на мгновенье замер.

Сериндж стиснул рот, а глаза нахуды забегали по сторонам.

Но Саид добавил еще один фунт.

— Ловцу, который нашел ее.

— Он мертв! — сказал сериндж. Дыхание его было прерывистым.

— Иншаллах. На то воля аллаха, — ответил Али Саид и взял либр обратно. Хаджи Шере следил за его движениями. Потом молча сгреб деньги. Саид хлопнул в ладоши, и Башир появился так быстро, словно ожидал за дверьми. Его бесформенное лицо колыхалось.

— О, сын ослицы и мула!

Эти слова, которые он так тщательно сдерживал, находясь в доме Саида, хаджи Шере бросил в лицо серинджа.

— О, сын ослицы и мула! Зачем ты вмешиваешься в разговор, когда тебя не просят?

Сериндж покраснел.

— Саид все равно узнал бы, что один из ловцов погиб, — возразил он, обтирая концом чалмы пот со лба.

— Но не тот, который нашел жемчужину! О, ты сын тысячи ослиц и мулов!

Сериндж ничего не отвечал.

Они направились к пристани, но, не доходя до нее, остановились, чтобы поделить деньги; одну часть серинджу, две части — нахуде. Сериндж получил 13 либров, нахуда 26 либров, один либр остался. Потом они двинулись дальше и еще издали услышали голоса ловцов.

Те пели. Были они счастливы, потому что нахуда и сериндж понесли Саиду жемчужину и принесут от него много серебра. Поэтому они и пели. Они пели о тучных баранах, которых зажарят на вертеле и съедят, о курицах, которых сварят и съедят, о меде, в котором, словно рыбы, будут плавать лепешки, о серебре, которое будет звенеть. О женщинах с большими черными глазами, которых они смогут купить за это серебро… О всем этом пели они, как дети, тешась своими мечтами. И маленький галла пел о сале, которое будет сочиться из зажаренного барана и шипеть на огне, словно змея. И мальчик Саффар пел о ноже, который он купит в Массауа, и который он будет носить на шнурке, привязанном к шее, как это делают взрослые мужчины. Все пели. Утро было прекрасное, и плоды фиников зрели в пышной листве.

Но вот пришли сериндж и нахуда, и лица у них были темными. Ловцы умолкли. А нахуда, войдя на палубу, простер руки к небу и произнес напыщенно:

— Аллах справедлив! Он не терпит несправедливости и наказывает зло!

Потом он замолк и, усевшись на палубе, закрыл лицо руками.

А ловцы сразу помрачнели, собрались в кружок и начали тихо и боязливо о чем-то говорить.

— Аллах акбар, — произнес сериндж. — Аллах велик. На небе он наградит праведных, которые страдали при жизни. Мы мало получили за жемчужину.

— Мы мало получили, но хорошо вам заплатим, — прервал его нахуда. — Саид дал лишь пятнадцать фунтов. Две части нахуде, который кормит вас, одну часть серинджу, который покупает для вас табак, а остальное — вам, счастливым, которые едят мою пищу и курят табак серинджа.

С этими словами он выгреб из кармана горсть мелких монет. Ловцы по очереди подходили к нему, нахуда клал на ладонь каждому монетку и говорил:

— Тебе, о счастливый, который ест мою пищу и курит табак серинджа.

Мальчик Саффар и его товарищ не получили ничего; их кормили, и этого было достаточно.

Когда эта процедура окончилась, хаджи Шере встал и хотел уйти в свою каюту. Но ловцы столпились вокруг него, сжимая в руках монетки и глядя на него так, словно спрашивая или ожидая чего-то. Глаза хаджи Шере забегали по сторонам.

— Денег больше нет, — сказал он.

Но ловцы не сдвинулись с места, и один из них пробормотал:

— Сериндж обещал, что нам будет большая награда.

— Обещал, — грустно согласился сериндж. — Но не было на это воли аллаха. Саид спрашивал, кто нашел жемчужину.

— А кто ее нашел? — спросил с ударением нахуда.

— Аусса…

Ловцы поглядели друг на друга. Они вспомнили незасыпанную могилу. Сердца их заволновались, как сердца маленьких детей, они уселись в кружок и запели грустную песню, которую забыли пропеть вчера, охваченные неотвязчивым видением серебра.

Пели они долго, и в их песнях слышалась то тоска, то слезы, то гнев. Тогда хаджи Шере вышел на палубу, хлопнул в ладоши и закричал:

— Перестаньте! Мало заплатил Саид, нахуда прибавит. Купите себе барана!

И он кинул им денег.

Они перестали петь, купили старого, тощего барана (на большее не хватило денег), зажарили его и съели. Потом легли спать. Об Ауссе они уже не думали. Утром отплыли снова, вспоминая о вчерашнем пире; им почему- то представлялось много тучных баранов, лепешки с медом и много серебра; такова душа детей Востока.

Встречаясь с другими ловцами, они рассказывали о жемчужине необыкновенной красоты. Так о добыче Ауссы узнали все на берегах и островах Красного моря.

А Али Саид молился на свою жемчужину, был очарован ее таинственным блеском и вместе с Баширом часами любовался ею, замечая как она со временем становилась более светлой, дорогой и прекрасной.

Наконец, она стала совсем белой, но история наша на этом не оканчивается, потому что эта жемчужина и привела в Джумеле господина Бабелона.

Господин Бабелон объявился на побережье Красного моря незадолго до смерти Ауссы. В один прекрасный день он сошел в Массауа с почтового парохода, коренастый, невозмутимый, улыбающийся, в руке — большой зеленый зонтик, на голове — красная феска, в синих очках и с белым плащом, перекинутым через руку. Он был похож на богатого египтянина, и не старался опровергнуть это, хотя и был — как теперь выяснилось — марионигом[4] из Бейрута.