Ловцы душ. Исповедь - Страница 6

Лариса смотрела в воду и, сама того не замечая, постепенно успокаивалась. На исходе жаркого лета зеленая река медленно двигалась на восток, как упитанная змея, неторопливо прокладывающая себе путь сквозь заросли кустарника. Плакучая ива склонилась к самой воде и пыталась ухватить зеленую непослушную тварь ветками. У самого берега бились потемневшие к осени блюдца кувшинок, казавшиеся без желтых цветов старыми девами — поблекшими и никому не интересными. А плеск воды у мостков звучал бесконечными сплетнями, в которых они находят утешение.

Пора было возвращаться.

Как только из-за деревьев показался дом, ее охватило щемящее чувство скорой разлуки. Она и радовалась тому, что ждет ее в будущем, и чувствовала себя предательницей, бросающей на произвол судьбы родное гнездо. Когда их здесь не будет, дом наверняка обветшает, в нем поселятся полевые мыши, вороны станут хозяйничать на крыше, ухоженные розы выродятся в дикий кустарник с мелкими невзрачными цветами. Это непременно случится в конце июня, когда они разъедутся и детский дом опустеет…

Лариса делила комнату с Полиной. Она не помнила, что было в ее жизни до тех моментов, которые память порой выхватывала из молочного тумана раннего детства. Этакие застывшие картинки. На всех картинках — обязательно Марта. Сначала — Марта. Она была с ними всегда, с самого начала. Слово «детский дом» они узнали от деревенских ребят. Марта никогда не упоминала этого слова. Она говорила — наша семья. Поэтому Полину Лариса всегда звала сестрой.

Они делили комнату и проводили все время вместе. Полина пропала бы без Ларисы. Когда что-нибудь случалось, Полина непременно оказывалась в эпицентре события. Если разбивалась ваза с цветами, Полина тут же ранила руку осколком; если шел дождь, можно было поспорить, что она промочит ноги и заработает простуду; если заливали каток зимой, то падала на идеально гладкой его поверхности одна только Полина. У нее была странная способность попадать во все неприятности с катастрофической фатальностью. Но Лариса часто успевала подхватить ее под локоть, когда подруга едва не ступала в огромную лужу; напомнить о том, что не мешало бы надеть шарф, когда они шли на прогулку зимой, или отвлечь разговором, пока кто-то другой выметал осколки разбившегося стакана.

Несмотря на то что часы пробили десять, Полина не спала, умирая от любопытства.

— Что она тебе сказала?

— Ты не поверишь…

Лариса и сама бы не поверила в то, что узнала, скажи ей об этом не Марта, а кто-нибудь другой.

— У меня есть родственница.

Полина замахала руками:

— Где?! — В глазах у нее стоял неподдельный испуг.

— В Ленинграде.

Полина смотрела на Ларису не мигая.

— И она берет меня к себе.

— Невероятно! — выдохнула подруга. — А кем она тебе приходится? Как нашла тебя? Сколько ей лет?

В детском доме слово «родственник» сродни магическому заклинанию. Если у тебя есть родственники, это все равно как если бы были корни. Ты уже не листочек, гонимый ветром, ты часть семейного древа — могучего и крепкого. А значит — не такой, как остальные…

Лариса смотрела на Полину с нежностью. Разумеется, она ее не бросит. Как только обживется у тети — заберет к себе. Они обсудили детали. Лариса собиралась поступать в Ленинградский университет на исторический, Полина кусала ногти, не решаясь сделать окончательный выбор. Вдруг Полине показалось, что пахнет дымом. Она подскочила на кровати. Лариса рассмеялась. Действительно, тянуло слегка дымком, но ведь ясно, что у тетушки Ольги снова что-то не ладилось с печью. Старушка упорно отказывалась купить электрическую плитку или связываться с газовым баллоном и готовила по старинке. Но Полина не успокоилась, а побежала к двери. Она толкала ее изо всех сил, но дверь не поддавалась. Это было невероятно, потому что замков у них не ставили, и никто никогда не запирался.

Лариса подскочила к Полине и принялась колотить в дверь.

— Откройте! — кричала она. — Что там случилось? У нас дверь заклинило, слышите?

Дымовая завеса становилась плотнее. Полина закашлялась, Лариса оттащила ее в комнату, и только тогда они услышали, что в соседних комнатах тоже стучат.

Данила что-то кричал им, и они никак в панике не могли разобрать. Он кричал, чтобы вышибали окно, и еще, что, как только выберется, поможет. Комната девушек находилась на втором этаже, но если бы им удалось открыть окно, они смогли бы легко спрыгнуть на землю — не так уж и высоко. Но окно, словно заколдованное, не поддавалось. Сверху доносился вой и тяжелый топот ног Леши. На третьем этаже только одна комната. «Ему не выбраться», — пронеслось в голове у Ларисы, прежде чем все поплыло у нее перед глазами.

Она схватила табурет и швырнула в окно. С улицы доносился далекий звук сирены. «Лешу спасут», — успела подумать Лариса.

— Полина, слышишь…

Но Полина ничего не слышала. Она лежала на полу, в дыму, без сознания. Лариса помнила, как шла к ней… Дым ел глаза и раздирал горло. Она поминутно кашляла. За дверью в коридоре трещало пламя…

— Марта, Марта! — крикнула Лариса, закашлялась и потеряла сознание.

Лариса очнулась от того, что их водитель Семен осторожно тряс ее за плечо.

— Все, родимая, приехали. Ты б валерьяночки, что ли, выпила…

— Зачем?

— Пока спала, вон, все вздрагивала, да маму звала.

— Маму? — не поняла Лариса и, припоминая обрывки сна, поправила: — Марту, наверно.

Семен был прирожденным спорщиком и хотел было возразить, что не глухой еще, хоть и на пенсии, но вовремя вспомнил, что Лариса у них детдомовская, и осекся.

— Ну как скажешь…

Всю ночь Марта не могла сомкнуть глаз. Рука ныла не переставая. Но как только боль притуплялась, ее охватывала паника. В ее возрасте любая рана — беда, заживает долго. Силы уже не те. Едва Марта приподнималась на кушетке, чтобы встать и выпить очередную порцию лекарства, голова кружилась, а ноги становились ватными и не слушались.

Неожиданность происшествия парализовала ее чуть ли не больше самого ранения. Она ждала угроз, даже, возможно, нападения, но у нее и в мыслях не было, что убрать ее могут без всяких предупреждений, одним выстрелом. Ей стало страшно. Она просчиталась. По какой-то наивной женской глупости, которую так и не сумела до конца вытравить из души, Марта полагала, что если он и не любит ее до сих пор, то… Она ошиблась. Он не станет ни с кем церемониться. Его методы изменились, а стало быть, изменился и он сам. Разлюбил эффекты, идет к цели кратчайшим путем. Она думала, он ее не тронет! Памятуя о старой любви. А он вспомнил о ней первой. Памятуя старое предательство…

Силы таяли… Наваливалось тупое безразличие. Она старая женщина. Кого она может спасти? Кому помочь? Волнами накатывало забытье… Марта приходила в себя от собственных стонов. Лампочка под потолком слепила глаза так, что они слезились. Или это она плакала? Уже не разобрать. Все вокруг заволокло липким густым туманом, похожим на смерть…

Она попала в эпицентр дурных видений.

Они снова были вместе. И Маша — маленькая, хрупкая, с умными живыми глазами, и Женя — самая старшая, всегда отстраненная, ироничная, ведущая свою игру, и сумасшедший ее муженек Сенечка, взахлеб рассказывающий о Рерихах, о преображении пространства с помощью направленной мысли, о Шамбале, о Беловодье… Сколько ночей они провели без сна, упиваясь поисками смысла жизни? Сколько месяцев вынашивали свои планы?

Остальные оказались с ними в одной компании случайно. Галя — русская красавица с косой до пояса, потому что не ладилось в семье, готова была бежать от родителей хоть на край света. Лешка — потому что любил Женю. Дмитрий — потому что хотел быть рядом с Галиной. И Андрей тоже был жертвой обстоятельств. Его увлекла Марта своими горячими проповедями. Он не хотел ехать. Категорически. И много лет потом ее мучил вопрос: если бы и Андрей не поехал и не отпустил ее, возможно, у них была бы другая судьба и они до сих пор жили бы вместе. Но она его уговорила…