Ловчий - Страница 74

А вот и вагончик. Через несколько минут я приближусь к разгадке.

Деликатный Абдунасим решительно отказался занимать свою половину, заявив, что предпочитает сон на свежем воздухе. Взяв в охапку спальные принадлежности, он забросил их в кузов грузовика и шустро устроился там на ночлег. Вскоре оттуда донесся его легкий храп.

Я поднялся к Ирине, которая уже лежала на диване, натянув одеяло до подбородка.

— Ми-илый… Я жду-у…

Судя по ее дразнящему голосу, она ждала только интимной близости. Значит, прочие волнения позади?

Одного взгляда на куртку хватило, чтобы понять: она повешена иначе.

— Извини, дорогая, оставлю тебя ненадолго, что-то голова гудит…

— Хочешь кофе?

— Не беспокойся, я сейчас.

— Я так продрогла, Димочка… Ты меня согреешь?

— Ты сомневаешься?

Накинув куртку, я вышел в кромешную темень ночи и тихонько скользнул на заднее сиденье «уазика», который специально поставил сбоку.

Забившись в угол, достал портсигар, приложил его к уху и включил.

Послышалось шипение, какие-то шорохи, стуки, шумы…

Так продолжалось довольно долго.

Я уже начал терять надежду, когда пошла долгожданная запись.

— Ну что? — лихорадочно спросила Ирина.

— Порядок, — ответил знакомый голос, заставивший меня вздрогнуть.

Как же я ошибался, греша на Константина!

Голос принадлежал…

В первую минуту я и сам не мог поверить собственным ушам. Но когда поверил, абсолютно все встало на свои места.

Диктофон записал беседу дочери с отцом. Мистером Иксом оказался не кто иной, как Путинцев.

— Порядок, — ответил Гаврилыч. — Я достал его, дочка, хоть это было и нелегко. Теперь все зависит от нас с тобой. Нельзя терять ни минуты. Где твой кавалер с командой?

— Они поехали к гадальщику. Ненадолго.

— А-а, к старику Мумину… Это сколько же ему лет? Думаю, за сотню перевалило. Ну да ладно. Действуем, как договорились. Значит, встречаемся на условленном месте. Не забыла?

— Нет, папа.

— Только не тяни, Иришка. Приласкай его пожарче, а после дай напиться. Пускай дрыхнет до утра. А мы к рассвету будем уже в долине. Ну, чего, дочка?

— Папа, ты меня любишь? — каким-то звонким голосом спросила она.

— Да я за тебя жизнь отдам, Иришка! И жизнь, и душу! За тебя, за внучку, за твою маму, ты же знаешь, — с грубоватой нежностью ответил он. — Для вас все это и затеял.

— Папа, давай немного переиграем.

— Что-то я тебя не пойму…

— Возьмем с собой Диму! — решительно воскликнула она.

— Да ты что, малышка! — изумился он. — Тогда, считай, делу хана.

— Папа! Я так хочу!

— Мы же по-другому рядили, дочка. И ты была согласна.

— Просто кое-что изменилось…

— Ох, дочка, не вовремя все это, ох, не вовремя! Ну, слушай, я тебе еще раз все повторю сначала. Выбраться из кишлака с сундучком по шоссе нечего и думать. На дороге Джамал поставил своих людей. Быть может, он даже догадывается, что я здесь. Хотя вряд ли. Но завтра точно догадается. Поэтому уходить нужно сегодня, через горы. Там, на верхнем пастбище, сейчас ночует отара. С ней два чабана. У них — лошади. Мы поднимемся, они удивятся, но чаем угостят. Подсыпешь им незаметно то же зелье, что и Димке. Как только они скопытятся, оседлаем лошадей и — вперед. Собак я беру на себя. Тропа мне знакома, Гафур когда-то показал. Она короче асфальта. К утру выберемся на большак, там будет дежурить Дадо с машиной. А уж после нас никто не найдет. Только две лошади, Иришка, и времени в обрез. Да будь твой ухажер хоть из чистого золота, и то мы не смогли бы его взять.

— Пусть они с Абдунасимом едут по дороге. Дима может сказать, что везет Абдунасима в больницу, и их пропустят.

— Эх, дочка! Их-то, может, и пропустят, да только Джамал сразу поймет, что дело нечисто. А уж коли он смекнет, то снарядить погоню ему все равно что плюнуть по ветру. Ему тропа через горы очень хорошо знакома. Поймают нас, как кроликов, и тогда уж живыми не отпустят. Не-ет, Иришка, до утра они должны оставаться здесь и быть нашим прикрытием.

— А что их ждет после?

— Да ничего особенного. Джамал полютует немного, а после поймет, что они ни при чем, и отпустит на все четыре стороны. Тайник-то я оставил открытым. Птичка упорхнула. Ищи иголку в стоге сена!

— Все равно он меня возненавидит!

— Кто?

— Дима!

— Господи! Да на кой он тебе сдался, дочка! Ты посмотри на себя, какая ты королева! Главное пойми: мы теперь богатейшие люди. Во дворце будешь жить возле теплого моря, в шампанском купаться, наряды менять каждый день, любых женихов выбирать…

— Папа, ты ведь сам говорил: сердцу не прикажешь.

— Тогда слушай, что я еще тебе скажу. Я ведь тоже не лыком шит и навел о твоем Димке кое-какие справки. Он не тот, за кого себя выдает. Есть несколько фирм с названием «Ингода», но ни в одной об этом парне и слыхом не слыхивали. И никакого домика он не продавал. Он — стукачок, сука. За ним кто-то стоит. Не удивлюсь, если Джамал. Вот и пусть разбираются между собой. А мы должны думать о своем интересе. О семье. Пора уже зажить по-человечески. Теперь ты понимаешь, дочка, что брать с собой этого типа нам никак нельзя?

— Папа, ты правду говоришь? Не выдумал? Я, кажется, сейчас заплачу…

— А и поплачь. Со слезой лишняя жалость выходит. А жалость в этом мире, дочка, самый последний товар. Поверь мне, потому как был я и на коне, и под конем и науку жизни выучивал на собственной шкуре. Уж коли ты меня о правде спросила, то вот тебе история про сундучок как на духу…

Я был у Гафура правой рукой, а Джамал — левой. Формально мы руководили агрообъединением, но это так, видимость, ширма. А настоящим нашим делом были наркотики. Да, дочка, наркотики. Большой на мне грех. Сам я никогда не курил этой заразы, но, как подумаешь, сколько народу через меня погублено, страшно становится. Хотя, если по совести, раньше такие мысли в голову не приходили. Раньше я думал по-другому: хочешь травиться — травись, а свои денежки давай сюда. И денежек этих я имел вдоволь, жил на широкую ногу и не боялся ни Бога, ни черта. И вдруг все перевернулось.

Начались аресты. Пришла беда — отворяй ворота. Надо было спрятать свои накопления, переждать лихие времена. Золотишко и камушки мы растолкали по родственникам и знакомым. Я, например, отдал свою долю на хранение Дадо. Но оставался один очень дорогой сундучок. Гафур решил спрятать его здесь, в Ак-Ляйляке, в тайнике, который незадолго до событий вырубил по его распоряжению в цельной глыбе один каменотес.

Поначалу все шло так, как я тебе рассказывал, дочка. Я отвез Гафура в Змеиное ущелье, открыл тайник и уложил сундучок внутрь. Оборачиваюсь. На меня смотрит дуло пистолета. «Гафур, что за шутки?» — «Извини, Ярослав. Мне очень жаль, но про этот сундучок не должна знать ни одна живая душа». — «Гафур, ты ведь знаешь, я умею хранить тайны». — «Да, Ярослав, знаю. Но это слишком крупный куш». — «А как же наша дружба, Гафур? Помнишь, последний кусок хлеба делили». — «Слишком большой куш, Ярослав. Он перевесил нашу дружбу. Мне очень жаль…» Его палец начал медленно давить на курок. Что мне оставалось? Я стоял перед валуном на открытом месте. Метнуться в сторону — бесполезно. Он меня тут же достанет, если не первым выстрелом, то вторым. Признаюсь, дочка, думал: все. Тебя вспомнил, маму… Только не такой я человек, чтобы сразу лапки кверху. Понял я вдруг, что в ущелье быстро смеркается и минут через десять станет совсем темно. Но как переждать эти минуты? Взмолился: «Погоди, Гафур! За все то хорошее, что я для тебя сделал, исполни мою последнюю просьбу…» Секунду он колебался, затем ослабил палец на курке. «Говори». — «Разреши сигарету выкурить. Последнюю». — «А где твои сигареты?» — «Здесь, в кармане брюк. Кроме сигарет, да зажигалки, да еще носового платка ничего больше при себе не имею. Пистолет мой остался в машине, ты же знаешь». Он снова задумался, затем кивнул: «Хорошо, Ярослав. Эту награду ты заслужил. Но не вздумай хитрить. Иначе не докуришь». — «Какой из меня хитрец, Гафур? Ты провел меня как мальчишку-болу». — «Не переживай, Ярослав. Были времена, и ты выигрывал, а сейчас тебе вышла плохая карта. Просто рядом не оказалось никого, кто отвез бы меня сюда. Не могу же я пристрелить своего родственника». — «Теперь думаю, что можешь, Гафур». — «Да, Ярослав, это крупный куш. Тут и отца родного не пожалеешь. Но жребий достался тебе. Так что отнесись к этому спокойно». Я еще не закурил, дочка, а уже выиграл несколько минут, и это придало мне уверенности. «Ладно, Ярослав, слишком много разговоров, — сказал он, будто угадав мои мысли. — Хочешь курить — кури. Только молча». — «Последнее слово, Гафур. Поклянись Аллахом, что дашь мне докурить до конца, до самого фильтра». — «Клянусь, но при условии, что ты закуришь немедленно!» — нетерпеливо воскликнул он. Он нервничал, и это играло в мою пользу. Я спокойно достал пачку, выбрал сигарету из середины, размял ее и щелкнул зажигалкой. Стемнело настолько, что очертания машины сделались расплывчатыми. Я не верил, что Гафур позволит мне докурить до конца. Стоит ему обратить внимание на приближение ночи, как он поставит последнюю точку без предупреждения. Рисковать он не любил. Зато пока мы беседовали, у меня сложился план. Единственно возможный. На берегу речушки — за спиной Гафура — лежало молодое деревце, принесенное потоком откуда-то с верховий. Одна из ветвей, причудливо изогнутая, торчала почти вертикально. В сгустившихся сумерках ее легко было принять за нападающую кобру. Я курил, напряженно вглядываясь в Гафура. Мне показалось, что он расслабился. Немного, чуть-чуть. И тогда я понял, что надо действовать немедленно, более благоприятного момента уже не будет. Не вынимая сигареты изо рта, я усмехнулся и спокойно сказал: «Да, Гафур, великим планам иногда мешают сущие пустяки». Мое спокойствие разволновало его еще сильнее. Он чуял: что-то не так. «Ладно, Ярослав, будем считать, что ты докурил». — «Гафур, посоветуйся об этом с коброй, которая сейчас клюнет тебя в задницу», — улыбнулся я. Дешевый трюк, дочка. Но он попался. Скажу не хвастая, свой кон я сыграл без ошибок. Если бы я выпучил глаза, заорал, он догадался бы, что я блефую. Но мое спокойствие его купило. Гафур резко обернулся, увидев ветку, завизжал от страха и дважды пальнул в нее, тут же опомнился и, юлой вернувшись в исходное положение, трижды — веером — шмальнул в меня. Вернее, в мою сторону. Все произошло в какую-то секунду. Если бы я кинулся на него, схлопотал бы пулю между глаз на полпути. Если бы метнулся вправо или влево, он достал бы меня как куропатку. Но я сделал иначе. Как архар взлетел я на валун — опасность придала силы — и запрыгнул в тайник, выдолбленное с макушки углубление, где уже покоился сундучок. Этого варианта Гафур не предусмотрел, и я выиграл самую важную секунду. Следующая пуля чиркнула по сдвинутой крышке тайника, но Гафур опоздал. Я укрылся внутри, вобрав голову в плечи и уперевшись подбородком в колени. Но до спасения было еще далеко.