Лотерея (сборник) - Страница 3

— У меня только что произошел очень интересный разговор с вашей дочерью.

Хозяин быстро обвел взглядом комнату.

— С Эйлин? А где она?

— На кухне. Учит латынь.

— «Gallia est omnia divisa in partes tres…»[11] — скороговоркой пробубнил хозяин. — До сих пор помню.

— Она неординарная девушка.

Хозяин дома покачал головой и горестно вздохнул:

— Ох уж эти современные детки…

В эту ночь она спала лишь урывками; заставила себя лечь в половине второго, когда ушел Джейми, но, едва задремав, она вновь и вновь открывала глаза и, вглядываясь в полутьму комнаты, прокручивала в памяти последние события. Наконец в семь часов она встала, сварила кофе и почти час просидела над чашкой — полноценно позавтракать они собирались в каком-нибудь ресторанчике, а одеваться на выход было еще рано. Вымыв чашку, заправила постель и в который раз осмотрела приготовленный наряд, беспокоясь насчет погоды, хотя утро было ясным, обещая прекрасный день. Раскрыла книгу, но вдруг подумала, что неплохо бы написать сестре, взяла лист бумаги и вывела красивым почерком: «Милая Энн! Когда ты получишь это письмо, я уже буду замужней женщиной. Звучит странно, не правда ли? Я и сама с трудом в это верю, но, узнав подробности, ты удивишься еще больше…»

Она задумалась над продолжением, перечитала первые строки и порвала письмо. Затем подошла к окну и еще раз удостоверилась, что погода прекрасная. Внезапно ей пришло в голову, что синее шелковое платье как-то простовато и слишком чопорно для такого случая — а ведь сегодня она должна выглядеть особенно изящной и женственной. Она принялась лихорадочно перебирать гардероб и заколебалась, наткнувшись на ситцевое платье, которое носила прошлым летом; пожалуй, чересчур легкомысленно для ее возраста, с кружевным воротничком, да и не сезон еще для ситца, хотя…

Она повесила оба платья рядом на дверцу гардероба и прошла в клетушку за стеклянной дверью, служившую ей кухней. Поставила на плитку кофейник и выглянула в окно: по-прежнему светило солнце. За спиной забулькал кофейник; она повернулась и налила кофе в новую чашку. Надо бы съесть чего посущественней, а то с утра лишь кофе да сигареты, так и голова того и гляди разболится. И это в день свадьбы! Она сходила в ванную, нашла упаковку аспирина и положила ее в синюю сумочку. Если она все-таки остановит выбор на ситцевом платье, надо будет переложить таблетки в коричневую. Но вот беда: коричневая сумочка уже порядком износилась. Какое-то время она стояла, растерянно переводя взгляд с ситцевого платья на синюю сумочку, а затем отложила решение на потом. Сходила на кухню за чашкой, села спиной к окну и внимательно оглядела свою единственную комнату. Они вернутся сюда нынче вечером, так что все должно быть в лучшем виде. Вдруг она с ужасом вспомнила, что не постелила свежие простыни. По счастью, они были в запасе — белье как раз недавно вернули из стирки. Она достала с верхней полки шкафа чистые простыни и наволочки и перестелила постель, стараясь не думать о том, ради чего это делается. В дневное время ее узкая кровать всегда стояла под покрывалом и могла сойти за обычную кушетку — и кому какое дело до чистоты невидимых простыней! Старое белье она унесла в ванную и запихнула в корзину вместе с полотенцами, которые тоже сменила. Когда она вернулась к своему кофе, тот уже остыл, но она все равно его допила.

Взглянула на часы — начало десятого — и теперь уже заторопилась. Приняла ванну, использовав одно из свежих полотенец, после чего бросила его в корзину и заменила другим. Белье надела самое лучшее, почти неношеное, а вчерашнее также полетело в корзину вместе с ночной рубашкой. Когда дошла очередь до платья, она замешкалась перед гардеробом. Синее смотрится вполне прилично и ей к лицу, однако она уже несколько раз надевала его при встречах с Джейми, да и для свадьбы надо бы что-то особенное. Ситцевое понаряднее, и Джейми его еще не видел; но сейчас оно не по сезону. В конце концов сказала себе: «Моя свадьба — что хочу, то и надеваю», — и сняла с вешалки ситцевое. Натянула его через голову, такое легкое и приятное на ощупь, но, оглядев себя в зеркале, расстроилась: оборки закрывают и как бы укорачивают шею, а широкая юбка рассчитана скорее на юную вертихвостку, которой бы только бегать вприпрыжку да кружиться в танце. «Вырядилась, тоже мне. Еще подумает, что по случаю свадьбы я пытаюсь молодиться», — с отвращением подумала она и сбросила с себя платье одним рывком, так что лопнул шов под мышкой. Старое синее было удобным и привычным, но не вызывало праздничного ощущения. «Не в одежде дело, если уж на то пошло», — сказала она себе твердо, но уже через минуту снова кинулась перерывать гардероб в поисках чего-нибудь более подходящего. Ничего такого не обнаружилось, и в смятении она чуть было не побежала в ближайший магазин за новым платьем. Однако уже скоро десять, времени осталось только на прическу и макияж. С волосами проблем нет — собрала их в узел и прихватила заколкой, — а с лицом сложнее: хочется выглядеть получше, но при этом не перебрать с косметикой. Несвежий цвет лица, морщинки у глаз — если попытаться их скрыть, это опять же будет притворством. Но сама мысль, что Джейми предстанет перед алтарем с увядшей, старообразной невестой, была невыносима.

— Как ни крути, тебе тридцать четыре, — безжалостно сказала она своему отражению в зеркале. Правда, по документам только тридцать.

Две минуты одиннадцатого; она в полном отчаянии от своего наряда, от своего лица и от своей квартиры. Снова разогрела кофе, налила чашку и опустилась в кресло у окна. Теперь, в последний момент, уже ничего не исправишь.

Смирившись с неизбежным, она стала думать о Джейми, но — странное дело — не смогла вызвать в памяти ни его лица, ни его голоса. «Обычное дело: любовь затуманивает разум», — успокоила она себя и перенеслась мыслями из этого дня в более отдаленное будущее, когда Джейми добьется успеха своими книгами, она сможет оставить работу, и они поселятся в красивом доме за городом — об этом они много мечтали вместе в последнюю неделю. «Между прочим, у меня талант по кулинарной части, — говорила она Джейми. — Вот припомню старые рецепты и стану по утрам выпекать чудесные бисквиты. А жареный цыпленок с голландским соусом — язык проглотишь, когда попробуешь». Она знала, что такие слова, да еще сказанные нежным голосом, никогда не пролетают мимо мужских ушей.

Половина одиннадцатого. Она встала и направилась к телефону. Набрала номер, подождала и услышала металлический женский голос: «…десять часов двадцать девять минут». Машинально переводя стрелку часов на минуту назад, она вспомнила уже свой собственный голос, когда, расставаясь прошлой ночью с Джейми, сказала в дверях: «Значит, ровно в десять. Я буду готова. Неужели все это на самом деле?»

И Джейми рассмеялся, удаляясь по коридору.

К одиннадцати часам она заштопала шов и убрала в шкаф коробку со швейными принадлежностями. Переоделась в ситцевое платье и села у окна с очередной чашкой кофе. Можно было бы и не спешить с приготовлениями, но теперь что-либо менять — все равно что начинать все заново, а он должен объявиться с минуты на минуту. И перекусить-то нечем, если не считать продуктов, припасенных на завтра, для первого утра семейной жизни: бекон, яйца, масло и хлеб — все в магазинных упаковках, и вскрывать их раньше времени не след. Может, сбегать вниз, в закусочную при аптеке? Нет, лучше потерпеть еще немного.

В полдвенадцатого от слабости начала кружиться голова, и она все-таки спустилась в закусочную. Будь у Джейми телефон, она бы позвонила, а так пришлось оставить записку: «Джейми, я в аптеке внизу. Вернусь через пять минут». Авторучка протекла, испачкав пальцы чернилами; она тщательно их отмыла и заменила использованное полотенце. Приколов записку к двери, еще раз оглядела комнату — нет ли какого беспорядка? — и притворила дверь, не запирая на ключ, чтобы Джейми мог войти и подождать внутри, если они вдруг разминутся.