Лорена - похитительница сознаний (СИ) - Страница 43

Стас прибыл к салону первым, но не спешил заходить вовнутрь. Он дождался приезда Влада, еще раз обрисовал ему ситуацию и попросил подежурить у входа — на случай, если хозяйка салона решит сбежать. Только когда все основные моменты были обговорены, Полянский отправился «на дело».

Лоскутову он застал на рабочем месте — в тот момент она обхаживала очередную клиентку: красила той волосы, делала массаж лица. И Полянскому ну о-очень не понравилось, какие откровенно ненавидящие взгляды бросала женщина на свою посетительницу. Стасу сразу же вспомнились обезображенные до неузнаваемости лица жертв, их истерзанная красота, зияющие раны на грудной клетке.

— Регина Натановна, — тоном, не терпящим возражений, окликнул он владелицу салона, — мне нужно срочно с Вами поговорить.

Лоскутова, не отрываясь от клиентки, сделала нетерпеливый жест рукой, указывая следователю на дверь:

— Я сейчас занята, подождите меня в кабинете. Ирочка, — обратилась она к администратору, — проводите гостя. Предложите ему кофе.

При упоминании о парализующем действии психотропных веществ, коими опаивала маньячка свои жертвы, Стас непроизвольно вздрогнул.

— Разговор срочный, не терпящий отлагательств, — процедил он. — В ваших же интересах, госпожа Лоскутова, побеседовать со мной прямо сейчас.

Массажная щетка в руках женщины дрогнула. Регина Натановна на мгновение замерла, но невероятно быстро справилась с замешательством. Она подняла глаза на следователя: о, если бы взгляды могли убивать, то Полянский окоченел бы на месте!

— Хорошо, пройдемте. — Лоскутова с видимым сожалением оставила клиентку на попечение одного из своих мастеров и повела Полянского в свои чертоги.

Небольшой уютный кабинет. Дорогая мебель. Не хватало лишь одного атрибута благосостояния, присущего кабинетам всех успешных людей — семейных фотографий, должных выставлять своих владельцев в самом выгодном свете.

Полянский опустился в предложенное ему кресло, отказавшись и от кофе, и от коньяка, и тем более от сладостей — кто знает, что за дрянь могла туда намешать маньячка. А в том, что Лоскутова его ненавидит, Стас не сомневался: ноздри женщины раздувались как у разъяренного дракона; еще секунда, и она бросится на свою новую жертву.

— Что Вы хотели обсудить? — притворно улыбаясь, поинтересовалась Лоскутова. Она заняла кресло напротив следователя и постаралась придать себе видимость равнодушия.

— Смерть вашего сына, — не поддавшись на провокацию, объявил Полянский.

— Не понимаю, о чем вы!.. — Женщина криво усмехнулась, но Стас заметил, как ее лежащие на коленях руки стиснулись в кулаки.

— Что ж, не хотите разговаривать о сыне, обсудим вашу дочь, — предложил следователь.

На этот раз Лоскутовой не удалось овладеть собой — она резко вздохнула, откинулась на кресло и неверяще воззрилась на собеседника.

— У меня нет дочери… — с трудом разлепив плотно сомкнутые губы, поведала она.

— В этом Вы заблуждаетесь, как и во многом другом, — заявил Полянский и достал из кармана кулон. Показал его женщине: — Вам знаком этот предмет?

— Верни мне это, ублюдок!!! — взорвалась Лоскутова, перегнулась через разделявший их стол и попыталась отобрать кулон.

— Немедленно сядьте на место! — приказал Полянский. — В противном случае мне придется задержать Вас за нападение на представителя закона!

Такой расклад совершенно не устраивал Лоскутову. Женщина спрятала подрагивающие руки под мышки, уселась на место и вперилась взглядом в следователя:

— Я слушаю…

Расчет Полянского был предельно прост — оглушить женщину рассказом о Ренате; притупить бдительность маньячки, заставив ее тем самым потерять осторожность и выдать себя. И план сработал: душещипательная история, приправленная сочными подробностями, оказала нужное воздействие. Лоскутова разрыдалась, размазывая по лицу толстый слой грима. На минуту она вернулась к прошлому, вновь почувствовала боль утраты и обиду, еще не успевшую перерасти в ненависть. Женщина позволила себе слабость, и этим не преминул воспользоваться следователь.

— Вы не только убили собственного сына, но и покусились на жизнь чудом спасенной дочери! — «добил» Лоскутову Полянский. — Чистосердечное признание вряд ли скостит назначенный вам срок, но поможет облегчить душу. Почему?! Почему Вы сделали это?

Лоскутова потянулась к сумочке, достала пачку сигарет — закурила, жадно глотая табачный дым. Стас выложил на стол диктофон и включил его на запись. Голос женщины был хриплым, нерешительным. Слова слетали с ее губ, будто сами по себе, не повинуясь разуму женщины, настойчиво приказывавшему промолчать:

— Когда-то, в совсем другой жизни, у меня было все: любящий муж, свой дом, успешная карьера модели. Я была самой счастливой женщиной на свете, но и самой беспечной. Олег, мой законный супруг, всегда отличался маниакальной тягой к красивым женщинам. Когда я выходила за него, то наивно полагала, что все изменится, когда у него будет настоящая семья. Он и на самом деле сдерживался и довольно долго. Потом начались кратковременные интрижки, ничего не значащие романы — я терпела, прощала.

Совсем плохо стало после появления на свет Николая — нашего первенца. Роды были трудными, затяжными — моего мальчика едва спасли. Когда мне разрешили взглянуть на моего малыша, я испугалась: он выглядел вялым, не пищал как другие дети, у него был синюшный оттенок кожи. Врачи объяснили, что асфиксия плода очень часто приводит к психическим и психологическим отклонениям. За моего мальчика боролись долго — он остался в живых, но его головной мозг претерпел необратимые изменения.

Олег, вместо того, чтобы поддержать меня и нашего сына, пришел в ярость. Его статус известного человека не должен был пострадать от наличия умственно отсталого ребенка. Он, как мог, скрывал от общественности болезнь мальчика — подкупил врачей, не показывал его окружающим. Более того, Олег не выпускал меня с малышом на прогулки, запрещал лечить сына. Наш малыш стал заложником в собственном доме. Я снова терпела, надеялась, что все уладится.

Новая беременность стала для меня огромной радостью, казалось, принесла долгожданное облегчение. Но мой муж не разделял моих чувств — у него появилась молодая любовница, с которой он без застенчивости посещал торжественные мероприятия и вечеринки. Их связь продолжалась уже более года; Олег совершенно охладел ко мне, не появлялся дома сутками, не отвечал на телефонные звонки. И я ничего не могла с этим поделать. С каждым днем мне становилось все тяжелее, а помочь было некому.

Чтобы хоть как-то выместить обиду, излить накопившийся во мне яд, я купила манекен человека, назвала его Олегом. Моя ненависть к некогда любимому мужу переросла в откровенную ненависть. Сначала я била манекен руками, пинала, обзывала всеми словами, которые только могла вспомнить. И это приносило мне кратковременное облегчение. А однажды мне под руки попался кухонный нож — каждый удар, проникавший в пластиковое нутро манекена, предназначался моему мужу. Этого «Олега» пришлось выбросить, купить нового. Постепенно я поняла, что вид рассыпавшегося на труху пластика вызывает у меня омерзение. Тогда и стала наносить удары туда, где должно было быть сердце, разорвавшее в клочья мою любовь. Новая страсть заменила мне весь окружающий мир. Постепенно я научилась наносить удары ножом очень ловко, попадая в одно и то же отверстие, — это позволило избежать покупки новых манекенов.

Однажды муж обнаружил мой тайник, в котором я прятала «Олега». Он долго смеялся над моим поведением, говорил, что я еще более сумасшедшая, чем мой сын. Олег заявил, что намерен развестись со мной, жениться на своей любовнице. Он сказал, что эта девушка родит ему новых детей — здоровых и крепких, таких же, как он сам. Мне стало плохо, и я убежала в свою комнату. Живот стал каменным; ребенок в нем перестал толкаться, сочувствуя мне, сопереживая. Обхватив себя руками, я старалась не волноваться, чтобы не навредить малышу; но слезы градом текли из моих глаз.