Лонгин - Страница 5

Да ты с ума сошла. Он же язычник!

Я приду. Забирайте тело.

Женщины уходят. Мария задерживается ненадолго.

Теперь ты понимаешь, сотник?

Да. Он пронзил меня так же верно, как я его. И тоже насмерть. Женщина, моя жизнь разорвана на части. Посмотри: руки до сих пор в крови; она ударила, как бьет вино, когда из бочки вышибут чоп. Я сразу вспомнил все плохое, что совершил на своем веку. Боги, да совершил ли я хоть что-то хорошее? Мне поначалу хотелось бежать и мстить… Перебить ребят, добраться до глотки Пилата, Кайафы… того парня, что продал Его…

Тот парень повесился днем.

А я хотел после всего броситься на меч, но теперь уже оставил эту мысль. Кто я такой, чтобы судить и казнить кого-то… хотя бы и себя? Если надо было что-то делать — то делать тогда, когда мне приказали бичевать Его. Встать за него с этим мечом, хотя бы и одному против всего Рима, против всего мира… Но я струсил, женщина. Теперь я не могу прятаться за словами — «солдатский долг», «приказ», «слава Рима»… Я никогда не показывал спину врагу — но встать против друзей, когда они неправы, оказалось мне не по силам. Какой же смысл мстить сейчас, когда все потеряно?

Не все потеряно. Ты веришь в вечную жизнь, сотник?

То, о чем рассказывают фарисеи? (Мария кивает) Теперь уже нет.

Верь, сотник. Его Мать просила меня встретиться с тобой и сказать тебе это слово: верь.

(потрясен) Его Мать?

Она прощает тебя, как Он простил.

(падает на колени, как под невыносимой тяжестью, продолжая цепляться за копье) Не надо! Я больше не выдержу.

Должен выдержать. Она просит тебя еще об одном.

Что Ей угодно?

Сохрани копье.

Зачем?

Мария молча уходит.

(ей вслед) Зачем?!

Вбегает Максимус, салютует.

Кентурион! (замечает состояние Логина) Кентурион… вам плохо? (с недоверием) Эта баба что, ранила вас?

Не родилась еще баба, способная меня ранить… Это все солнце, это все проклятое здешнее солнце и проклятая жара, Максимус… и доспехи… Я человек северный, все никак не привыкну.

Воды, кентурион?

Нет. Крови достаточно… Ее хватит на всех… (поднимается) В чем дело, говори.

(после короткой паузы, в ходе которой он явно прикидывает, насколько вменяем сотник) В общем, только что доставили новый приказ от прокуратора… Эти еврейские жрецы прямо на шею ему сели и пьют кровь как клещи! У них там в храме случилась неприятность — рухнула балка и порвалась какая-то завеса, так что весь народ увидел то, чего видеть нельзя никому, кроме жрецов… (хихикает) Они себе все бороды повыщипали от горя!

(борясь с подступающим обмороком) Короче!

Да, так кто-то из них вспомнил, что этот, который Царь, говорил, как воскреснет на третий день после смерти… Короче, они попросили поставить у гроба, кроме храмовой ихней стражи, еще и наш караул…

Они в самом деле верят, что Он воскреснет?

Да нет — боятся, что ученики ночью украдут тело из гроба.

Это вряд ли… бабы показали больше отваги… Но не родилась еще та баба… которая… (падает).

(в ужасе) Кентурион! Кентурион!!!

Пилат, весь взъерошенный, ходит по своей комнате в Претории. Лонгин стоит перед ним по стойке «вольно», сложив руки за спиной и расставив ноги на ширину плеч.

(взрываясь) Да ты что несешь! Ты понимаешь, что если я расскажу это Каиафе, то гонец к Кесарю вылетит из городских ворот быстрее, чем камень из пращи?

Понимаю, прокуратор.

Так что ж ты рассказываешь мне сказки?

Я рассказываю правду.

Пилат останавливается, сжав губы, смотрит Лонгину в лицо, какое-то время молчит.

Я знаю, что ты никогда не пьешь на службе, Германик, иначе велел бы высечь тебя. Ты являешься ко мне с историей о небесном создании, которое отвалило камень от гробницы, не касаясь его руками, о громовом голосе, обратившем в бегство наших ребят… кстати, а куда девались молодцы из храмовой стражи?

Они бежали первыми. Я не буду их осуждать: это и вправду было страшно.

А ты почему не бежал?

А я упал в траву. Я должен был остаться, но стоять не мог. Только бежать или лечь. Вот они меня и не заметили.

Кто? Эти… божественные существа?

Да нет, они-то видели меня насквозь, словно на мне не то что доспехов и одежды — а и кожи с мясом нет… Я же говорю: страшно. Не заметили женщины — эта, Мириам из Магдалы, и еще несколько — не знаю их имен.

Постой… Мириам из Магдалы? Та, которая спала с Требоном из второй манипулы? (Лонгин молчит) Впрочем, это неважно. Значит, там были женщины и эти небесные существа?

Да… Нет. Женщины были там, но небесных существ они не видели.

Ты видел, а они нет? Как такое может быть.

Наверное они были невидимы для женщин. Те скоро убежали, крича, что Учителя кто-то похитил из гроба. Осталась одна Мириам. Я ее не видел, потому что лежал лицом вниз и просто ждал, когда существа убьют меня или уйдут…

Час от часу не легче — ты лежал лицом вниз, откуда ты знаешь, что она там была?

Потому что я услышал ее голос. Может быть, она тоже убежала, но вернулась.

Ладно, хотя у меня уже заканчивается терпение. Дальше?

Эти существа заговорили с ней. «Женщина, почему ты плачешь»? А она ответила — «Взяли моего Господа и не знаю, куда Его положили». И тут новый голос спросил ее — «Мириам, почему ты плачешь»? И я решился поднять голову. Прокуратор, это был Он. Живой.

Ты меня без ножа режешь, Лонгин. Ну, придумай хоть что-то более убедительное.

Я не лгу, прокуратор.

Так солги, дубина! Неужели так трудно рассказать, что караульные уснули, и в это время ученики украли тело, а когда ты пришел проверять посты, гроб был уже открыт и пуст?

Тогда Севера и Криспа обезглавят, а они не засыпали на посту. И не виноваты в том, что покинули пост. С небесными созданиями невозможно было сражаться.