Лондонские тайны - Страница 66

Мак-Наб сам был адвокат и до тонкости знал все крючкотворства английского суда. Он понимал необходимость равного оружия в борьбе и потому решился заручиться чьим-нибудь высоким покровительством. Он нашел случай представиться старику графу Вейт-Манору, доброму и великодушному вельможе. Мак-Наб изложил ему все подробности дела и получил обещание помочь. После того, естественно, нельзя было уклониться от чести принимать у себя старшего сына его сиятельства.

Годфрей Ленчестер был представлен Энджусу и Мери. Первый сносил его посещения довольно равнодушно, а последняя чувствовала к нему откровенную неприязнь. Тридцатилетний мужчина, с довольно красивыми чертами лица, он производил отталкивающее впечатление красными пятнами на лице, следствием неумеренного поклонения Бахусу, и очевидным британским эгоизмом.

Некоторое время спустя Ферджус решился просить руки Мери. Мак-Наб не хотел об этом даже и слышать. Но Энджус, к которому плачущая Мери бросилась на шею, поклялся ей, что она будет женою О'Брина. Их обручили.

Ферджус и Годфрей чувствовали сильную антипатию друг к другу. Первый угощал презрительным невниманием и молчанием, второй — дерзкими взглядами, улыбками, движениями, словами. Встречались они довольно часто, но Ферджус, избегая ссор, всегда брался за шляпу, когда являлся наследник важного лорда.

На другой день после обручения Ферджуса и Мери Энджус должен был по делам отправиться в Шотландию. Ферджус не застал Энджуса дома и остался в зале дожидаться его. При появлении Годфрея, сильно расстроенного и, видимо, разгневанного, Ферджус взялся за шляпу.

— Право, отлично, — грубо сказал Ленчестер, — что молодец не дожидается, пока его выгонят!

Ферджус остановился и пристально посмотрел на него.

Годфрей с притворною беспечностью развалился на диване.

— Вы говорите обо мне, сэр? — спросил Ферджус.

— Мне кажется, молодой человек.

Ферджус покраснел, но остался спокойным.

— Мне кажется, сэр, что нам лучше бы выйти на улицу, чтобы окончить разговор.

Годфрей не тронулся.

— Надеюсь, что вы наглы, но не трус, сэр. Ступайте, молодой человек, я иду за вами.

Годфрей улыбнулся.

На улице Ферджус хотел что-то сказать.

— Дальше, — прервал его Годфрей, — за угол.

Годфрей сошел с тротуара на улицу и стал в боевую позицию, причем ясно обрисовались его здоровое сложение и мускулы.

Кулачный бой в Лондоне — наука как простого народа, так и аристократов. Потому на лицах останавливавшихся прохожих выражалось только обычное любопытство.

Годфрей насмешливо сказал:

— Я готов к вашим услугам, мистер О'Брин, если вы здесь желаете продолжать разговор.

— Мне угодно получить удовлетворение в вашей грубой дерзости, сэр, — спокойно ответил Ферджус.

— С удовольствием, молодой человек, с удовольствием. Я надеюсь, вы останетесь довольны. Но поговорим прежде: вы любите мисс Мак-Ферлэн — это мне не нравится. Мне кажется, что и мисс Мак-Ферлэн любит вас — это мне нравится еще менее. Наконец, говорят, вы женитесь это, право, мне вовсе не нравится.

— Да, я женюсь на мисс Мак-Ферлэн, — твердо ответил Ферджус.

— Ошибаетесь, потому что прежде я вам переломаю бока, — грубо возразил Годфрей.

Кровь ударила Ферджусу в голову.

— Сэр, — закричал он, — вы раскаетесь.

Он не кончил, потому что нобльмен неожиданно ударил его в грудь, так что Ферджус упал наземь. Годфрей опять стоял в боевой позиции и самодовольно посматривал на всех.

Ферджус поднялся и со слепою яростью, заставившей его забыть всякую осторожность, бросился на Годфрея. Согнутая рука последнего неожиданно выпрямилась и Ферджус вторично повалился на землю. Никто не бросился ему на помощь, раздалось только несколько одобрительных восклицаний по адресу Годфрея.

Годфрей поступал очень низко, действуя так с человеком, совершенно незнакомым с правилами кулачного боя, но в Лондоне слава — в силе, благородство — в богатстве!

Ферджус лежал как мертвый. Наконец он встал. Лицо его было смертельно бледно, в глазах горел мрачный огонек. Он пристально смотрел на своего противника и с опущенными руками, без всякой осторожности, стал медленно подходить к Годфрею. Любопытство зрителей удвоилось. Неосторожность Ферджуса поражала всех. Было почти несомненно, что бой кончится смертью Ферджуса.

Годфрей сосредоточил все свое внимание на груди Ферджуса. В третий раз благородный нобльмен ударил в грудь Ферджуса — глухо и страшно прозвучал этот удар. В ту же минуту он другим кулаком ударил его в лоб, по которому потекли струйки алой крови.

Но к общему удивлению Ферджус не упал, не отступил, даже не пошатнулся.

Все невольно вскрикнули при виде Ферджуса — бледного, страшного, с кровавой звездочкой на лбу, неподвижно стоявшего перед своим противником. Сам Годфрей, уверенный в силе своего последнего удара, забыл стать опять в оборонительное положение, это основное правило кулачного боя. Но когда он заметил ошибку, было уже поздно. Ферджус словно железными тисками схватил его за руки, Годфрей побледнел. Жаркое дыхание О'Брина жгло его, мрачный и грозный взгляд ужасал. Попытка высвободить руки была совершенно напрасна. Годфрей понял, что гибель неизбежна. Толпа затаила дыхание. Изредка только слышались крики полисменов, которые пытались пробраться через живую стену зрителей.

Ферджус был ужасен. На благородных чертах лица появилась дикая и непримиримая ненависть. Он закинул руки Годфрея за спину, быстро опустил их и изо всех сил обхватил Годфрея, ноги которого подкосились. Все видели, как страшно исказилось лицо благородного нобльмена, слышали, как захрустели его кости. Ферджус несколько минут продержал его в железных объятиях и потом выпустил. Безжизненная масса повалилась на мостовую.

— Умер, умер! — завопила толпа и потеснилась ближе, чтобы увериться.

Теперь только полисменам удалось пробраться в середину толпы. Ленчестер лежал неподвижно. Ферджус стоял, прислонившись к фонарю, готовый лишиться чувств.

Все это происходило среди белого дня и множества свидетелей.

Через месяц Ферджус О'Брин предстал перед уголовным судом по обвинению в умышленном нападении на почтенную особу Годфрея Ленчестера, наследника графа Вейт-Манора. Весь месяц Ферджус был в тюрьме.

Доктора не ручались за жизнь Годфрея, но он выздоровел. Жажда мщения обуревала его. Пригласили всех законников, чтобы погубить несчастного Ферджуса. Этим почтеннейшим людям было хорошо известно, что Лондон кишел людьми, для которых лжесвидетельство сделалось ремеслом. И благородные лорды снизошли до вполне достойного их дела — переговоров с отъявленными негодяями.

И вот Ферджус имел случай не верить своим ушам, когда целая толпа утверждала перед судом, что он с оружием в руках напал на благородную особу благородного сына благородного лорда.

— Ложь! Клевета! — не мог сдержать он яростного крика.

— Замолчите! — приказал президент.

Ввели последнего и главного свидетеля с отвратительной физиономией мошенника. Природа, наверно, была в самом дурном настроении духа при создании этого существа, одарив его физиономию выражением всевозможных пороков. Неровными шагами вошел он в залу заседания суда и поклонился всем — президенту, судьям, присяжным, писарям, адвокатам, даже констеблю, который привел его.

— О, почтенные и уважаемые лорды! — заговорил он заискивающим голосом. — Клянусь, я буду говорить правду, одну чистую правду. Высокоуважаемым судьям угодно было приговорить меня вчера к ссылке за безделицу, дюжину платков, но я не жалуюсь, достопочтеннейшие лорды! В Лондоне жизнь ужасно дорога, а там, за морем я, быть может, найду себе честный труд! Итак, высокоблагородные судьи, я не имею ни малейшего побуждения говорить неправду. Я давно знаю этого отъявленного злодея Ферджуса О`Брина.