Лондонские оборотни - Страница 103

Только горстка детей, сильно отделенных друг от друга реками и дорогами, железнодорожными путями и каналами, осмеливаются кричать, что они видели лондонских оборотней, отправляющихся на охоту, но все эти предупреждения вызывали у старших и более глупых только смех, звучащий весьма жизнерадостно, благодаря высокомерному недоверию.

Но это и в самом деле лондонские оборотни отправлялись на охоту. Они были вервольфами, и забыли свои условные имена, свои отчаянные надежды и свои дикие амбиции ради кратких промежутков времени, которые давались им дважды или трижды в год. И пока они бежали, будучи кровными братьями и сестрами, они выглядели не жалкими, но безжалостными, не мифическими, но реально смертельно опасными, не блистательными, но поистине прекрасными, не самоуверенными, но гордыми.

Они собирались охотиться и отправлялись к Дьяволу, и стремились туда как волки, как дикие создания, как сотканные из огня, земли и крови, а не вылепленные из обыкновенной глины. Пусть их ждала тьма, точно волна зловонного дыма, пусть сам Ад широко разинул свою жадную утробу, пусть лихорадка их бьющихся сердец звучала всего лишь шепотом в полном молчании надгробья времени, они все равно бежали.

Потому что каждый из них, чтобы быть волком, прежде должен был просто существовать и никогда не быть отвергнутым.

Волки мчались, и ангел взирал на них с высоты любящим взглядом, протестуя против страшного правосудия Махалалеля, одевшего ледяной коркой их души, предназначенные для служения. Ангел надеялся, что теперь Махалалель сможет понять, как иной бог создал проклятие человека.

— Бегите же, — шептал ангел. — Бегите.

Еще до того, как явится тьма, чтобы потребовать его к себе, ангел знал, он не сможет больше делать то, о чем просили его лондонские вервольфы. Не способен он на большее, чем повернуть поток времени или задержать рост бесконечного пространства.

Но волки все бежали, пока тьма, окутавшая их, не вернула снова их имена.

* * *

Когда-то сестра Тереза была обыкновенной сиротой, более жалкой, чем остальные, так как имела сомнительное преимущество родиться в приюте Хэнвелл, Теперь же она была близка к тому, чтобы стать святой, и в надежде достичь такой цели лежала на голом каменном полу своей кельи с распростертыми руками, наслаждаясь его холодной неколебимой твердостью. Собственные голову и тело она ощущала чрезвычайно легкими и была убеждена, что так происходит исключительно благодаря силе ее воли, а не из-за закона тяготения, приковавшего ее к земле.

Царапины, оставленные терновым венцом, который она носила на голове, и продолговатые раны на ладонях перестали ее беспокоить. Но постоянная грызущая боль в желудке в ее воображении превратилась в разрушительное воздействие наконечника копья, проникшего ей в бок. Боль постоянно давала о себе знать, точно ворчливые проклятия рассерженного демона, приводя сестру Терезу в экстатически бредовое состояние, когда она неизменно произносила молитвы.

У сестры Терезы не было четок, чтобы считать и отмерять, сколько раз она произносит «Аве Мария», но перед ее внутренним взором всегда маячила тень стоящего креста, освещенная сзади мрачным светом, который чудесным образом преображался облаками и сверкал всеми цветами радуги.

Сестре казалось, что миновал большой промежуток времени с тех пор, как она в последний раз слышала голоса святых. Она старалась, как могла, плыть по океану вечности, почти не обращая внимания на смену дня и ночи или совсем не придавая этому значения, полностью полагаясь на сестер, чтобы следить за чередой часов и недель. И все же она не могла до конца преодолеть узы, которые связывали ее с землей и неумолимой последовательностью времени: ее юное и упорное сердце билось внутри ее хрупкого тела, отмечая ее отдаленность от Царствия Небесного. Она не осмеливалась испытывать разочарование из-за того, что прекратились ее видения, и она перестала слышать голоса. В самом деле, как может простая девушка вроде нее заслуживать особого внимания посланцев Христовых? И все же, ощущение одиночества ложилось тяжким грузом на ее усталую, принадлежащую земле душу.

Ее глаза были закрыты, как обычно, она предпочитала видеть мир внутренним взором, и неважно, что он был неуверенным и неточным. Тень креста для нее означала больше, чем выбеленные стены или улыбающиеся лица, весенняя зелень или голубизна безоблачного неба. Если бы паук свалился сверху прямо ей на голову и прошествовал бы своей плавной походкой по самым подошвам ее ног, сестра Тереза едва ли вообще почувствовала бы его, и уж точно не испугалась бы. Нет, такой паук на нее не свалился, но она почувствовала значительно более ощутимое прикосновение, как будто бы ей на плечо опустилась чтя-то рука. Секунды две она не обращала внимания, но, когда это ощущение прикосновения не оставило ее, она согласилась на то, чтобы приподняться на правом локте, повернуть голову и открыть глаза.

Когда она увидела стоящего над ней ангела, ей на мгновение почудилось, будто она вовсе не открывала глаз и видит его только внутренним оком, но тепло его сияния проникло в ее исхудавшее тело, изгоняя холод и боль, пронизывающие ее легкие, и она поняла, что действительно созерцает его наяву.

Она поднялась, чтобы открыто смотреть на него, более честно и щедро, чем она когда-либо смотрела на любое простое человеческое существо.

И когда он принял ее в свои объятия, чтобы крепко прижать к себе, сестра Тереза не сопротивлялась. Раны и царапины на руках и ногах внезапно исчезли, и она с радостью признала, что так и должно быть. Он снял с головы терновый венец и растоптал его ногами, и она не стала горевать.

И когда сияние его золотого нимба растворило тень от креста, которая была ее постоянным спутником в течение половины жизни, сестра Тереза не ощутила никакой потери.

Он пронес ее сквозь стену кельи и сквозь землю, и она посмотрела вверх, в ясное и прекрасное небо, и начала проливать слезы чистого счастья, поняв, что, наконец, спасена и свободна от насильственной клетки плоти, которая причиняла ей так много горя своими оскорблениями и обвинениями.

Но она так и не увидела сияющих Райских Врат и не почувствовала близости Божественного Сердца. Даже когда ее ангел пролетел над этой достойной жалости землей, так ужасно страдающей и нуждающейся в прикосновении Спасителя, из самой сердцевины Ада вырвался демон. Он был чудовищней всех тех, кого она когда-либо встречала в лабиринте искушений: зловонное существо, сотканное из тьмы, тошноты и удушающих дымов. Он закружился вокруг избавителя Терезы как торнадо, сокрушая белые крылья и наполняя страхом ярко-голубые глаза.

И сестра Тереза поняла, что даже ангелам возможно причинять боль, и невинность, которая лишает их страха, вовсе не милость.

И таков был ужас этого открытия, что сестра закричала в страшной неизмеримой агонии, и кричала, кричала и кричала, пока демоническая тьма не заткнула ей рот зловонной тошнотой и не унесла ее вместе с ее поверженным ангелом в необозримые глубины Ада.