Лондон - Страница 67

Что до Хильды, то она, впервые разомлев от неспешных и бережных ласк зрелого мужа, испытала еще не изведанное тепло.

Они пробыли наедине до раннего утра, когда Хильда прокралась по улицам к отцовскому дому и юркнула в покои, где тот почивал.

Так, по истечении многих лет, восторжествовала последняя любовь Барникеля.

Вскоре после рассвета Хильда, как попросил Датчанин, выскользнула из дома и передала два сообщения. Одно адресовалось Альфреду. Другое – Озрику.

Ей было невдомек, что по пути к Барникелю и обратно за ней, как всегда, следили.

Ральф Силверсливз, сопровождаемый дюжиной вооруженных людей, лишь поздним утром навестил Барникеля на его биллингсгейтском складе. Нормандец учтиво уведомил Датчанина о надобности произвести обыск, и Барникель, хоть и пожал раздраженно плечами, не стал препятствовать. Затем трое отправились в его дом у церкви Всех Святых.

Искали тщательно. Потратили два часа, но на исходе утра сдались. Тем временем прибыл человек из мастерской Альфреда. Там тоже ничего не нашли.

– Надеюсь, на этом ты успокоишься, – сухо заметил Датчанин Ральфу и расценил ответную гримасу как знак согласия.

Ральф, однако, едва завершился обыск, испытал настолько невыносимое чувство обманутости, что заявил своим людям уже на причале:

– Оружие где-то здесь. Мы не отступим.

И он постарался на славу. К ярости лодочников, затеял проверять их груз. Осмотрели еще четыре маленьких склада. Затем процессия двинулась по Ист-Чипу, заглядывая в повозки и лавки – сначала к ужасу, потом к глумливой радости торговцев. Но если Ральф и боялся когда-то прослыть болваном, сейчас ему было все равно. Раскрасневшийся и решительный, он пер на восток, к Тауэру.

Незадолго же до полудня семейство Озрика-чернорабочего умножилось. Коротышка покинул хижину и взирал на возносившийся к небесам Тауэр. Он был до того рад, что на несколько минут лишился дара речи.

Ибо оказался прав. Родился сын.

Барникель был на взводе. Он провел дома весь день. События последних суток навалились тяжким грузом, и он изрядно устал. Теперь же, не в силах больше вынести одиночества, он все же отважился пройтись к Ист-Чипу, дабы развеяться.

Было еще тепло, хотя на западе небо уже окрасилось в пурпур. Лавочники убирали свой товар. Он шагал по Ист-Чипу в сторону Кэндлвик-стрит. И уже почти в конце рынка наткнулся на Альфреда.

Обоим пришлось соображать быстро. Если есть слежка, то разумнее будет не возбуждать подозрений. Поэтому они собрались разминуться, ограничившись любезным кивком, и так бы и поступили, не поспеши к ним в ту же секунду фигурка, принявшаяся настойчиво дергать за рукава.

Это был Озрик. Одурев от счастья, он бродил здесь уже битый час. На рассвете Хильда велела ему избегать Барникеля, но тот при виде обоих друзей настолько разволновался, что обо всем забыл и устремился к ним с сияющим лицом.

– Ох, сударь! – воскликнул он. – О, Альфред! Ну и новости! – Альфред замедлил шаг, Барникель глянул, и Озрик выпалил: – У меня родился сын!

И вновь просиял, как будто они стояли у райских врат.

А те, в своих хлопотах позабывшие о семейных заботах Озрика, обрадовались, разразились смехом и принялись его обнимать.

Та ночь оказалась безлунной, а тонкая пелена облаков, принесенная крепнувшим ветром с запада, скрыла и звезды. Лодка скользила по реке, и единственным источником света был костерок, занявшийся где-то на западной городской стене.

Лодка глухо ударилась в топкую грязь у выходного отверстия башенного водостока.

Озрик был один. Его ответ на утреннее сообщение Датчанина был прост. Коль скоро за Барникелем следили, он останется дома. «Я и сам управлюсь», – сказал Озрик.

И вот он хорошенько привязал лодку к колышку и принялся ослаблять решетку. Наконец Озрик проник в водосток. Он осторожно пополз по темному туннелю, тревожимый лишь крысами, к черной пещеристой утробе лондонского Тауэра. Подтянулся на веревке и добрался до верхней решетки, отомкнул ее и двинулся через подвал.

Хильда сидела с вышивкой, но ей было трудно сосредоточиться. Анри явился рано утром, но говорили они мало – он только учтиво справился о здоровье ее отца. Весь день она прождала в неизвестности. Сейчас пыталась вышивать; Анри же играл в шахматы с младшим сыном и время от времени бросал на нее холодный и отрешенный взгляд.

Вечер проходил тихо. Немного дальше, у Уэст-Чипа, сумерки озарились пожаром, который охватил несколько зданий. Однако такое не было редкостью в Лондоне, и Хильда забыла об этом.

Но сердце екнуло, когда через два часа к ним наведался Ральф.

О его утренних подвигах в Ист-Чипе знал уже весь Лондон, однако никто ничего не сказал, хотя Анри как будто развеселился, а Хильда встревожилась. Да и сам этот чурбан теперь не столько злился, сколько пребывал в задумчивости. Кивнув им и прихватив кувшин с вином, Ральф сел против брата и некоторое время угрюмо смотрел на огонь. Когда же наконец заговорил, Хильда похолодела.

– Анри, у меня затруднение.

– Какое же?

Ральф отпил вина и медленно поднял взор.

– Шпион, – молвил он негромко. – Где-то рядом.

У Хильды затряслись руки.

– Смотри, – продолжил он, – сегодня я чуть не словил крупную рыбу. Оружие. Я уверен, что искал в правильном месте.

– Наверно, ты просто ошибся.

– Возможно, – согласился Ральф. – Но у меня, знаешь, чутье. По-моему, заговорщиков предупредили.

– Кто?

Ральф помолчал.

– Кто-то, знавший о моих планах. – Он посмотрел прямо на Хильду. – Кто, по-твоему, это мог быть?

Хильда знала, что покрылась смертельной бледностью. Она положила руки на колени и выдержала его взгляд. Знал ли он или то был невинный вопрос? Не блефовал ли, чтобы изобличить ее? Но с чего ему заподозрить? Она прикинула вероятность.

– Понятия не имею, – ответила Хильда.

Но ей самой показалось, что голос ее все-таки дрогнул.

Теперь на нее смотрели оба – Ральф и Анри. Она изнывала от желания встать и уйти, но не смела. Неизвестно, сколько продлилась бы эта пытка, когда бы не внезапное вторжение.

Это была Герта, разрумянившаяся от вечерней прогулки и просиявшая от радости при виде всего общества в сборе. Не замечая напряженности, она устремилась к Ральфу, поцеловала его, громко рассмеялась, когда тот неуклюже покраснел, взяла в свои ручищи его талисман и чуть побаюкала.

– Пожар-то разгорается, – заметила она, и Хильда взмолилась, чтобы ее реплика сменила тему беседы.

Но ее молитва осталась без ответа. Герта повернулась к Ральфу со словами:

– Ну что, так и не сцапал рыжебородого?

– Что-то не задалось, – буркнул Ральф.

И Хильда вновь обнаружила, что все уставились на нее. Она же безмолвно смотрела на тевтонку. Неужели это какая-то страшная западня? Может быть, Герта уже сказала Ральфу, что еще вчера знала о его рейде? Или скажет сейчас? Но Герта, к ее неменьшему ужасу, продолжила:

– Нынче вечером я видела его в Ист-Чипе – стоял с друзьями, обнимался и гоготал.

У Ральфа отвисла челюсть.

– С какими друзьями?

– Человек, который делает доспехи. Альфред или как его? И еще коротышка с круглой башкой. Без носа. – Она рассмеялась. – Они, может, и думают, что тебе их не словить, но ты поймаешь. – После чего чмокнула его в голову и ушла, объявив, что пойдет к отцу.

В повисшей тишине никто не произнес ни слова. У Хильды, взиравшей на свое шитье, смешались все мысли. Она не понимала, как удалось Герте увидеть обоих в обществе Озрика. О последствиях она не смела и думать. Наконец она взглянула на Ральфа.

Тот сидел словно аршин проглотив и смотрел на огонь. Казалось, что о ней он забыл, но лицо кривилось, как бы в страдании. Как же он проглядел эту связь? Она очевидна! Барникель был дружен с Альфредом. Тот – с Озриком. Озрика, увечного карлика-серва, он обнаружил в подвалах Тауэра. Значит, там и спрятано оружие. В тех самых, для которых Альфред изготовил замки.