Логика прыжка через смерть - Страница 10

Он снова уколол булавкой кресло. Острая, по-настящему острая, но руку не берет. Интересно, на каком принципе может работать такая вещь? Может быть, перестраиваются молекулярные цепочки?.. Да, но сделать такое в обыкновенной булавке, а потом куда попало ее воткнуть – это уж слишком. А мне говорили, что они отстают технически. Хорошо бы забрать такую с собой – наши специалисты много бы дали за…

– Нет, так нет, – ответил Пша.

Оксана удивленно посмотрела на одного, потом на второго.

– Да, я точно забыл, это она Остику жена, тебе просто знакомая.

– Кончай меня проверять, – сказал Коре, – я не знаю никакой жены Остика и самого Остика не знаю. Зато знаю, что у тебя в багажнике лежит картинка – череп с костями, который ты вешаешь на заднее стекло машины. А к корпусу ты подключаешь шестьсот двадцать вольт. Еще я знаю, что Еня строит города из спичек, что Бульдозер на всех наезжает, а себя считает суперменом, что мальчик Петя гуляет с дочкой сторожа Никодима – точнее, она с ним гуляет, даже выгуливает его, она девочка с характером, знаю, что самая большая дура на свете зовется бабкой Березухой и живет в Ыковке. У тебя будут еще вопросы? Я не все правильно сказал? Или ты еще принимаешь меня за кого-то?

Все это он помнил, только не помнил связей между именами и событиями.

– Слава Христу, – сказал Пша.

– Слава Христу, – ответил Коре автоматически и понял, в чем была ошибка. Есть стандартная формула приветствия. А Оксана сказала просто «здрасте».

Машина остановилась.

– Правильно, – сказал Пша, – почти правильно. Остика точно нет, я тебя проверял. Но к машине я подключаю тысячу вольт. Шестьсот двадцать я подключал три года назад. Твои сведения чуть-чуть устарели. У меня вот что есть – это служебный, я ведь сейчас на службе.

Он достал кусок металла, напоминающий оружие, – прямоугольная ручка с круглой массивной трубкой, – такое может стрелять механически или на принципе взрыва, – и положил руку с оружием себе на колени.

– Пусть тебя бог бережет, как Пша бережет свой Запорожец, – сказал Коре ту фразу, которая была в Ыковке поговоркой.

– Правильно. А теперь скажи какое сегодня число.

– Двадцать четвертое, – вмешалась Оксана, – нет, двадцать третье сентября.

– Третье, – сказал Коре. – Первый месяц лета.

– Да, – сказал Пша и убрал оружие с колен (машина снова тронулась), – это точно ты. Она тоже на том свете была?

– А откуда вы знаете? – удивилась Оксана.

– Сегодня не двадцать третье сентября и не третье первого месяца лета, а девятое августа. Ни один бы человек так не ошибся. Это во-первых.

– А во-вторых?

– А во вторых, – если ты не знаешь, то я тебя просвещу, – тебя убили три года назад. Ни больше, не меньше. Тебя не существует, тебя просто нет.

Никогда не ждал, что придется тебе же об этом сообщать. Говорят, хотели ограбить твою дачу, но грабителей так и не нашли. Да и не искали их как положено. Они пробрались к тебе ночью, ударили по голове, потом вкололи смертельную дозу лекарства, отвезли на бывшую лесопилку, – помнишь, там, где дорога между двух оврагов, – там разрезали и закопали. Когда резали, ты уже мертвым был. Тем случаем до сих пор детей пугают. Как, помнишь что-нибудь или нет?

Оксана покрутила пальцем у виска. Коре не сразу вспомнил значение этого жеста. Застрелиться? Сделать потише звук?

– Может быть, это был не я? Это был похожий человек. Например, мой брат-близнец, – нашелся он.

Почему бы и нет? При рождении у меня было еще двадцать девять братьев близнецов, – подумал он, – тридцать клонированных эмбрионов – нормальное число для детского инкубатора. Люди не хотят размножаться поэтому близнецов обычно штампуют большими партиями.

– Нет.

– Почему нет?

– Это только в фильмах появляются близнецы. В жизни их не бывает. И тебя проверили по отпечаткам пальцев. Хромец постарался. Это был точно ты. И я был на твоих похоронах. Это был ты.

– Что же теперь?

Оружие он держит крепко, но неумело. Можно будет рискнуть. Кажется, он был моим другом. Я не помню значения слова «друг». Но это теплое слово. Означает некоторый пережиток, хорошо распространенный раньше. И хорошо распространенный здесь. Кажется, каждый в Осии имеет друга. Что поделаешь, варварская страна.

– Ничего, – сказал Пша. – Я никому ничего не скажу. Ты же был моим другом. Но ты не слишком показывайся людям. Люди разные бывают. Если будет нужно, то приходи, я тебе помогу. Остальное меня не касается.

– У тебя разве нет базовой кодировки?

– Чего у меня нет?

– Ничего. Спасибо.

– Не за что.

…Толстая длинношерстая крыса вылезла из-под забора и медленно направилась к контейнеру с мусором, волоча по асфальту голый чешуйчатый хвост. Кончик хвоста был приподнят. Запрыгнула на контейнер и огляделась. Мимо шел человек и она подождала, пока человек пройдет. Потом проехали два мотоциклиста. Мотоциклисты бы ее не тронули, но на всякий случай крыса обождала еще. Она уже собиралась запрыгнуть в контейнер, когда на дороге показался яркий зеленый тарантас, подкатил совсем близко и остановился. Крыса спрыгнула с контейнера и лениво побежала к забору, дважды оглянувшись по пути.

С трудом протиснувшись в щель между кирпичами, крыса продолжила свой путь; она спокойно пересекла двор наискосок, пролезла под чугунной калиткой, перешла через дорогу и потрусила в том направлении, в каком чаще всего двигались ыковские крысы. Она шла к дому спичечника Ени.

Дом спичечника Ени отличался от остальных тем, что там размещался музей.

Музей назывался длинновато и непонятно: «Дом народной культуры номер шестьдесят». Именно такая высеска украшала крыльцо.

Сам Еня не отличался ничем особенным, кроме того, что имел две дачи вместо одной. Вторую дачу он использовал в очень благородных целях – там открыл он музей спичечного мастерства. В музее выставлялись работы только самого Ени, как самые лучшие произведения спичечного мастерства. Все работы были изготовлены из настоящих натуральных спичек, что стоило жутко дорого. Но время от времени Еня изготавливал работы на свышезаданные темы, чем и обеспечивал себе поддержку государства.

Еня всегда ходил на собрания и в церковь, вызывался добровольцем на уборку и обеззараживание территорий, участвовал в зянятиях по обороне от условного противника, голосовал открытым голосованием и обязательно за, еженедельно отмечал себя в списках органов порядка, имел две следилки – одну в спальном доме, а другую в музее, – в день каждого из госпраздников выходил на улицу и кричал, как сильно он предан национальным приоритетам, и исполнял многие другие необременительные обязанности – исполнял примерно, в назидание недисциплинированным осианам.

Спичечное мастерство, которому Еня был по-настоящему предан, состояло в постороении домиков, изб, коттеджей, церквей, соборов, замков, дворцов, сараев и заборов – в построении их из одних только спичек. Таких спичечных экспонатов музей имел уже четыре тысячи восемьсот сорок восемь. Четыре тысячи восемьсот сорок девятый, к сожалению, погрызли крысы – этот экспонат Еня клеил клеем собственного производства, клей оказался сьедобным и вот вам результат. У крыс, попробовавших клея, сразу возникала зависимость и они лезли в дом Ени, рискуя жизнью, чтобы пропробовать заветного вещества еще хотя бы раз. В доме Ени (а так же в музее) отбоя не было от крыс, потерявших всякий стыд и разум. В крысоловки они не попадались, потому что не интересовались едой и потому что были слишком умны. Некоторые крысы приводили с собой крысят и заставляли их попробовать дурманного зелья; крысята ложились на спину и дергали ножками, зато, когда вставали, у них был звериный блеск в глазах. И не одну взрослую крысу мог загрызть такой крысенок, если взрослые крысы мешали добраться до банки с клеем.

Короче говоря, уже добрая половина крыс в Ыковке была наркоманами (а остальные старались ими стать), а всему виной неосторожность Ени, любителя спичечного искусства. Даже сейчас, когда вся живность покинула Ыковку, крысы остались и не прекратили своих набегов.