Лиза в лесу - Страница 3
— Теперь будете знать, как оскорблять господина Вечное Перо, когда он сочиняет стихи! Вот я еще скажу твоему дяде, чтобы он больше не носил тебе конфет!
Лиза быстро обернулась, показала ему нос и крикнула:
— Ты — старая погремушка-побрехушка!
И поскорее поспешила прочь.
Вскоре они подбежали к роднику, над которым висело объявление: «Здесь чистят кукол и маленьких девочек (особенно от чернильных пятен)».
— Ага! — подумала Лиза, — Это очень кстати!
А где же чистильщица?
— Я здесь! — проворковал кто-то низким грудным голосом, и Лиза с испугом увидала сидящую неподалеку огромную старую жабу. — Десять пфеннигов[3] с человека! — продолжала та. — Это вам станет недорого!
Лиза пошарила в своем кармашке, но денег не было. На серебряные монетки, что ей вчера дал папа, она уже накупила в автомате шоколадок.
— Милая Жабочка, — сказала она, — я забыла дома портмоне. Но если хотите, я дам вам крыжовника.
При этом она вытащила горсть ягод, которые набрала в саду.
Жаба попробовала крыжовник.
— Он еще зеленый и очень кислый, — сказала она.
— О! — воскликнула Лиза, пытаясь ее переубедить, — Вот он-то и есть самый вкусный! Кроме того, из него получаются лучшие в мире крыжовенные пастилки!
— Ну что ж, — сказала жаба, — давайте его сюда! А теперь ложитесь на траву, чтобы я могла вас хорошенько почистить!
Едва маленькая девочка улеглась, как старая толстая жаба начала облизывать ей платье. Она высовывала свой бородавчатый язык из пасти и слизывала чернильные пятна. Лизе было жутко, но она лежала тихо, потому что не хотела идти домой такой грязнулей.
Жаба очень старалась. Она громко сопела, совсем как тетя Эмилия.
— Это, по крайней мере, вкусно? — спросила Лиза.
— Даже очень, — заверила ее старая жаба. — Это — чернила марки «Гогенцоллерн»[4], они с трудом смываются. И если бы я не была лучшей на свете лизальщицей пятен, вам бы от них никогда не избавиться!
Когда платье Лизы было вылизано дочиста, жаба принялась за Синьору, которая все еще была в обмороке. Она уже почти закончила свою работу, когда заметила, что у куклы на правой щеке осталось еще одно чернильное пятно. Прежде чем Лиза успела ее остановить, жаба высунула свой бородавчатый язык и вылизала бедной синьоре Элеоноре все личико. Пятна исчезли, но во время этой процедуры кукла пришла в себя и так испугалась, что начала жалобно кричать и плакать. Старая жаба мигом отскочила от нее, а Лиза подняла ее на руки и стала успокаивать.
— Тише, Дюзочка, тише! — говорила Лиза. — Она тебе ничего не сделает. Она — чистильщица пятен и, вообще, очень добрая старая жаба!
Тут кукла посмотрела на жабу, и обе подружки от души поблагодарили ее.
— А вы не могли бы порекомендовать меня вашей маме? — спросила жаба.
— Ах! — сказала Лиза, — я бы с радостью, но моя мама вообще не выносит жаб!
Жаба вздохнула и сказала:
— Очень плохо, но все-таки передайте ей, что жабы бывают очень разные!
— Тут вы правы, дорогая госпожа Жаба, — ответила Лиза, вежливо присев перед жабой и погладив ее рукой. Синьора Элеонора подала жабе ручку и низко поклонилась. Потом они пошли дальше в лес, и Лиза решила сегодня же вечером сказать маме, что жабы и впрямь бывают очень разные.
— Ну, Элеонора, — помолчав, спросила Лиза, — ты уже пришла в себя? Эта авторучка, которая зовет себя господином Вечное Перо, вела себя слишком нагло!
— Спасибо! — сказала синьора Элеонора. — Мне теперь гораздо лучше! Я никогда не выносила этих писак — они такие неблагодарные!
На этих словах ее прервал странный звук, который с каждой секундой становился все ближе и ближе. Сперва как будто прозвучало громкое козье блеяние, но скоро Лиза отчетливо различила голоса.
— Нет! — блеял один голос. — Так не пойдет! Победителем будет тот, у кого на голове меньше шишек!
— А кто же будет считать шишки? — промекал другой голос.
— Каждый будет считать сам у себя! — крикнул первый. — Или у другого, это все равно!
— Нетушки! — возразил второй. — Так ты опять меня перехитришь! Нам нужен судья!
Тут Лиза увидела двух забавных парнишек, голых до пояса, в мохнатых меховых штанах. Присмотревшись, она заметила, что это были никакие не штаны, а самые настоящие козлиные ноги. Сзади у мальчиков болтались небольшие хвостики, совсем как у козликов. На лбу у каждого были маленькие рожки. Оба выглядели добродушными — прямо как на картинке, которую папа повесил над диваном в своем кабинете.
После неприятного приключения с наглой авторучкой Лиза решила быть очень вежливой; она сказала обоим драчунам «Добрый день!», назвала свое имя и представила Синьору.
— Фамос, — начал один из них по-латыни, что на этом языке значит «прекрасно», — что мы вас встретили! Меня зовут Ганс. Я фавн[5], а это мой брат Пауль, мы близнецы — сыновья папы Штука. Мы хотим немного побоксировать. Не хочет ли кто-нибудь из вас быть судьей!
— С удовольствием, — сказала Лиза. — Только объясните мне, что я должна делать?
— Все очень просто! — сказал фавн Пауль, у которого шерсть на ногах была порыжее, чем у брата. — Мы будем тридцать раз сшибаться рогами. Потом ты посчитаешь, у кого больше шишек!
— Боже мой! — вскричала Синьора. — Да я и видеть не хочу, как люди дерутся!
Однако Лиза решила, что ее кукла слишком чувствительна.
— Синьора, — сказала она холодно, — вы можете и отвернуться!
Оба маленьких фавна засмеялись, потом кинулись друг на друга, да так, что только треск по лесу пошел! Казалось, им было совсем не больно, потому что вид у них был на редкость довольный. Лиза медленно считала удары и каждый раз, как они сходились, хлопала в ладоши. То падал Пауль, то Ганс катился в траву; но они вставали снова, наклоняли головы и опять, как обыкновенные дворовые козлики, наскакивали друг на Друга.
— Тридцать! — крикнула Лиза, — Теперь хватит. Идите ко мне, я посчитаю вам шишки!
Она села на траву, а оба фавна улеглись у ее ног. Ганс положил ей голову на колени, и Лиза начала считать шишки. Ей пришлось искать очень долго, потому что волосы на голове у фавна были густые, длинные и порядком спутанные.
— Хи! — ворчал, усмехаясь, фавн. — Какая приятная щекотка!
— Лежи спокойно! — предупредила Лиза и дала ему щелчок. Наконец, счет был закончен, и на место брата лег Пауль. В итоге у каждого оказалось ровно по тридцать шишек, так что бой окончился вничью. Тут они захотели начать все сначала, потому что для них боксировать рогами — первейшее удовольствие, да к тому же когда считают шишки, бывает такая приятная щекотка; но Лиза объяснила, что на сегодня хватит, а в следующее воскресенье она опять охотно будет судьей. На это оба мальчика-козлика согласились, после чего пару раз поскребли землю копытами и, громко мекая, умчались в лес.
В поисках своей куклы Лиза огляделась вокруг. Той нигде не было. Девочка возмутилась: как это ее собственная кукла посмела убежать!
— Синьора! — крикнула она. — Синьора! Где вы прячетесь?
Ни звука…
— Синьора Элеонора Дузе! — и еще громче. — Элеонора Ду-у-узе!
Только эхо ответило: — У-у-зе!
— Дюзочка! Дюзочка! — заплакала Лиза. — Милая Дюзочка, где же ты?
И вдруг она услышала издалека слабенький голос:
— Я здесь! Помоги! Помоги мне! Помоги мне!
Лиза сломя голову бросилась в кусты, туда, откуда пришел крик о помощи. Чем дальше она забиралась в чащобу, тем труднее становилось идти. Кусты шиповника цеплялись за платье, царапали ей руки и лицо. Скоро чаща стала такой густой, что Лиза уже не знала, сумеет ли она когда-нибудь из нее выбраться. И все-таки шаг за шагом она пробивалась вперед, и, наконец, вышла на просторную полянку, окруженную зарослями шиповника. Там росло множество огурцов, подвязанных к длинным хворостинкам, а посреди них сидел громадный еж, на острые иголки которого и взглянуть-то было страшно.