Литерный эшелон - Страница 58

Даже заборы здесь редко встречались. Любой клочок земли стоил гораздо меньше, чем доски или железо его огораживающие.

Поэтому Андрей был очень удивлен, когда на одном из холмов обнаружил будто фундамент форта: камни, вросшие в землю, среди них словно комната без окон и дверей. Меж плит стояли деревянные шесты. На их вершинах ветер трепал узкие полоски ткани, напоминающие странные вымпелы.

На камнях же лежали монеты, все больше российская медь, но имелось несколько с арабской вязью, одна вовсе странная, с дырочкой посредине. Нашлась монета британская, отчеканенная еще во времена правления Вдовы.

– Что это? – спросил Андрей у Беглецкого.

– Туземная крипта. Мавзолей. Там лежит какой-то мусульманский святой. Вот кто из местных идет, так ему помолится, монетку – вроде подношения.

Пустыня тут не была совершенно безлюдна. Порой на горизонте появлялся дым какого-то парохода идущего не то в Красноводск, не то далее – к Мешхеде-Серу.

Иногда появлялись и стада, перегоняемые казахами, порой – вовсе одинокие странники.

Часто они подходили к воротам города, к ним выходил Латынин или кто-то из казаков.

С местными градоначальник старался поддерживать отношения хорошие. Наливал им воды, менял провиант, а то и отдавал так, задаром.

Но чаще – происходил мен, до которого особо охочими оказались казаки. И хотя часто никто не знал языка друг друга, порой у ворот начинался целый базар с гамом и шумом.

Против таких контактов возражал казачий старшина:

– Что они по свойски лопочут – хрен поймешь. Вот сейчас они в пустыню уйдут, а где они выйдут – никто не знает. Не то у китайца, не то у англичан… И уж непонятно, чего они там им налопочут.

– Не волнуйтесь. Они нашего языка не понимают, стало быть, никто им ничего не сболтнет. С иной стороны, неизвестно, поймут ли то, что они рассказывают… Да и, собственно, что они видели? Город, обнесенный колючей проволокой? А озлоблять их опасно – это их земля. Захотят – вырежут посты… Могут в лагерь пробраться, что-то украсть…

Но казахи решили, вероятно, что выгоднее торговать, потому поэтому за колючую проволоку не стремились.

Ученые занимались своими делами, казаки их охраняли.

Пахом ходил вдоль берега в штанах и куртке из парусины. За плечом одно время носил ружье, но поняв его бесполезность, дополнил его удочками. Со своей обычной бородой и туркестанском кепи он напоминал Робинзона Крузо с иллюстраций Людвига Рихтера.

Андрей скучал, в чем откровенно признался в этом Грабе.

– Поверьте, это ненадолго. Скоро что-то случится…

– Наверное, в строевой части и то веселее…

– Ну, как вам сказать. Вот взгляните на себя. Поступили бы в гвардейский полк, или в жандармерию. И жили бы спокойно, просиживали бы штаны, жизнь вошла бы в тираж, словно дешевая газетка. Все предсказуемо. За летом – осень, за зимой – весна и так до пенсии. Скучно, так, верно, о какой-то войне мечтать начнешь. А тут вы, можно сказать на всем готовеньком: позавчера дрались с чукчей, вчера – в тайге спали около внеземного корабля. Сегодня вот в пустыне, а что с вами будет далее – даже Аллах не ведает. Может, вас завтра застрелят на улочках Монмартра. Вы не находите, как это романтично – быть убитым в Париже?

Андрей отмахнулся.

Другим безусловно скучающим оказался фотограф экспедиции. Он от безделья сфотографировал чуть не каждую улочку, каждый дом со всех ракурсов. Фотографическому делу обучился и Андрей.

Оно было для молодого человека сродни магии: увлекал не сколько поиск видов, не фотографирование. Чудом казался сам процесс, когда на чистом будто бы листе под воздействием химикалий возникало изображение.

Пока Андрей был юнкером, фотоаппарат и химикалии были непозволительной роскошью. Ну а в Белых Песках он обучался за счет государства. И в течение целого месяца, пока к этому занятию не охладел, Данилин везде с собой носил простенький аппарат.

В летающей тарелке было обнаружено множество записей, начиная от надписей на агрегатах, заканчивая даже несколькими книгами. Но о чем они были – понять было невозможно, иллюстраций в них не было.

Самым интересным было то, что инопланетные книги по формк до чрезвычайности похожи на земные. Андрей спросил об этом у Беглецкого.

– Это рационально. Попробуйте, к примеру, сшить круглые листы в книгу. Если они неквадратные – остаются незаполненные места.

– А зачем им вообще книги при этой всей электрике?..

– Видите ли, Андрюша… У книги никогда не кончится источник питания. Ее довольно трудно разрушить.

Листы инопланетной книги были из какого-то весьма прочного материала. Их не брали ножницы, с трудом они поддавались ножовке.

Ко всему прочему удалось запустить устройство, которое на плоскую матовую поверхность вывалило непонятные схемы, символы… Их было миллионы, и лишь некоторые Андрей успел сфотографировать на свой «Кодак».

– Это кинескоп, телескопия. Я читал, и генерал мне рассказывал, – пояснил Грабе. – Только у нас экраны полуквадратные, а тут прямоугольный. Как вы думаете, если мы это расшифруем, мы сильно продвинемся?..

– Всяко быстрее дело пойдет…

В начале мая прибыл Попов, получивший к тому времени чин капитана. Приехал он в костюме штатском словно в отпуск. Сделал это необычно – до Царицына на поезде, а далее – на трехколесном мотоцикле.

– Это рискованно было, – пожурил его Грабе. – Могли в дороге обломаться, что тогда?.. Помощь откуда ждать?..

– А… Нет в вас веры в технику! Ежели бы даже обломался и не починился бы сам – пошел бы пешком. Потом бы на конях вернулись, чай не Невский проспект, не украдут.

– Не украдут, а просто заберут как брошенное.

– Да они наверное не знают, что это такое!

– Потому и заберут как диковинку!

Попов занял место в комнате рядом с Андреем, на следующий день стал его учить, как управляться с трехколесным агрегатом. Начал с неприятных и грязных моментов: мотоцикл нуждался в смазке и чистке.

После удалился на пляж вместе с Грабе.

У Андрея же были другие занятия в фотолаборатории…

Рыбачили с камней, но крючок то и дело цеплялся, и приходилось заходить в воду, чтоб его выпутать.

Попову тут нравилось:

– Хорошо тут у вас! Хорошая рыбалка. Жарко, солнце припекает. Вода теплая, купаться можно… Прям рай земной!

– Купайтесь, – разрешил Грабе. – Если здоровье недорого.

– А чего так?..

– Вода тут холодная. С глубины поднимается… Здесь на мелководье еще туда-сюда. А дальше – запросто судорога может схватить…

– Нет, ну все равно теплее, чем в Петербурге… Загорать можно.

– Это всегда пожалуйста…

По пляжу к ним шел Андрей.

– А, Андрей Михайлович! Совсем забыл поздравить вас со свадебкой! Плодитесь и размножайтесь!

– Спасибо…

– Давайте к нам, рыбу удить?

– Вы же знаете, я не рыболов…

– Ах да, совсем забыл… – улыбнулся Грабе.

Данилин улыбку проигнорировал. Протянул конверт.

– Я сделал снимки, о которых мы говорили…

Грабе открыл конверт, просмотрел фотографии, кивнул, передал их Попову:

– Ну а теперь поговорим о деле…

С Горьким Высоковский не сошелся во взглядах.

Незадолго до приезда бывшего ссыльного, на острове начала работать Каприйская рабочая школа, номинально большевистская, но скоро лекторы проявили опасный уклонизм, пытаясь, к примеру, совместить религию и марксизм.

Ленин и Плеханов осудили антипартийную ересь, началась долгая, местами матерная переписка.

Высоковский старался в споры не вмешиваться, но те все равно не проходили мимо. И хотя тело лежало на пляже, у моря, разум все время бурлил, подбирал доводы для очередного спора.

Толку с такого отдыха было немного, и уже через неделю Высоковский засобирался.

– Собираетесь? – спросил Горький – Куда?..

– Да поеду в Швейцарию… На воды…

Но, попав Швейцарию, Высоковский не отправился ни в Лейкербад, знаменитый своими горячими водами, ни в Овронну или Бад Рагац, а остановился в Женеве, где встретился с товарищами по партии.