Литерный эшелон - Страница 29

– Понизится ли прибыль вследствие возрастания производства и вызванного этим расширения спроса или нет – зависит исключительно от роста заработной платы, а повышение последней, за исключением короткого периода, зависит в свою очередь от легкости производства предметов пищи и необходимости рабочего… – продолжал Олег.

Этой скучнейшей фразе Глаша засмеялась как удачной шутке.

Аглая обладала удивительно звонким, красивым смехом. И чтоб не говорили ей кавалеры, на какие бы серьезные темы с ней не пытались обсудить, она мило улыбалась и порой смеялась своим звонким смехом. Из-за этого половина кавалеров считали себя остроумными, а другая половина – идиотами.

Андрей Данилин, между прочим, был того мнения что Аглая Лушнина премилая но дура.

Только Лихолетов, вероятно, принадлежал к третьему типу: считал, что им просто невозможно восхищаться. И вел себя в соответствии с этим представление о мире. Поэтому друзей у него было мало, а преданных – так и вовсе не имелось.

Тогда Аленка об этом не знала.

Она думала: вот и у Глашки появился кавалер. Ну или вот-вот появится. А она останется в старых девах с таким вот подпоручиком, которого носит где угодно, но не по Москве. Промелькнула мысль: А не отбить ли кавалера? И в самом деле, отчего бы и нет?.. Дурам, в смысле, таким как Глаша – везет… Еще одного найдет.

Когда сели пить чай, Алена нарочно села напротив пары, напустила на себя печальное выражение лица, ожидая, что тоска их сблизит. Затем будто невзначай поправила волосы. Те заструились золотыми каскадами.

Это не осталось незамеченным.

Лихолетов отвлекся от Аглаи, взглянул на Алену. Проговорил:

– У вас такие красивые волосы…

– Только волосы?..

– И глаза красивые… И печальные… Особенно правый.

Алена фыркнула и сделала вид, что обиделась. Лихолетов этого не заметил, и обернулся назад, к Глаше. После этого Алена обиделась на него окончательно и бесповоротно.

Оно и к лучшему.

Под ногой хрустнула ветка. В лесной тишине звук прозвучал подобно ружейному выстрелу. Вспорхнула птица, поисковая партия остановилась.

Попов обвел взглядом лес, пробормотал:

– Эх, хочу праздника. Выберусь, так закачусь куда-то, устрою праздник души. Чтоб с цыганами, с медведями…

– Цыган не обещаю, а вот медведя… Пахома попросите, он вам хоть дюжину приведет, – ответил Андрей и тут же прикусил язык.

– Эх, Андрей Михайлович! Господин подпоручик! Вас ли я слышу! Откуда вы таких слов да норова набрались… Впрочем, чему я удивляюсь. Аркадий Петрович во всей красе…

Попов покачал головой, пошел вперед…

Беглецы в это время по сибирским меркам совсем рядом – в верстах пятнадцати.

Они остановились на отдых у реки.

Костер разводить не стали – поели вчерашних запасов, не то чтоб досыта, но и голодным себя Павел не чувствовал. Он лежал на папоротниках, смотрел в небо, на облака, проплывающие в колодце со стенами из стволов деревьев.

Он погладил свою бороду. В побеге она росла быстрее – вероятно, организм реагировал на холодный воздух, пытался защититься.

– Куда кто, когда выберемся? – спросил Пашка.

– Если выберемся, – поправил поляк.

– Тьфу на тебя, – ругнулся Ульды. – Я-то домой, кое с кем поквитаюсь… А потом… Эх, да загуляю! Вся Россия чтоб помнила и дрожала!

– Я тоже домой… Только мне свои помочь должны, – помечтал Пашка.

– Ну и дураки. Оба. Бежать надобно подальше. В Америку, в Австралию. Хоть куда. И сидеть там ниже воды, тише травы. Нас искать будут…

Пашка задумался, замолчал. Ульды махнул на поляка рукой.

Бык молчал.

Из сапога вытащил давно надоевший гвоздь и поэтому поводу был вполне счастлив.

И вдруг над поляной пронесся вздох, будто кто-то скорбел над арестантскими судьбами. Павлу даже показалось, что он почувствовал на щеке дыхание скорбящего.

Он повернул голову – рядом с ним, шагах в трех стоял тигр.

Тайга мгновенно потеряла очарование.

Тигр подошел незаметно: не хрустнула ветка под его лапой, даже будто трава не зашелестела. Стояло безветрие, и Пашка заметил, что от животного нет никакого запаха.

Вероятно, тигр мог убить кого-то, прежде чем его заметили.

Но не захотел – в одном прыжке от жертв расслабился.

По мнению тигра арестанты были недопустимо хорошей добычей: слишком медлительные, слишком большие. Слишком теплые, со вкусным, сладким мясом, яркой кровью…

И убить их просто так, без шансов тигру было просто неинтересно. Ведь его сородич, кот домашний тоже долго играет с полузадушенной мышью, прежде чем съест ее.

– Накликали… – прошептал Ваня. – Теперь нам ульды.

– Не выбрались… – выдохнул безымянный поляк.

Бык перевел взгляд со своего сапога на разутую ногу. Затем на тигра.

И сделал то, что он умел лучше всего. Он бежал.

Швырнул сапог в морду тигра и пустился в бег.

Тот не затянулся. Бык успел сделать лишь полтора шага, как ему на спину прыгнул тигр. Один удар лапы оборвал жизнь беглеца. Листья папоротников перечеркнула багровая струя.

После тигр повернулся и зарычал. Зарычал властно, громко, показывая, что именно он тут господин. Рев было слышно за многие версты. Птицы взлетали с деревьев, животные обращались в бегство только от этого звука.

– Рванем… – прошептал поляк. – В разные стороны рванем. Глядишь, кто-то и убежит.

Веры в это у него самого не было: вряд ли бы тигр дал бы кому-то выбраться из этих папоротников. Разве чтоб догнать после и поужинать…

И тут Ваня заорал на тигра. Заревел во всю глотку, а позже бросился на опешившего хищника. Ему удалось повалить зверя, но тот вывернулся, подмял под себя человека, словно то была тряпка, начал его трепать.

Поляк схватил припасенное для костра бревно – ударил им по спине тигра, но трухлявая древесина тут же переломилась. Поднял другое, более короткое, стал лупить им.

Павел, который даже не успел подняться, рукой провел по земле, желая найти хоть что-то. Попался камешек, гвоздь, вытянутый Быком. Но тот был ничтожно мал рядом с тигром. И тут Пашка нащупал шнур, сплетенный из инопланетной нити.

Его плел Ульды. Шнур получался тонким и прочным, но зачем он – Павел тогда не догадывался. И в пылу драки – понял. Голова тигра как раз оказалась рядом, шнур был накинут на шею животному. То, что произошло далее, оказалось удивительным для всех.

Особенно для тигра.

Он махнул головой, пытаясь стряхнуть новый раздражитель. Но вместо того шнур прорезал шкуру, вспорол мышцы, вскрыл вены.

Кровь ударила резко, просто фонтаном, залила Ульды, взметнулась вверх, выше стоящего поляка.

Тигр попытался просто вывернуться и бежать, но для него все закончилось через несколько минут. Он издох в конвульсиях у ног поляка.

– Можешь слезать с него, – сообщил он Павлу. – Таки пронесло.

Пашка встал. Его руки оказались тоже порезаны до костей. Кровь тигра, его и Ульды смешалась, и было уже не понять, где кто, где чья.

Ульды был мертв. Непонятно, когда он умер, и заметил ли это он сам – даже в смерти он продолжал сжимать шкуру не им убитого тигра.

– Надо их похоронить… – пробормотал Павел.

– Зачем?:. Ты сбрендил? Кто яму копать будет? Я? Да на что оно мне надо. Ты свои руки видел? Надо бежать, бежать… Бежать, бежать, бежать…

И они ушли через полчаса. Поляк обобрал покойных, срезал с тигра два куска мяса.

– Попробуем. Ел я кошек, на вкус – точно кролик… Ходу!

Опасения поляка подтвердились.

Через два дня Попов рапортовал Грабе:

– Найдены тела бежавших преступников. Опознать их трудно… Им наступил «увы».

– Сколько их?

Попов выдохнул, уловка не удалась.

– Двое, – признался он.

– Ну что же. Осталось найти еще двоих. Сколько дней трупам?..

– Да-три…

– Отлично. В кандалах они не могли уйти далее чем верст на двадцать.

– Не хочу вас расстраивать…