Литературно-художественный альманах «Дружба», № 4 - Страница 8

— Теперь всё, — сказал Крюков и отдал рисунок Алеше. — Получай!

Алеша глядел на Крюкова и недоумевал: странно, дал столько ценных сведений, ни с того, ни с сего одарил человека, и что же — вроде как до свиданья!

Обескураженный Алеша поплелся к двери.

— Кру-гом! — басовито и раскатисто прогремело у него за спиной.

Алеша стремительно повернулся.

— Вот что, — сказал Крюков, — музей Ленина организует экспедицию за броневиком. Позвали меня, наверняка придется ехать. Хочешь со мной?

— Никита Иванович… Я… меня — в экспедицию? Знаете, кого еще надо взять? Васю Прокатчика! — и Алеша рассказал о том, что ему удалось узнать в последние дни.

Крюков вдруг вскочил с дивана.

— Что ты? — загремел он, багровея, и посмотрел на Алешу таким взглядом, что у того перехватило дыхание. — С кем ты якшаешься? Прокатчик… это еще что такое! Я командовал бронеотрядом, он у меня в отряде состоял, этот броневик, с первого дня советской власти. И никаких не знаю… прокатчиков. Понял? Это проходимец какой-то, из тех, что примазываются к революции! Знаешь, что с такими делают?

Алеша запротестовал. Он возмутился за Юлку и за Прокатчика. Однако Крюков даже не пожелал его выслушать.

— Вот что, — сказал он, перебивая торопливую речь Алеши, — если собираешься водить в экспедицию разных темных людей, — лучше откажись ехать. Сразу отвечай: обещаешь соблюдать порядок в экспедиции?

— Обещаю.

Крюков сразу смягчился, он заулыбался, стал рассказывать, какой интересной должна быть экспедиция, и даже пообещал взять Алешу на ученый совет музея, который должен был определить маршрут поисков броневика.

Младший сотрудник экспедиции Алексей Саввушкин сидел на ступеньках подъезда величественного мраморного здания музея В. И. Ленина. Одетый по-дорожному, с рюкзаком за плечами и чемоданом в руках, он устроился здесь спозаранку. Камень был еще холодный. Солнце только что взошло и проглядывало то тут, то там сквозь листву деревьев, заставляя юношу лениво жмуриться. Над асфальтом, покрывавшим двор, глянцево-черным от ночной росы, заклубился пар, и асфальт, просыхал, стал пятнистым.

По временам Алеша доставал из чемодана толстую тетрадь в жестком переплете, оклеенном парусиной, раскрывал ее, заглядывал в пустые еще графы и, налюбовавшись доверенным ему сокровищем, прятал тетрадь. Это был «Дневник поисков Ленинского броневика».

Устроившись поуютнее, он спустил со спины рюкзак и положил его на чемодан, так что получилась удобная опора. Его уже начало клонить ко сну, когда с заднего двора донеслись крики спорящих людей, отраженные и усиленные сводом каменной арки, соединявшей оба двора.

— Вы тут дома у любой колонки горючим заправитесь. А нам — сквозь девственные леса да через песчаные дюны, где, может, еще и нога человека не ступала!

Алеша узнал по голосу шофера музея Женю.

«Однако молодец… — мысленно похвалил Алеша, прислушиваясь к спору, — молодец Женя, что за экспедицию горой! Насчет „девственных лесов“ и „ноги человека“ ввернул, конечно, из вдохновения. Но и это на пользу делу!»

Пока Женя, трудясь на заднем дворе, экипировал свой «газик», в передний дворик музея, где сидел Алеша, въехал автомобиль необычного вида.

Алеша на всякий случай протер глаза — и только тогда убедился окончательно, что ничего подобного на колесах с резиновыми шинами он еще не видывал; автомобиль был длинный-предлинный и напоминал по виду не то сигару, не то булку — батон.

Автомобиль был открытый. За рулем сидел Никита Иванович Крюков в кожаной куртке и такой же фуражке. Лицо его наполовину было закрыто дорожными очками-консервами, руки в автомобильных перчатках с раструбами до локтей. Грудь выпячена, и на левой ее стороне — орден Красного Знамени.

Алеше понравилось, что начальник экспедиции имеет такой значительный вид; настоящему начальнику и подчиняться приятно!

Рядом с Крюковым сидел старичок профессор Фокин, крупный знаток автомобильного дела. Совершенно неожиданно Крюков встретился с ним на ученом совете. Профессор тоже пожелал участвовать в экспедиции. Фокин сидел, запахнувшись в брезентовый плащ какого-то допотопного фасона. Но шляпа, надетая набекрень, придавала старичку бравый и даже лихой вид.

— Вы только поглядите, Никита Иванович, — сказал он, освобождаясь от плаща и вылезая из машины, — какая в попуток нам выдалась погодка!

Крюков и профессор взошли на крыльцо и заговорили с появившимся откуда-то директором музея. Алеша уложил свои вещи в машину и решил послушать, о чем говорят на крыльце.

А там разгорался спор. Директор музея Василий Васильевич настаивал, чтобы в экспедицию был взят «газик», вполне готовый в путь и ожидающий только распоряжения. Ему возражал Крюков, причем — как послушал Алеша — весьма убедительно. «Газик» тесен, в него не возьмешь необходимого дорожного припаса. Но главное даже не в этом… Тут Крюков стал перечислять достоинства приведенной им открытой машины типа гондолы. Здесь нет перед глазами междуоконных простенков, которые мешают смотреть по сторонам; нет над головой крыши, препятствующей наблюдателю подняться в полный рост. И если «газик» годился бы только для переездов из одного пункта работы экспедиции в другой, то открытая машина — совсем иное; это как бы движущаяся вышка, позволяющая широко обозревать местность и на стоянках, и в пути, то есть ни на минуту не прерывать работу экспедиции. А из этих минут, как справедливо подчеркивал Крюков, за лето сложатся часы и дни выигранного времени.

Поддерживал Крюкова и профессор.

Начиная сдаваться, Василий Васильевич поинтересовался, что же это за машина, откуда она взялась и кому принадлежит.

И здесь Никита Иванович не без гордости поведал о том, как многочисленные его друзья и помощники по розыскам броневика — ленинградские шоферы, — узнав об экспедиции, из хлама, из разрозненных частей от различных выбракованных автомобилей за трое суток — а точнее сказать, за три ночи, потому что днем каждый на работе — собрали для Крюкова машину неведомой марки, но вполне отвечающую своему назначению.

Эта история произвела впечатление на директора музея.

— Молодцы! — сказал Василий Васильевич и, повернувшись к арке, ведущей во второй двор, захлопал в ладоши. — Же-еня!

— Я! — отозвался шофер, показываясь под сводом.

— Сюда!

Пришлось перегрузить заготовленный уже дорожный припас из «газика» в новый автомобиль.

Наконец, все на местах. Прощальные возгласы с обеих сторон — и машина, после первых бесплодных усилий шофера, вдруг рывком тронулась с места.

— Приноравливайся к особенностям машины, водитель! — сделал замечание Крюков.

Женя огрызнулся:

— А я не нанимался баржи водить!

Но тут же, проявив хороший глазомер, он вывел непомерно длинную машину за ворота, смело, на узком пространстве, развернул ее и дал газ…

Машина помчалась по зеленой аллее вдоль Лебяжьей канавки. В узкой полоске воды быстрой чередой замелькали отражения великанов-деревьев Летнего сада.

Людный перекресток. Преграждая ход машине, здесь загорелась целая гроздь красных огней светофоров.

Угол Садовой и Невского. Через улицу — округлое серое здание Публичной библиотеки с большими часами в окне. Направо — аркада длиннейшего, в квартал, Гостиного двора.

Алеше вспомнился рассказ Юлки: вот тут, вдоль Невской линии магазинов стояли когда-то диковинного вида автомобили для проката; за рулем одного из них, небрежно развалясь и презрительно созерцая фланирующих франтов в узких брючках, сидел в ожидании солидного пассажира Вася Прокатчик… Где он? Да и существует ли? Так и не удалось его разыскать.

Машина проезжала одну улицу за другой — часто вовсе и не знакомые Алеше, — минуя площади, взлетая на горбатые мосты через каналы и вновь попадая в толчею шумных магистралей… Лицо Крюкова почему-то начало выражать настороженность, потом беспокойство, и, наконец, он приказал шоферу остановиться. Женя, с видом человека, безвинно приносящего себя в жертву, вывел «баржу» из потока автомобилей и подрулил к тротуару.