Литература и театр в Англии до Шекспира - Страница 11

Героическое содержание этой огромной трагедии, состоящей из двух частей, её великолепно-напыщенный стиль произвели такое сильное впечатление на публику и так понравились ей, что она только и требовала пьес с сражениями и убийствами. Вскоре после «Тамерлана» явились: «Испанская трагедия», сочинения Кида, «Алькасарская битва» – Пиля, «Альфонс» – Грина, «Марий и Силла» – Лоджа, «Дидона» – Нэша, «Локрин», которого прежде приписывали Шекспиру, и, наконец, «Тит Андроник», вошедший в издание сочинений Шекспира. Все эти трагедии имеют по форме и содержанию большое сходство с «Тамерланом» и написаны с риторическою пышностью и громкими фразами, которые так обыкновенны всем начинающим искателям эффектов. Но, несмотря на их необычайные страсти и могучие характеры, преувеличенные до карикатурности, содержание всех этих трагедий очень однообразно и вертится только на мысли, бывшей постоянною темою древней трагедии, именно на мысли о возмездии, другими словами – на том, что пролитая кровь требует себе крови. В «Испанской трагедии», например, дух одного убитого, Андрея, выходит в самом начале действия в виде хора. Убийцу этого Андрея, некоего Бальтазара, преследует мщением возлюбленная Андрея; тот же самый Бальтазар убивает еще второго её возлюбленного, Горация и тем вызывает на себя мщение отца его, Иеронима. Дух убитого Горация возбуждает отца к отмщению, для удобнейшего исполнения которого Иероним притворяется сумасшедшим – и, наконец, по случаю одного театрального представления, устроенного Бальтазаром и его клевретом, достигает своей цели, убивая их обоих. Нельзя не заметить, что эта пьеса имела влияние на план Шекспирова «Гамлета» и, особенно, на план «Тита Андроника», где мститель за Тита тоже притворяется сумасшедшим и вся трагедия построена на мщении. Драматические сочинения этого времени все особенно заняты скрытием намерения отмстить, под видом притворного сумасшествия, или скрытием какого-нибудь преступления под видом глубокого уныния. Самое сильное выражение этого направления представляет пьеса Марло: «Мальтийский жид», в главном лице которой, ростовщике Барабасе, жертвующем своим сыном для мщения, олицетворены родовая ненависть и мстительность оскорбленных и угнетенных жидов к христианам.

Итак, вот что нашел Шекспир на лондонском театре, когда оставил Стратфорд. Надо прибавить, что авторы этих кровавых трагедий были люди с дарованием крайне напыщенным и все преждевременно умерли от беспорядочной жизни. Марло был человек с буйным характером и погибь в драке; Роберть Грин поступил на сцену из духовного звания и умер от пьянства. Пиль и Нэш вели самую беспутную жизнь и умерли в молодых летах. В нестройности и дикости их драматических произведений отражаются и свойства самих авторов, время, в которое жили они: это – создания какого-то душевного хаоса, запутанность которого еще более усиливалась от окружавшей его городской и придворной жизни, где крайния противоположности постоянно смешивались между собою: блеск и любовь к искусству – с самыми грубыми и дикими чувствами, стремление к высшему духовному развитию – с необузданною распущенностью нравов. В бешеных страстях этих пьес, в напряженности мыслей и действий их трагических героев отразились сама жизнь их авторов и напряженность их воображения и таланта. Читая дошедшие до нас некоторые подробности жизни этих поэтов, нельзя не прийти к тому заключению, что натянутое преувеличение в действиях, речах и людях, выводимых ими на сцену, сквозь которое проступает что-то болезненное и судорожное, есть только отражение бурной жизни этих титанических натур, сбросивших с себя все общественные условия. Если «Тит Андроник» действительно принадлежит Шекспиру, это показывает только, что он вначале совершенно поддался господствовавшей школе; вместе с тем, «Перикл» его может служить образчиком тогдашних эпико-романтических пьес, а «Генрих IV» – тогдашних так называемых «историй». Не место здесь исследовать, действительно ли Шекспир был автором всех этих пьес, или только исправил их. Главное теперь в том, что эти трагедии представляют его первый период, после которого Шекспир начинает свой новый, уже не имеющий ни малейшего сходства с прежним и где недосягаемое расстояние, отделяет его и в эстетическом и нравственном отношении от всех его предшественников и современников. Для примера достаточно указать на «Гамлета», где идея мщения, так сильно занимавшая тогдашних поэтов, составляет трагическую задачу драмы. С какою кротостью, с какою высокою нравственностью совершается у Шекспира разрешение этой задачи, совершается вся драма, сделавшаяся впоследствии источником английской и немецкой сантиментальной поэзии и французских Оберманов! Замечательно, что те из первоначальных пьес Шекспира, в которых обнаруживается его самостоятельная манера, сделавшаяся потом общею всем его произведениям, суть не кровавые трагедии, а комедии, и такия, притом, которым не было ничего подобного до тех пор в Англии. Между множеством пьес, предшествовавших Шекспиру или современных ему, нет ни одной, в которой хоть сколько-нибудь заметны были та тонкость обработки и то внутреннее достоинство, которые обнаруживаются в его первоначальных комедиях «Безплодные усилия любви» и «Два веронца».

Что касается исторических пьес или, как тогда называли их, «историй», то расстояние, отделяющее этого рода произведения Шекспира от произведений его предшественников, не так велико, как в трагедии и комедии. Различие это не так резко, потому, что все поэты черпали из одних и тех же источников – из Голиншеда и других хроник: такой национальный и, притом, уважаемый материал не допускал изменений и произвола, каким предавались драматические авторы, обрабатывая обыкновенные сюжеты; национальная историческая действительность держала в строгих границах их своевольную фантазию. Поэтому предшествовавшие и современные Шекспиру драмы, заимствованные из английской истории, хотя и далеко уступают в поэтической прелести и фантазии его историческим драмам, но, тем не менее, составляют лучшие произведения тогдашней английской сцены и, бесспорно, имели самое благотворное влияние на общественный дух. Из всех современных Шекспиру драматических произведений, они всего ближе подходят, к его манере, и до такой степени, что, например, первая часть шекспирова «Генриха VI» большею частью написана не им, а обе последние его части Шекспир только переделал из двух очень недурных драм, сочиненных, вероятно, Робертом Грином. «Генриха IV» и «Генриха V» тоже взял Шекспир из старинной и очень неуклюжей исторической пьесы, игранной до 1588 года. Из жизни Ричарда III были две старинные пьесы: одна на латинском, другая – на английском, под названиемь: «Truetragedy of Richard III» – обе очень плохия. Шекспир ни одною не воспользовался. Историческая драма его «Король Иоаннъ» взята им из пьесы, напечатанной уже в 1591 году. Так приписывают еще Шекспиру «Кромвеля», «Джона Ольдкастеля» и «Лондонского блудного сына». Шлегель касательно двух первых пьес разделяет мнение Тика; но с этим едва ли возможно согласиться. За шекспировскую драму выдает также Тик «Эдуарда III», о котором упоминается в первый раз около 1595 года. В этой пьесе, действительно, есть некоторые черты, напоминающие шекспировскую манеру; но в целом она тривиальна; язык изукрашен странными образами и сравнениями, а в характерах нет и тени шекспировского твёрдого рисунка. Несмотря на это, драма все-таки показывает в своем авторе искусную руку. В конце XVI века, исторические пьесы, если присоединить к ним еще шекспировские, почти исключительно господствовали на сцене. Тогда написал Пиль (в 1590 году) «Эдуарда I», пьесу, вначале что-то обещающую, но потом впадающую в бессвязность и неестественность; Марло (в 1593) – «Эдуарда II». Колльер находит в его постройке и стихах большое сходство с шекспировскими историческими пьесами; по мнению же Гервинуса, пьеса эта есть не более, как разбитая на сцены хроника, без драматизма и определенности в характерах. Равным образом и народные баллады служили сюжетами для сценических представлений. В девяностых годах сочинено было о Робине Гуде две пьесы; в одной из них, называвшейся «Полевой Векфильдский сторож» и, вероятно, принадлежащей Роберту Грину, этот разбойничий герой представлен был соперником другого такого же могучего удальца. В пьесах этого рода народные баллады, разбитые на сцены и разговоры, занимают точно такое же место, как хроники в пьесах исторических. Несмотря на весь их напыщенный пафос, на всю манеру итальянских concetti, народный элемент беспрестанно пробивается в них, и лесные их сцены отзываются природою и свежестью. В балладных пьесах – их было много – чувствуется несравненно более свободного движения, выступают довольно твердо очерченные характеры и, вообще, заметно уже влияние шекспировских произведений. Исчезло вместе с тем и монотонное изложение прежних «историй» и трагедий, исчезли вся поучительность и риторика; ученое труженичество уступило место поэтической фантазии, проявляющейся не в речах, а в живом действии. С этих, из баллад заимствованных, пьес собственно начинается шекспировское, новое искусство; с ними и отчасти с современными историческими драмами произведения Шекспира находятся уже в близкой связи.