Лисья рукавичка - Страница 1

Колесо отвалилось, едва успели отъехать от Вальденбурга.

Дождь хлестал по грубому холсту, под которым укрывалась от непогоды Эльза — не то маркитантка при Йоргене, не то просто шлюха. Дождь сек деревянные борта телеги, точно они чем-то провинились перед природой. Дождь колотил по листьям — путь из Вальденбурга в Рошлиц порос кленами, и разлапистые зеленые ладони кивали под натиском дождевых капель, щедро одаривая случайных путников потоками воды. Как будто ее и так мало сыпалось сверху. На поверхности луж, разлившихся поперек дороги, вспухали крупные пузыри. Хельмут вздохнул: все указывало на то, что дождь зарядил надолго.

Палевая кобыла грустно топталась на месте, вымешивая копытами теплую дорожную грязь. Йорген матерился и пытался выпихнуть из телеги Ханса и Другого Ханса. Эти двое ржали так, что кобыла нервно дергала ухом, лезли к Эльзе под ее промокшую тряпку, а шлюха охаживала их, чем придется. Впрочем, Хансов это нисколько не огорчало, а еще больше забавляло.

— Чего уж там, — сказал Хельмут, — мне хоть и не с вами, но телегу подержать руки не отвалятся.

Йорген снова выругался и от души пнул одного из Хансов по торчащему из-под холстины заду. Сапог вербовщика оставил на заднице будущего ландскнехта грязный след, а сам парень стрелой вылетел из-под тряпки.

— Я вам за что деньги плачу, дармоеды?! — заорал на него Йорген. — Чтобы вы со шлюхой забавлялись посреди дороги? А ну пошли вон из телеги, поганцы! Держать будете, вместе с мастером Фраем!

— Не ругайся, отец, — басовито ответил второй из Хансов — тот, что белобрысый. — Нам, может, помирать скоро, а ты нас радостей лишаешь.

Он вылез из-под тряпки вслед за товарищем и заботливо укрыл Эльзу с ее хозяйством.

— Ты у меня умрешь, — согрозил Йорген. — В обозе от медвежьей болезни. Эльза, дура, поди прочь с телеги! Не хватало еще и тебя вместе с ней держать.

Тряпка зашевелилась. Женщина выбралась под дождь, спрыгнула в жидкую грязь и, подобрав юбки так, что показались дырявые полосатые чулки, заковыляла к ближайшему дереву в надежде найти под ним укрытие от непогоды.

«Стар ты стал, мастер Фрай, — думал Хельмут, упираясь плечом в серый бок телеги, рядом с Хансом и Другим Хансом, — раньше бы ты в одиночку вынул из колеи это средство передвижения и переставил на твердую землю. Впрочем, раньше бы тебе и не понадобилось это средство передвижения. Коли так дело пойдет дальше, ты скоро и на жизнь себе заработать не сможешь.»

— Слышь, Хельмут, — неожиданно спросил Ханс, весь красный от натуги, — А ты докуда с нами?

— До Рошлица, — ответил Хельмут, глядя, как Йорген прилаживает колесо.

Их было легко различать. Ханс — высокий, светловолосый и белокожий, по-деревенски наивный и одновременно крепкий какой-то природной смекалкой, на грани инстинкта и интуиции. Любопытный любитель поговорить и веселый собутыльник. За месяц службы он заработает больше, чем за год на своем поле. А за год заработает столько, что можно будет купить и модный костюм с разрезными рукавами, и широкую шляпу со страусиным пером… И девки его будут любить. Если останется жив, конечно. Другой Ханс — чернявый, кареглазый, с крупным печальным носом и оттопыренными ушами. «Ростовщика сын, — шепнул Хельмуту Йорген в первый же вечер их знакомства. — Со стыда за отца хоть на войну, хоть в петлю.» В отличие от своего тезки, Другой Ханс говорил мало, а все больше сидел на краю телеги, мечтательно глядя в пространство влажными глазами, похожими на переспелые вишни. Или напевал что-то себе под нос, и слышалась в этих напевах бередящая сердце грусть да тоска.

— А хрена ты в Рошлице забыл? — не унимался Ханс.

— Дракон у них, говорят… — Хельмут ощутил, как в плече что-то сместилось, и по руке разлилась боль — ноющая, тупая. Ну вот, не хватало еще связку растянуть.

С Йоргеном и его немногочисленной компанией они познакомились в «Развратной Марте», самом большом и, фактически, единственном кабаке Вальденбурга. Йорген тогда уже нашел обоих Хансов, купил телегу и кобылу, но денег у него все еще при себе водилось порядочно: его светлость король Максимиллиан пока что платил споро и щедро. Вальденбург, однако, оказался на диво неурожайным на желающих разменять свою жизнь на пригоршню монет, и Йорген решил двинуть дальше, но сперва зашел в «Марту» узнать, не едет ли кто в ближайшие дни в Рошлиц. Желательно из тех, кто знает за какой конец держать меч, и меч оный при себе имеет.

А Хельмуту как раз выбили зуб в драке. Это было тем более обидно, что побежденной стороной был вовсе не он.

Хельмут потрогал языком подживающую ранку.

— Давай лучше с нами, воевать! — Ханс с энтузиазмом нажал на борт телеги, скрипнули ступицы колес с противоположной стороны…

— Эй вы, полегче там! — заорал Йорген, камнем забивавший едва обструганную палку вместо чеки. — Кони. Сломаете колеса — самих скарб тащить заставлю!

— Мне нельзя, — ответил Хансу Хельмут. Он пожал бы плечами, но плечо немилосердно ныло. — Я последний в роду.

— Ну да, — скептически хмыкнул Ханс, — как на войну — так нельзя. Как дракона лупасить — так можно.

Дракона — можно, — согласился Хельмут.

— Ты б женился лучше, — подал голос Другой Ханс. — толку-то ныть, что последний?

Женился.

Как же жениться, если Евгения вышла замуж? И не вернешь уже ни того февраля с его липким подтаявшим снегом и запахом талой воды, ни того сентября, когда воздух стал горек, а ветер смеялся в подворотнях и бросал под ноги фальшивое золото опавшей листвы…

Почти двадцать лет прошло. А словно вчера. Не отболело и не забылось.

— Я однолюб, — сказал он Другому Хансу. Тот понимающе качнул головой и вздохнул.

— Опускаай! — крикнул Йорген, и кое-как приставленное колесо почти наполовину погрузилось в жирную дорожную грязь.

Кобыла дернула было телегу, но оказалось, что за время вынужденной стоянки колеса увязли так прочно, что лошадиной силы не хватает на то, чтобы сдвинуть телегу с места.

Потом они толкали телегу, падая в грязь и насмехаясь друг над другом, вытолкали на холм, залезать не стали, пошли следом. Дождь оставлял светлые полосы на грязных лицах, и в этот момент они все были одинаковыми — и светлый Ханс, и чернявый Другой Ханс, и сам Хельмут, в темных волосах которого блестела седина. Все — точно братья-близнецы, с одинаково маслянисто блестящими лицами в серых разводах.

Дальше была река, и они полезли в воду, прямо в одежде. На дождь уже никто не обращал внимания, речная вода смывала грязь, мужчины плескались в воде с детским энтузиазмом и хохотали, как сумасшедшие, а с берега на них смотрела Эльза, рыжая Эльза в полосатых чулках и зеленом платье.

В конце концов Хельмут разделся, а за ним разоблачились и другие. Выстирали одежду, развели костер на берегу, развесили на палках мокрые рубахи и портки, согрелись сами…

Ночь на удивление выдалась ясной, звездной и безветренной. Бедра Эльзы были прохладными, а дыхание — горячим, и она совершенно не обиделась, когда под утро Хельмут выбрался из-под овечьей шкуры, служившей двоим одеялом, и ушел в предрассветный туман. Кажется, даже не проснулась.

Когда он вернулся, лагерь был уже свернут, а хмурый Йорген заливал угли водой из котелка.

— Ты где шляешься? — недружелюбно спросил он у Хельмута. — Я наш уговор выполняю.

— Гулял, — беспечно ответил Хельмут и добавил. — Не бойся, я тоже.

— А что ты делал в Вальденбурге? — спросил Ханс за ужином.

Местечко называлось Ахам, и в нем не было ничего примечательного. Но зато нашлось заведение, где вербовщику и компании выдали по миске похлебки и налили по кружке светлого водянистого пива.