Лиссабонские любовники - Страница 19

– Припоминаю, – сказал Антуан.

Он чувствовал себя очень спокойно. Он больше ничего не боялся.

– Ну и вот… – сказала Кэтлин.

Она говорила холодно, внятно, словно это был финансовый отчет. Она платила.

– Я была влюблена (Антуан ничего не почувствовал). Как все девочки в этом возрасте были бы в него влюблены. Ни больше, ни меньше. Но сразу же, поверь, пришло отвращение. И ненависть… Да еще какая ненависть!..

Кэтлин посмотрела на фотографию мужа.

«Она говорит правду», – подумал Антуан.

И спросил, хотя ничто в нем не подтверждало внутреннего интереса к этому вопросу:

– Подонок?

– Сумасшедший извращенец, – сказала Кэтлин. – Худший из сумасшедших. В одной области. Но все время. И я была единственной, кто знал это. Кто страдал. Кто дрожал. Я так боялась, что вдруг и я тоже заражусь этим. Этим отвратительным безумием… Если ты хочешь, я тебе скажу…

– Нет, – сказал Антуан. – Сейчас меня это не интересует. Я все понимаю. И скалу… он, наверное, опять…

– Да. Ну и вот…

– Да.

Он зажег сигарету. Не для того, чтобы успокоить нервы. Он не нервничал. Просто ему захотелось покурить.

– Спасибо, – сказал он. – Я искренне тебе говорю. Это не легко рассказать. Благодарю тебя. Но все-таки жаль.

Он хотел погладить волосы Кэтлин, но потом подумал, что не стоит.

– Жаль, что тебе пришлось довольно долго и что…

Кэтлин захотела ответить. Антуан остановил ее нетерпеливым и одновременно усталым жестом.

– Я понимаю, – сказал он. – Это естественно: девочка… обычаи… семья… скандал…

Антуан покачал головой. У Кэтлин было такое впечатление, что он перестал видеть ее, что он вообще больше ничего не видит. И у него тоже было такое впечатление. Разве что белое пятно, очень белое пятно и зеленые точки.

Они стояли оба на обочине жизни, на берегу реки или какой-нибудь бездонной сточной канавы. Они не могли точно сказать. Они были очень уставшие.

– Все-таки жаль, – прошептал Антуан. – Я привык к другой картине. К картине большой любви и к тому, что ты убила из-за любви… Я не говорю, что мне это нравилось. Но это можно было хоть как-то принять. И мы как бы говорили на одном языке.

– А теперь? – спросила Кэтлин.

И она испугалась за свой голос.

– Все нужно начинать сначала, – сказал Антуан.

И он тоже испугался за свой голос.

– Даже не начинать сначала, – сказал он. – у этого больше нет начала. У этого больше нет конца. Это другой мир. Я захочу все знать. И я никогда не узнаю, что бы ты ни сказала, и даже если ты расскажешь все. Потому что это другой мир. И потом на тебе печать. Печать худшего… Со мной ты получаешь свое противоядие. Я раньше думал, что я для тебя что-то такое, на что соглашаются за неимением лучшего. И страдал от этого. Но это было не так трудно. Я предпочитаю быть дублером, чем медбратом. Ты понимаешь, что я хочу сказать?

Кэтлин направилась к двери. Антуан взял ее за плечо, остановил, спросил:

– Куда ты направилась?

– К Льюису… Все ему рассказать.

Антуан отпустил плечо Кэтлин, подумал и в конце концов сказал:

– Нет, тогда получится, что он выиграл. Теперь я вижу его систему. Он играл от борта. Играл мной против тебя. Он использовал меня, как орудие. Так что нет. Не надо.

– Ты прав, – сказала Кэтлин.

– Твоя полиция, твое правосудие, цена, которую ты должна заплатить, – это я, – сказал Антуан.

Его лицо стало похоже на маску безжалостного отчаяния. Кэтлин долго вглядывалась в эту маску.

– Антуан, – сказала она тихо, – я пойду на террасу, взгляну в последний раз на Лиссабон.

– Иди, а то солнце садится.

– Ты помнишь слова Марии? Когда у тебя было счастье, больше уже не смеешь ничего просить у неба.

– Мария – это святая, – сказал Антуан рассеяно.

Кэтлин пошла по винтовой лестнице, которая вела на крышу.

– Тебе не кажется, Тонио, что уже пора? – спросила Мария.

– Что пора? – спросил Антуан.

Мария замахала своими короткими, изуродованными жиром руками.

– Святая Мария! Как накурено! – воскликнула она. – Ехать пора… Как накурено!

Она снова замахала руками.

Это движение вернуло Антуана к жизни. Его мысль быстро заработала.

Грузопассажирское судно… тайное свидание…

Чего же там Кэтлин ждет?

Она была наверху. Она прощалась с Лиссабоном.

Антуан снова вернулся к жизни и обрел нормальное восприятие.

Кэтлин и ее муж. Но уже не тот… Подонок, сумасшедший… Она столько страдала… Одинокая, затравленная. А он…

Антуан подумал, что у него сейчас выскочит из груди сердце.

– Мария, – сказал Антуан, – ты знаешь, Кэтлин так настрадалась.

– Это очень заметно, – сказала Мария.

– Я боюсь.

– Я тоже.

Она пощупала одежду Кэтлин у себя на груди.

– Я пойду за ней, – сказал Антуан.

– Правильно.

Когда Антуан вышел на крышу, он не увидел Кэтлин.

Он дошел до балюстрады, но на улицу не стал смотреть.

Между тем снизу слышался какой-то неясный шум.

Скала… цена… вся цена…

Антуану казалось, что эти слова звучат у него в голове. На самом же деле он их очень отчетливо произнес.

Когда Кэтлин бросилась в пустоту, она тоже, наверное, произнесла их.

Потом – но через сколько времени? – Антуан увидел на террасе униформы португальских полицейских – и тучную женщину в черном – Марию – и мальчика с голубыми глазами – Янки.

По настоящему он узнал только инспектора Льюиса.

Он сказал ему:

– Это я… я ее толкнул… Я убил ее… Это я…

Никто сначала не понял. Даже Льюис. Потом Льюис понял.

Он не поверил Антуану, но надел на него наручники, как если бы он и в самом деле физически убил Кэтлин.