Лиссабонские любовники - Страница 10

– Это правда, что ты покупала галстуки твоему мужу?

Голос его был ровный и нейтральный. Он не получил ответа. Он резко повернулся к Кэтлин и пророкотал:

– Что же ты не отвечаешь?

– Я не знаю… а что? Я уже даже и не помню… – пролепетала Кэтлин с немного растерянным выражением на лице.

Потом она заговорила очень быстро:

– Понимаешь, такие вещи делаешь, не обращая на это внимания. Это так естественно. Моя мать делала это для моего отца, а я сама, когда была еще ребенком – для моего старшего брата.

– Я говорю не о твоих родителях, я говорю тебе, о твоем муже, – резко сказал Антуан.

Кэтлин ничего не говорила и не двигалась.

Антуан усмехнулся.

– Я вижу, в чем тут дело… я вижу, в чем тут дело…

Он медленно достал из кармана нож и, не снимая галстука, стал отрезать от него лоскут за лоскутом. Развязав то, что от него осталось, он бросил обрывок на пол.

– Я не привык, чтобы меня принимали за кого-то другого.

Кэтлин ничего не сделала, чтобы помешать ему уйти.

Антуан шел наугад по запутанному и сложному переплетению старых улиц, из которых состоял этот расположенный на холме старинный квартал. Он шел куда глаза глядят по наклонной мостовой.

Антуан размышлял:

«Как же могло произойти, что мне никогда не приходило в голову мысли о нем? Наверное, у меня все последние дни и в самом деле был помутнен рассудок…»

Он шел очень долго, низко опустив руки, и в голове у него не было никаких мыслей. Потом он снова задумался.

«Я никогда ни у одной женщины не спрашивал о ее прошлом. Но ведь прошлое есть у каждого. Какой же вывод?»

Ответа на этот вопрос Антуан не находил. Он продолжал спускаться по склону холма. Одна темная улочка сменяла другую.

Сам того не сознавая, он поднес руку к своему воротничку, к тому месту, где должен был бы находиться узел галстука. Он почувствовал в себе желчь, горькую обиду и ярость, которая не находила выхода.

Он подумал еще:

«Она рассказывала мне обо всем… о родителях… о доме, где она жила, когда была ребенком… о саде… о монастыре… о старой горничной. А о нем, о нем… никогда, ничего… Как если бы это не имело никакого значения… как если бы этого никогда не было…»

Антуан сжал свои опасные кулаки. Он остановился и, не отдавая себе отчета, громко сказал:

– Дрянь.

Звонко прозвучавшее слово, настолько сильно удивило его, что он обернулся, чтобы увидеть, кто это сзади него произнес его.

Потом он понял, что сказал его сам, что это оскорбление относилось к Кэтлин, и у него возникло желание откусить себе язык. Зеленые глаза, блестящие зеленые глаза… Шея Кэтлин, нежная, длинная, белая… а он… он…

«А я, разве я вел с ней разговоры об Анн? – подумал Антуан, начиная сердиться на самого себя. – Права она, а не я… Мертвых не нужно трогать… таких мертвых, как эти».

Антуан снова двинулся в путь. Он знал, что настоящая правда была в этих последних мыслях. Обычно это чувство возвращало ему спокойствие.

Спуск прекратился. Антуан оказался на пустыре по соседству с торговым портом.

Сломанные вагоны… Неисправные машины, груды железного лома, древесина…

Антуан вспомнил, что он часто тут спал, в самом начале, когда у него не было работы и когда он ходил в лохмотьях. Он потрогал тыльной стороной руки богатую материю, в которую он был одет. Он испытал яростное желание сорвать с себя одежду, которую так нетерпеливо дожидался и которой так гордился.

– Без этого костюма не было бы этого чертово-го галстука, и эта глупая Мария не стала бы ничего говорить, и я не оказался бы снова в дурацком положении, – снова проворчал Антуан, не замечая, что он опять стал думать вслух.

Он тяжело опустился на один из вскрытых ящиков. Ночь была светлая. Можно было различить металлические корпуса подъемных кранов в торговом порту. Было видно, как течет река.

«А вообще, мне на все наплевать… Скоро меня уже здесь не будет», – подумал Антуан.

Он встал и начал медленно подниматься по улочкам, по которым только что спускался. Он шел к Кэтлин.

Он почувствовал, что она в нерешительности стояла за дверью, и тихонько произнес ее имя. Увидев Антуана, она задрожала.

– Я даже уже не смела надеяться, – сказала она. – Я так боялась, так боялась…

Кэтлин лихорадочно обвила свои руки вокруг шеи Антуана. У него было такое ощущение, что вся ее сила держалась в углублении этих маленьких и холодных ладоней.

– Почему, Антуан, ну почему? – простонала Кэтлин.

– Молчи, – сказал очень тихо Антуан. – Не будем больше говорить об этом. Никогда… Клянусь тебе. Никогда.

На следующий день, к концу дня, они встретились на Торговой площади, около ступенек, ведущих к Тежу, чтобы пойти пообедать в популярном ресторане, находившемся на противоположном берегу. Ожидая паром, который обеспечивал сообщение между двумя берегами, Кэтлин быстро сунула ключ в руку Антуана.

– Я его заказала, чтобы ты мог войти, когда захочешь, в любое время суток, – сказала она, – даже ночью, поздно ночью, как вчера. Я боюсь открывать.

Антуан согрел металл в своей ладони. Этот знак доверия, знак полной зависимости доставил ему огромное удовольствие.

Но когда он положил ключ Кэтлин себе в карман, он вспомнил о другом ключе, который он пронес через смертельные опасности, ключ от квартиры, которая была у него в Лондоне. Он согнул голову, как под тяжестью неискупимой вины. Не перед Анн, а перед Кэтлин.

«Если бы она знала, она должна была бы расцарапать мне этим ключом лицо», – подумал Антуан.

Он бросил на Кэтлин быстрый взгляд.

«Она счастлива, она считает, что это у меня впервые, – мелькнуло у него в голове. – Вот злосчастие-то…»

Антуан вспомнил, как он страдал вчера, и сразу же испытал совсем иное чувство. Горькая усмешка показалась на его губах. Он подумал: «Каждый в свою очередь. Вчера я вел себя, как простофиля… И наверное, сколько раз до этого».

Подошел паром, высадил пассажиров, прибывших с другого берега, посадил пассажиров с Торговой площади и стал медленно пересекать Тежу.

. – Ты, значит, отсюда отправишься в Венесуэлу? – спросила Кэтлин.

– Нет, это немного ниже по течению, – сказал Антуан. – Там, где стоят на якоре торговые суда.

– И скоро?

– Думаю, дней через пятнадцать – двадцать. Все будет зависеть от фрахта.

Противоположный берег приближался, но Кэтлин продолжала смотреть на воду.

– А как ты смотришь на мой отъезд? – спросил Антуан.

– Ты знаешь, Антуан, – сказала Кэтлин, слегка покачивая своей гибкой шеей, – знаешь, я так сильно тебя люблю, что страдание ради тебя меня не пугает.

И добавила тихо-тихо:

– Это вот если тебе плохо, то тогда я становлюсь сумасшедшей.

Последние слова Антуан не услышал. К нему пришла мысль, которая отвлекла его внимание.

«Нет, меня она никогда бы не убила из-за любви», – мелькнуло у него в голове.

Паром коснулся берега прежде, чем Антуан успел задуматься над значимостью своего открытия. На самом же деле он боялся его. Он пытался не Дать ему всплыть на поверхность.

Движение в ресторане помогло ему. Это было просторное, высокое здание, все в стекле, ярко освещенное, и на каждом этаже там подавали моллюсков, раков, рыбу. Цены в этом заведении были низкие, и люди скромного достатка ходили туда толпой: грузчики, моряки торгового флота, рыбаки, механики, лоцманы, писари и таможенники из порта. Постоянный стук подошв по каменным ступенькам лестниц, звяканье посуды и стаканов, раскаты голосов, наполнявших здание, вырастали в сильный и приятный шум. Официантки были миловидные и веселые.

Антуан и Кэтлин нашли на последнем этаже стол, придвинутый к большому открытому окну. Там они были окружены гудением человеческой массы, ветра и шумом реки. Их глаза встретились, неся навстречу друг другу один и тот же блеск, подавая один и тот же сигнал благодарности. Они вновь чувствовали себя избранными судьбой для чудесного сообщничества и для любви, находящейся по ту сторону всех любовей.