Линч не теряет голову - Страница 10

«Это Негативный Выбор. Fine Line, New Line, Miramax — все заинтересованы».

«Дэвид — Ид нашего Сейчас. Но если будете меня цитировать, скажите, что я сострил. Напишите „Дэвид — Ид нашего Сейчас“, — сострил ______, который работал на фильме ______».

«Дэвид, как художник, сам выбирает, чего хочет. Он снимает фильм, когда хочет что-то сказать. Люди, которым интересны его фильмы… некоторые из его фильмов лучше других. Некоторые воспринимаются как лучшие, в отличие от других. Дэвид не рассматривает это как проблемную область».

«Он гений. Вы должны это понять. В этих вещах он не как мы с вами».

«Превращение головы сделали с гримом и освещением. Без CGI».

«Почитайте „City of Quartz“. Вот о чем фильм, вкратце».

«Некоторые из них [продюсеров] говорили о Гегеле, хотя хрен знает, причем тут он».

«Дайте только скажу, что я надеюсь, вы не планируете как-нибудь скомпрометировать его, или нас, или фильм».

Слово «постмодерн», по общему признанию, уже затасканное, но несоответствие между миролюбивым здравием его мины и жуткой амбицией его фильмов — нечто заметно постмодернистское в Дэвиде Линче. Другие постмодернистские черты в нем — его голос (который можно описать как голос Джимми Стюарта на кислоте) и факт, что буквально невозможно понять, насколько серьезно его можно воспринимать. Это гениальный автор, вокабуляр которого состоит из «Оки-доки» и «Чудненько» и «Миленько» и «Божечки». Завершив последнюю съемку погони и вернувшись в Базовый лагерь, когда люди разбирают камеры и светоотражатели, а невероятно очаровательная Чесни убирает сегодняшнюю неиспользованную пленку под отражающие покрывала НАСА, Линч три раза за пять минут сказал «Черт подери!» Причем ни разу не произнес «Черт подери!» со сколько-нибудь очевидной иронией или неискренностью или даже плоской ноткой, с которой пародируют сами себя. (Также не будем забывать, что это человек со всеми застегнутыми пуговицами и короткими штанинами: ему не хватает только протектора кармана). Во время того же интервала тройного «Черт возьми!» в двадцати метрах по забитой дорожке к трейлеру-столовой, в большом режиссерском кресле сидит Билл Пуллман, дает интервью для ЭПК, и, доверительно наклонившись, говорит о Дэвиде Линче: «Он такой правдивый — именно на этом строится доверие актера и режиссера» и «У него есть такая особенная модальность в речи, из-за чего он очень открытый и честный, и в то же время очень скромный. В том, как он говорит, есть ирония».

Станет ли «Шоссе в никуда» хитом или нет, атмосфера зловещего транса пойдет на пользу карьере Билла Пуллмана. Из-за фильмов вроде «Неспящих в Сиэтлле» и «Пока ты спал» и (ох) «Каспера» у меня сформировалось мнение о Пуллмане-актере как о хорошем и достойном, но по сути неэффектном, беззубом; я всегда думал о нем как о разбавленной версии и без того довольно водянистого Джеффа Дэниэлса. «Шоссе в никуда» — для которого Пуллман или сбросил вес, или качался, или и то, и другое (по крайней мере, он отрастил себе скулы), и в котором он жуткий и терзаемый и играет на старом, завывающем джазовом саксофоне под супернасыщенным красно-синими прожектором, и в котором его лицо искажается в агонии над изувеченным трупом Патриции Аркетт и затем не раз превращается в чужое — откроет такие грани и глубины в Пуллмане, что он, я уверен, станет истинной Звездой. Для ЭПК он оделся в черный костюм джазового музыканта, и из-за грима, уже нанесенного для ночной сцены за пару часов, у него на лице жуткий рейгановский румянец, и хотя журналисту и оператору и звукачу досаждают разные сумеречные насекомые, кажется, что рядом с Пуллманом жуков нет, словно у него уже появилась аура подлинной звездности, которую трудно заметить, но которую чувствуют насекомые — его как будто даже нет там, в кресле, или как будто он одновременно и там, и первично где-то далеко.

Миссис Патриция Аркетт была ужасна во всем со времен «Настоящей любви» без видимого вреда для своей карьеры. Трудно предугадать, как аудитория отреагирует на нее в «Шоссе в никуда». Насколько я вижу, для нее это совершенно новая/ые роль/и. Самые ее достоверные исполнения до сей поры были инженю, отважные и немного ненормальные персонажи, тогда как в «Шоссе в никуда» она сама — часть ненормальных событий, куда затягивает Билла Пуллмана и Бальтазара Гетти. Главная женская роль «Шоссе в никуда» — это томная туманная Невероятно-Сексуальная-Но-Опасная-Женщина-С-Ужасным-Секретом нуарного типа, которую за последние годы сумели вытянуть, не впав в фарс или пародию, только Кэтлин Тернер в «Жаре тела» и Марша Гей Харден в «Перекрестке Миллера». В материале, который я видел, Аркетт ничего, но не прекрасна. Она вовсю разыгрывает вамп, и это самое близкое к «Сексуальной Но Опасной», на что она способна. Большая проблема в том, что глаза у нее слишком пустые, а лицо слишком предустановленное и застывшее, чтобы эффективно общаться без диалога, и потому множество долгих туманных пауз, которые от нее требует Линч, выходят натянутыми и неудобными, словно Аркетт забыла текст и теперь переживает. Но даже при этом Патриция Аркетт в черновом монтаже настолько сверхъестественно привлекательна, что я мало что заметил, кроме ее внешности, а раз ее дуэссоподобный персонаж, по сути, действует в фильме только как объект, это вполне ничего, хотя мне и немного неудобно так говорить.

Также предскажу, что «Шоссе в никуда» окажет огромное влияние на карьеру мистера Роберта Блейка, которого как будто совершенно внезапно взяли на роль Таинственного Человека. Выбор Блейка лишний раз показывает гений Линча по раскрытию злодейского потенциала, благодаря которому он выбрал Хоппера на роль Фрэнка Бута в «Синем бархате» и Уиллема Дефо на роль Бобби Перу в «Диких сердцем», способность замечать и воскрешать зловещие глубины в актерах, которые, кажется, давно потеряли вообще все глубины, какие у них были. В «Шоссе в никуда» забыты чувствительный и крутой Баретта и мучительные заторможенные автопародии Блейка на «The Tonight Show»; Линч словно как-то пробудил ядовитую харизму, благодаря которой игра Блейка в «Хладнокровно» 1967-го так эффективно расслабляла сфинктер зрителя. Таинственный Человек Блейка не такой чрезмерный, как Фрэнк Бут: Т.Ч. бархатистый, почти женственный, скорее отсылает к пугающему камео Дина Стокуэлла, чем к мощи Хоппера. В Блейке фактически не узнать копа на стероидах, который говорил в 70-х на ТВ «Ах вот как называется эта песенка!». У Линча он на несколько фунтов легче, волосы пострижены и набриолинены, припудрен до темнолюбивой бледности, от которой он одновременно и опустошенный, и дьявольский — Блейк здесь как Клаус Кински из Носферату и Рэй Уолстон на чудовищной дозе фенциклидина.

Самый противоречивый момент в кастинге «Шоссе в никуда» — Ричард Прайор в роли босса Бальтазара Гетти в автомастерской. То есть Ричард Прайор, у которого множественный склероз, лишивший его 35 килограмм веса, исказивший речь, выпучивший глаза, и из-за которого он похож на пародию на инвалида от злого ребенка. В «Шоссе в никуда» немощь Ричарда Прайора должна быть гротескной и потрясти все наши воспоминания о «настоящем» Прайоре. Сцены с Прайором — моменты в фильме, в которых я совсем не люблю Дэвида Линча: на Прайора больно смотреть, и больно не в хорошем смысле, или смысле, как-то связанном с кино, и я не могу не думать, что Линч эксплуатирует Прайора так же, как Джон Уотерс любит эксплуатировать Патрицию Херст, т. е. дает актеру думать, что его наняли играть, тогда как его наняли в качестве зрелища, лукавой шутки, которую зрители должны с удовольствием уловить. И все же Прайор в чем-то символически идеален для фильма: диссонанс между парализованной оболочкой человека на экране и энергичным человеком в нашей памяти значит, что мы видим в фильме одновременно и «настоящего», и не-«настоящего» Прайора. Этот выбор тематически интригующий, но и холодный, злой, и эти сцены мне снова напомнили, что я уважаю Линча как художника и издали, но ни за что не хотел бы посидеть с ним в трейлере или быть его другом.