Ликвидаторы времени - Страница 9
– Хорошо, петь не буду! – бросил я через плечо. – Хотя, может, у него абсолютный музыкальный слух, вот и нервничает, когда я фальшивлю.
Спустя некоторое время, когда мы уже въехали в лес и, свернув в чащу, остановились, Слава вылез из машины и сказал:
– А я и не знал, что ты так хорошо немецкий знаешь. Вон, даже песни поешь…
– Чтобы песни петь – язык необязательно знать. Ритм, слова… Я даже не всегда понимаю, о чем пою.
– Как это так? – удивился Трошин.
– Элементарно! То есть о чем пою, примерно представляю, но чтобы художественно на бумаге изложить да чтоб на стихи похоже получилось – тут, брат, талант нужон.
– А, – понимающе протянул он.
– Ладно, хорош лясы точить, сейчас наших предупрежу, а ты давай «пешеходов» иди встречай.
Разделившись, мы двинулись каждый в свою сторону: я поехал к базе, а Слава скрылся в лесу.
Когда я был метрах в ста от предполагаемого местонахождения базы, из кустов донеслось:
– Стой! Двадцать восемь.
Я притормозил, хотя и так тащился с поистине черепашьей скоростью и ответил:
– Двенадцать.
– Проезжайте, товарищ старший лейтенант, – ответили мне из кустов и добавили уже вдогон: – Поздравляем с «языком»!
Командир вышел из-за грузовика, как только я заглушил мотор. Подошел и, не дав мне даже начать рапорт, радостно приобнял за плечи:
– Молодец, Тоха! На ловца и зверь бежит!
– Сань, а мы еще и продуктов привезли…
– Это тоже хорошо… Пойдем, что ли, твоего интенданта поспрошаем?
– Вы с Аликом идите, я то вам зачем? А пока вы там майора будете плющить, я его переводчика попытаю. Время заодно сэкономим.
– Неплохая мысль, только вот список вопросов давай согласуем, – одобрил мою идею командир. – Еще какие-нибудь идеи есть, чтоб потом не отвлекаться?
– Ага, я с местным старостой скорешился. Договорились, что он совхозное стадо с ферм угонит и людям раздаст.
– Хм, наш пострел везде поспел? – с непонятным выражением на лице пробормотал Саня. – Еще что-нибудь?
– А староста предложил налет на элеватор сделать – его только пара полицаев сторожит.
– Ну, и на кой нам это? Только светиться зазря!
– Так нам-то опасности практически никакой – все одно сегодня вечером отсюда ноги сделаем.
– А польза какая?
– Много от этого пользы. Сам посуди: немцев без зерна оставим – это раз, народу от голода пухнуть не дадим – это два, пару полицаев к ногтю – это три…
– Стой-стой-стой… Развоевался тут, понимаешь. Вот мужиков дождемся и тогда решим. Иди, пока продукты Емельяну сдай.
Поскольку мешки с продуктами мы разместили на переднем сиденье машины, то вытащить унтера-переводчика, не выполнив приказ командира, было сложновато. К моей удаче, мимо проходил лейтенант Скороспелый с охапкой сушняка.
– Товарищ лейтенант, – окликнул я его, – вы не на кухню, часом?
– Да, туда.
– Будьте добры, приведите сюда сержанта Несвидова.
Через пару минут лейтенант вернулся вместе с Емельяном.
– Товарищ сержант, принимайте продукты! – весело поприветствовал я нашего старшину.
– И что там, товарищ старший лейтенант? – невзирая на все больше входящие в обиход «боевые прозвища», Несвидов строго придерживался в общении с нами устава.
– Не знаю, времени заглядывать не было…
Емельян укоризненно покачал головой:
– Товарищ лейтенант, помогите донести, пожалуйста! – попросил он контуженого танкиста.
– Отставить! – вмешался я. – Вы, лейтенант, лучше пока пленных посторожите, а я сержанту помогу, а то, насколько я помню, вам еще напрягаться вредно… – и с этими словами я подхватил один из мешков.
Когда мы дошли до кухни, Емельян развязал тесемку и вывалил содержимое первого мешка на расстеленный брезент.
Неплохо, однако! Староста расщедрился на пару кусков окорока, или бекона, завернутых в промасленную бумагу и испускающих одуряющий аромат, несколько кругов домашней колбасы и здоровенный, граммов на восемьсот, кусок сливочного масла. Наш старшина даже присвистнул, увидев это богатство.
– Это вы знатно поторговали, товарищ старший лейтенант! На что сменяли? – теперь в его голосе сквозило нешуточное уважение.
– На стадо в полсотни голов…
– А где ж вы стадо-то добыли?
Вдаваться в подробности продуктово-финансовой махинации мне сейчас не хотелось, поэтому я ответил просто:
– Извини, Емельян, времени сейчас совершенно нет. Вечерком расскажу, лады? – и пошел к машине, в которой томились мои «языки».
Москва. Улица Дзержинского.
20 июля 1941 года. 14.33
– Вы действительно в этом уверены, Борис Михайлович?
– Да, Павел Анатольевич.
– Присаживайтесь, поговорим. – И старший майор указал рукой на один из стульев.
В свою очередь сев в кресло, он продолжил:
– А на чем основывается ваша уверенность?
– Понимаете, Павел Анатольевич, когда вы мне поручили заняться этим делом, то первое, над чем я стал думать, это то, зачем они передавали кому-то привет?
– И?
– Единственное непротиворечивое решение – это была замена пароля…
– Допустим… – и старший майор внимательно посмотрел на собеседника, – но на основании каких фактов вы сделали выводы о моей и Старинова причастности?
– Вот смотрите, Павел Анатольевич, – и капитан, спросив взглядом разрешение, придвинул к себе лист бумаги и карандаш. – Первое – они очень четко и грамотно вышли на нашего резидента. Второе, как показал резидент – человек, кстати, чья надежность не вызывает сомнения, – фигуранты – русские по национальности и обладают большим опытом оперативной работы, а также весьма серьезными боевыми навыками.
– Ну, это могут быть люди и из белой контрразведки или разведки… – неопределенно хмыкнул хозяин кабинета.
– Вряд ли. Кроме возраста, напомню, что личный состав группы, по крайней мере большинство, – люди молодые, до тридцати, еще в словесных портретах резидент указал на некоторые особенности… – он открыл свою папку и, достав лист бумаги, прочитал: «Во время разговора младший по возрасту, «майор Таривердиев» в нервном волнении выстукивал пальцами на столе какую-то мелодию, в которой я впоследствии узнал Марш Буденного». – И капитан торжествующе посмотрел на Судоплатова.
Подхватив пленного унтера, я совсем уже было собрался удалиться «под сень струй», но вспомнил про запертого в машине немецкого водилу. «Хорошо, что летеху не отпустил…» – подумал я и открыл багажник легковушки. Н-да, судя по тому, как внутренняя обшивка была перепачкана кровью, путешествие для пленного комфортным не было. «Ну, уж извини, дороги у нас тут такие!» – и с этой мыслью я выволок мычащего что-то на своем языке немца на свет божий.
– Лейтенант, назначаю вас ответственным за этого пленного. Умойте, руки на время развяжите, чтоб не отсохли… – похоже, вид живого человека, забытого в багажнике машины, произвел на Скороспелого сильное впечатление, поскольку на мои слова он не реагировал.
– Лейтенант!!! – пришлось мне рявкнуть.
– А! Да! Слушаюсь, товарищ старший лейтенант госбезопасности… Что?
Пришлось повторить инструкции. Но, уходя, танкист нет-нет, да и оборачивался и смотрел на багажник машины, как бы сопоставляя в уме размеры багажника и тащившегося перед ним человека.
Я же потрепал по щеке давно очухавшегося унтер-офицера:
– Ну, пойдем, болезный, поговорим… – и придал ему ускорение, потянув за ухо вверх.
– Ньет, вы не имеет права! Это есть насилие над военнопленный! – внезапно заголосил он.
– Это против общечеловеческих ценностей? – мрачно спросил я, потрясенный говорливостью пленного. – Или не нравится, что унтерменш руки распускает?
– Ja! Да! Чекистский выродок, ты должен выражайт уважение к мой статус…
Бац! Короткий прямой в грудину выбил из говоруна дыхание и сбил его с ног. Наступив ему сапогом на руку, я сунул ствол ППД прямо в нос и прошипел:
– А знаешь что, падла? Что-то мне совершенно не хочется с тобой говорить… Ну совсем не хочется… – какая-то темная и душная волна затопила меня. Я чувствовал, как то ли от гнева, то ли от прилива адреналина полыхают мои щеки. Я почувствовал, что хочу убить эту тварь! Причем не выстрелить, а удавить своими собственными руками!