Лик Победы - Страница 41

Это знали все… ВСЕ! Дик спрыгнул на землю, нога подвернулась, но он все-таки сумел не упасть. Рокэ и отец стали на линию, секунданты не дрались, но они все видели. Мишель Эпинэ рассказал повстанцам, Салина – своим, Рокэ – Катари. Но почему это не дошло до Надора, почему молчала Катари? Да потому что не сомневалась: он и так все знает! Если что-то известно всем, об этом не рассказывают. Зачем повторяться?

– Робер, я не знал про линию… Мне сказал эр Рокэ, когда я налил ему вино. Я отравил вино вашим ядом. То есть из кольца Эпинэ.

– Дальше! – лицо Робера стало жестким.

Дальше?! Дальше Ворон рассказал о своей первой дуэли… Он говорил и пил, а Ричард Окделл смотрел.

– Эр в юности писал сонеты. – Зачем это Роберу? – Он прочитал… один… Очень хороший, я так никогда не напишу… Робер, он все знал! С самого начала… То есть не с самого, а как попробовал вино, и все равно пил. А потом сказал, чтоб я выпил с ним… Я налил себе. Робер, слово чести, я бы выпил! Чтоб все стало как на линии, ведь бывает, когда умирают оба участника.

– Бывает, – все так же холодно подтвердил Робер, – и часто. Редкость – это когда оба остаются живы.

– Я не знаю, жив ли эр, – Дик не мог смотреть в глаза Эпинэ и рассматривал седую колкую траву.

– Жив, – бросил Иноходец, – и здоров.

Еще один секрет, который знают все. Пока его носило из Криона в Агарис, пока он стучался в запертые двери, добирался сначала в Алат, потом в Сакаци, Робер получил известие из Талига. Рокэ жив, а… Святой Алан, что с Катари?!

– Что было потом? – Какое странное дерево, без коры, без веток, только ствол, белый, как обглоданная кость. – Рокэ пил отраву и читал стихи – это я уже понял. Потом ты налил и себе, но не выпил, почему?

– Эр… приказал мне поставить бокал. И сказал, что знает, кто дал мне яд. Я… Я схватил кинжал, но эр Рокэ его отобрал и вызвал Хуана…

– Кто такой Хуан?

– Слуга эра… Бывший работорговец.

– Вот как? И что сделал Хуан?

– Меня… меня заперли в моей комнате… Со мной сидел Антонио… Эра я больше не видел.

Да, не видел. Его сунули в карету с закрытыми окнами и куда-то повезли. Чего только он не думал, но не то, что ему отдадут Сону, сунут в руки зашитую в кожу шкатулку и выгонят из Талига…

– Я приехал в Крион. – Слова почему-то кончились, как кончается вино в кувшине. – Там была гостиница… Я открыл шкатулку, эр Робер. Там был кинжал и ваше кольцо… И все… Эр не стал ничего писать…

– Мерзавец, – с какой-то тоской произнес Робер и вновь замолчал.

– Кто? – не к месту брякнул Дик, хотя понимал, что Эпинэ говорит про его эра. Его бывшего эра. А он думал, что его поймет хотя бы Робер! Нет, он слишком много воевал и слишком мало знал Ворона.

– Кто? – переспросил Иноходец. – Да уж не ты… Кто Ворон, сказать не берусь, но то, что он есть, называется иначе. А вот Штанцлер… Во имя Астрапа, да эту тварь повесить мало!

Сона положила голову на шею Дракко, солнечный свет серебрил разлетающиеся паутинки, над Белой Елью кружил ястреб. Красота, покой и подлость, дикая, немыслимая, жестокая. Уж лучше б он сразу взял мальчишку с собой!

– Робер, – Дик все еще таращился на свои сапоги, – что в Талиге?

– Ничего. Что было, то и есть.

Что в Талиге, Робер не знал, но Ворон жив, иначе юный дурак до границы живым бы не доехал. Хорошо бы Первый маршал Талига свернул голову эру Августу! Раз и навсегда. Выкормыши Алисы всегда были хогбердами, но такое! Друг отца, спаситель отечества! Ну и спасал бы сам, если приспичило. Взял бы кинжал да саданул Ворона на Совете, благо такого от эра кансилльера не ожидал даже Дорак! Так ведь нет, подослал мальчишку с чужим кольцом. Перстень Эпинэ!.. Словно Иноходцы какие-то гадюки!

Робер свистнул, подзывая Дракко. Рыжий весело заржал, откуда ему было знать, что его хозяина записали в потомственные отравители? Робер разобрал поводья и обернулся к Дику:

– Поехали.

Юноша молча поплелся к Соне. Нужно что-то сказать, но что?

– О том, что было, забудь. Хватит, что знаю я. Альдо и Матильда перебьются. Хотел бы я поговорить с твоим Штанцлером… И не только с ним!

– Робер… Что теперь будет?! Я ничего не сумел… Теперь Дорак всех… Из-за меня!

– Не из-за тебя, а из-за дриксенской твари. Да успокойся ты, ни с кем ничего не случится.

– А как же? – Астрап, как же он похож на Эгмонта. – Список…

– Список Дорака – такая же брехня, как кольцо Эпинэ. Будет тебе кардинал такие бумаги разбрасывать! Все вранье, Дикон, кроме одного. Август Штанцлер – лжец и мерзавец. Они все такие…

– Все?!

– Те, кто гребут жар чужими руками. Те, кто спровадил меня в Кагету и натравил бириссцев на Варасту. Те, кто сидит в Агарисе и жрет из гайифской кормушки. Наши отцы встали не под те знамена, Дикон, а у нас с тобой не было выбора…

Не было, и сейчас нет. Вернее, есть. Признать поражение и попробовать найти себе место под звездами. Талиг для них закрыт, но люди живут и в других местах и даже бывают счастливы.

– Робер, ты точно знаешь, что ничего не случилось?

– Случись что-то важное, барон Хогберд бы знал. Скорее всего, Алва скрыл твою глупость.

– Скрыл?!

– А зачем он, по-твоему, тебя выставил вместе с кольцом? Вот за этим самым. Нет тебя – нет улики, даже если Дорак что-то разнюхает, доказать ничего не сможет, а маршал будет молчать.

Молчать Ворон и вправду будет, но сидеть смирно – вряд ли.

– Ты ведь не сказал, кто дал тебе яд?

– Эр Рокэ сказал, что сам знает, – юноша вздрогнул. – Робер, а что, если он решил, что это ты?! Ну, когда мы прощались в Сагранне?

– Не решил. Ворон знает толк не только в вине, но и в драгоценностях. Я никогда не видел этого кольца, Дикон, но готов поспорить: твой эр знает больше меня.

– Правда?

– Успокойся, Алва о нас уже и думать забыл.

Захоти кэналлиец избавить мир от предпоследнего Эпинэ, он бы это сделал, но его отпустили. Сначала его, потом – Дика. Потому что они не опасны. Ворон воробьев не ловит.

– Но ее величество!

Ее величество… Мальчишка по уши влюблен, это даже Дракко видно, не говоря о Клементе. Угораздило же, хотя сам он лучше, что ли?! Он – нет, Мэллит – да. Девушки чище и благородней гоганни не найти, а Катарина Ариго – никакая. Ни красоты, ни ума, так, кукла в черно-белом, не будь она королевой и не наплети Штанцлер про ее страдания сорок сундуков вяленых кошек, Дик бы на нее и не взглянул.

– С ее величеством ничего не случилось.

И вряд ли случится. Штанцлер и Ариго столько раз выходили сухими из воды, выйдут и сейчас. Вот Окделлы и Эпинэ – те точно ломают шеи на ровном месте.

– Айрис Окделл, – пропела королева, – подойди сюда.

Айри мотнула головой, как жеребенок, и подошла, угрюмо глядя в пол. Девчонка возненавидела Катарину с первого взгляда, и Луиза понимала, в чем, вернее, в ком дело. В Рокэ Алве, за которого дурочка собралась замуж. Ну и пусть бы ненавидела, но про себя, так ведь нет! Луиза пыталась объяснить Айри, что без притворства только еж живет, потому как с иголками, но без толку.

В конце концов Луиза махнула на воспитанницу рукой, тем паче Селина таращилась на ее величество с обожанием. Вот и ладно. Пусть дочка обожает – так безопасней. Пусть Айрис шипит и пускает искры – это отвлечет Катарину от настоящего врага. Она шипеть не будет, а укусит, дай только подползти поближе.

– Сядь, – королева указала глазами на пуф у своих ног, который Айрис ненавидела всеми фибрами своей души. Девица Окделл села, и на том спасибо.

– Айрис, утром мы видели вашу матушку. Она посылает вам свое благословение.