Лик Аполлона - Страница 105

- Аполлон! - возопил ученый, сам не понимая, почему решил задать этот вопрос первым. - Расскажи мне про Аполлона!

Он ждал какого угодно ответа, но только не того, что получил. Правый глаз Зевса вырвался из орбиты и увеличился в диаметре до размера мужской руки. Его поверхность неожиданно стала гладкой и мерцающей. В глазу что-то мигнуло, и по его поверхности поплыли темные строки. Ученый подобрался уже близко, так что ему не стоило особого труда прочесть, что там было изображено на древнем языке:

Я знаю больше Аполлона,

Когда лежит он сном объят.

Я вижу: звезды небосклона

Кровавым пламенем горят.

Если Зевс действительно был не чем иным, как кривым и старым древесным стволом, значит, этот мир окончательно безумен. Ученого охватило отчаяние.

- Кто ты? - крикнул он. - Что за чушь? Здесь есть хоть один бог, в этих развалинах, кто смог бы мне все объяснить?

Ветер взвыл сильнее, трепля одежду и волосы Арнобия. В глазу появились новые слова:

Ибо, кроме Тебя, нет Бога.

Еще одна грязная шутка. Он должен все узнать. Ученый встал во весь рост и крикнул изо всех сил:

- Кто ты? Отец Зевс?

И чуть не пропустил следующую строку:

...который имеет попечение о всех, чтобы доказывать Тебе, что Ты несправедливо судил.

Арнобий вцепился скрюченными пальцами в деревянные щеки Зевса.

- Скажи, я должен знать... боги сотворили людей или люди создали себе богов?

Бог создал человека для нетления и сделал его образом вечного бытия Своего.

- Кто ты?

Я, Который делает ничтожными знамения лжепророков и обнаруживает безумие волшебников, мудрецов прогоняет назад и знание их делает глупостью.

- Все ложь, все обман! Разве это знание? Это не бог. Я сам могу дать не худшие пророчества!

Познай самого себя.

Арнобий снова вскочил на ноги. И в следующий момент, словно по невидимому сигналу, на него набросились фурии, молотя по воздуху длинными хлыстами и нацеливая на него хищные когти.

Фурий тут же отогнала пара орлов. Арнобий знал, что они считаются птицами Зевса, так что иногда он сам принимал их облик. Ученый, задыхаясь, рухнул на камни. Его тело сотрясло приближение нового припадка, и на этот раз он не смог ему воспрепятствовать.

Джереми углубился в Пещеру уже на несколько ярдов, когда, к своему ужасу, увидел впереди Кати. Девушка билась в лапах Смерти, и Джереми бросился ей на выручку. Через миг его Стрела пронзила голову Таната, хотя бог Смерти и попытался заслониться своей пленницей.

Мгновение спустя Джереми-Аполлон обнял Кати и кинулся обратно, на дневной свет.

Открытый потолок амфитеатра одарил их солнцем и чистым воздухом. Никто их не преследовал. Только по стене Пещеры проскользнула легкая, почти незримая тень...

- Осторожно!

Но предупреждение Кати пришло слишком поздно. Аид, надев Шлем Невидимости, настиг Аполлона и ударил камнем. Божественная сущность защитила юношу от мгновенной смерти, но не оградила от забытья. Джереми даже не успел осознать, что рядом - его великий Враг.

Придя в себя, Джереми-Аполлон обнаружил, что лежит на каменном полу огромного зала, связанный по рукам и ногам. Сандалии пропали. Он вспомнил, как поверг Смерть - уже во второй раз, - но понял, что его собственная смерть устрашающе близка.

Испробовав веревки на прочность, Солнечный бог открыл, что его тело снова исчерпало запас сил, и сейчас он не сумел бы порвать и тонкого шнура.

Это сражение и вся война в целом были проиграны. Враг не взял в плен ни одного из солдат в зелено-голубой форме.

Но самое худшее, самое страшное заключалось в том, что рядом с Джереми лежала Кати, такая же связанная и беспомощная, как и он сам.

Первое, что он услышал, придя в себя, были слова:

- Не вздумайте их убить. Нельзя освобождать Лики, а то они обязательно затеряются и кто-нибудь их наденет.

Кати лежала без движения, её глаза были закрыты, но грудь её равномерно поднималась и опадала, девушка была жива. Джереми подумал, не окликнуть ли её, но решил, что лучше оставить все, как есть.

Он повернул голову и огляделся. Перед лицом неизбежной гибели он никак не мог сосредоточиться. А в каменном строении царила деловая атмосфера. Если этот дом когда-то и принадлежал Трикстеру, то сейчас он сменил хозяина. И даже Кати пришлось бы собрать все силы, чтобы что-либо предпринять в собственном доме.

Джереми только сейчас понял, что этот зал предназначен вовсе не для заседаний и советов, а для проведения казни.

Красивый декор этого зала свидетельствовал, что его, - если не всю крепость в целом - создал Гефест. Кто же еще?

Аполлон отметил, что некоторые части зала недавно реставрировались, но кто это делал и зачем?

Но это уже не имело значения. Конечно, именно в этом зале и находилось место, где можно уничтожить Лики.

В проеме центрального входа и щелях каменных стен выл и стонал ветер. Глянув вверх, юноша увидел над собой синее небо и плывущие облака, но солнце, вместе со своей живительной силой, склонилось к западному горизонту. И не могло уже укрепить Аполлона.

Точно, это помещение было сделано для проведения ритуалов с сотнями зрителей и, возможно, как тронный зал для предполагаемого властителя. И, конечно, не для Аида, который никогда бы не решился выйти на середину зала - на солнечный свет или даже под ночные звезды. Двадцать рядов кресел поднимались амфитеатром от центра до дальнего конца комнаты. Битва закончилась примерно час назад, и почти все сидячие места были заняты командным составом армии лорда Калаха и приспешниками Аида. Сам лорд Калах, суровый, неопределенного возраста мужчина с глазами навыкате, сидел в переднем ряду - на месте для почетных гостей.

Сознание Джереми полностью вернулось к нему. О чем он немного сожалел.

И даже в пучине страха и горечи поражения Джереми не мог не поразиться, насколько солидным было это место - и по виду, и по размерам! Едва ли оно могло понравиться Трикстеру. Оно больше подходило повелителям темных сил.

Пришли палачи, один поднял его, а второй - Кати. Их понесли на середину зала, где уже увлеченно возились слуги Аида. Двух пленников положили чуть сбоку, но Джереми прекрасно разглядел, над чем они так усердно трудятся. В середине грубого деревянного помоста лежал круглый камень, на котором свободно уместились бы двое казнимых, если их поставить рядом.