Лидерство по-русски - Страница 3
«То, что не убивает, делает нас сильнее» – эта истина стала банальной, но она не перестала быть истиной… Постепенно ко мне стало приходить понимание, что высшее напряжение сил – это вовсе не стиснутые зубы и до предела напряженные жилы. Это даже не просто способность перетерпеть боль и страдания. Высшее напряжение сил – вот что это такое.
Да, именно так оно и выглядит. Обыкновенная прямая линия. Почему? Сейчас вы сами поймете.
Эта неуклюжая кривая – наши усилия на начальном этапе любого нового дела, будь то спорт, бизнес, наука или ухаживание за женщинами. Ты совершаешь много лишних и бессмысленных действий, ты слишком часто идешь на поводу у своих эмоций, в результате – куча ошибок, весь лоб в шишках и минимальный КПД.
Но если человек не дурак и способен учиться, если он много работает и упорно движется к своей цели, то постепенно амплитуда этих колебаний уменьшается, линия потихоньку спрямляется, путь из точки А в точку В укорачивается.
Чем у́же коридор колебаний, тем эффективней действия и тем ты ближе к тому, что на литературном языке называется «высшим мастерством». Пожалуй, я все-таки немного слукавил, когда нарисовал самому себе прямую линию. Действовать по прямой способны только роботы или идеально написанные компьютерные программы. Даже мастер высшей пробы, если он все-таки живой человек, действует всегда немного кривовато. Так что в моем случае танец предельных возможностей выглядит скорее так:
Знание навыков лидерства помогает сделать Вашу жизнь более прямой. А идя по прямой, Вы гораздо быстрее придете к цели, а значит, и достигнете в жизни большего количества целей, чем шатаясь из стороны в сторону.
«Все народы одинаковы»? Есть ли лидерство по-русски?
Часто можно услышать, что не бывает национальной школы лидерства. Принципы лидерства универсальны: что работает в одной стране, будет работать и везде. Так думали и думают и многие наши соотечественники.
«Все народы одинаковы: как англичане, французы, немцы, японцы, так и русские. Что хорошо для одних, почему то же не будет хорошо и для других?»
Но все-таки – и это главный посыл книги – лидеру очень не вредно понимание того, в какой стране и в какое время он живет.
Доказано: после Второй мировой войны на путь модернизации вступило более полусотни государств. Но преуспели только те из них – Япония, Гонконг, Тайвань, Сингапур, Южная Корея, Китай, – которые неуклонно работали с ценностным кодом, с национальной ментальностью и этикой, своей уникальной картиной мира. Менялись, учитывая и сохраняя традиции и своеобразие. И, напротив, российские реформы 1990-х бесславно провалились именно потому, что проводились по заимствованным извне лекалам без учета особенностей нашей страны. А классические экономические и политические теории неоднократно разбивались о российскую действительность.
«Русские проблемы на западные языки перевести невозможно. Исчезает романтическая окраска и психологическая глубина».
Блестящий поэт и дипломат Федор Иванович Тютчев не зря писал:
Но в Россию можно не только верить. Кстати, и сам Тютчев имел в виду лишь то, что к России не применимы стандартные измерительные инструменты. Нужно создавать свои собственные. Олег Анатольевич Матвейчев – известный философ и политолог, написал в книге «Суверенитет духа» о русских мыслителях, в том числе о тех из них, кто вел поиски русской самобытности: «Никто из них даже не задумался над тем, что прилагают к России европейский метр, вместо того чтобы, наоборот, попытаться Европу измерить российским аршином. А для этого нужно породить сам «аршин», то есть собственную систему категорий, выросшую из осмысления собственного бытия. В этом и состоит работа настоящих философов, которой наши «философы» пренебрегли».
«Выигрывает тот, кто придумывает правила».
Когда в России говорят о том, что мы являемся особенной страной, то не имеют в виду – исключительной. Каждая страна, как и каждая цивилизация, – особенная, и это нужно учитывать. Россия не претендовала и не претендует на избранность, в отличие от гитлеровской Германии или современных Соединенных Штатов.
«Нет народа, вошедшего в историю, который можно было бы считать стадом животных, как нет народа, заслуживающего именоваться сонмом избранных».
При этом наши великие мыслители хорошо понимали необходимость учета национальной специфики, которая делает каждый народ неповторимым. В том числе и русский. Кстати, на протяжении столетий слова «русский» и «российский» были синонимами. А на английский язык оба переводятся как Russian. В этой книге (в том числе на обложке), следуя традиции, я не разделяю эти понятия, как делал бы, если бы писал о национальных отношениях.
«Климат, образ правления, вера дают каждому народу особенную физиономию… Есть образ мыслей и чувствований, есть тьма обычаев, поверий и привычек, принадлежащих исключительно какому-нибудь народу».
«Как самое худшее, так и самое лучшее в каждом народе есть то, что принадлежит только одному ему».
Исключительно большую роль в формировании национальных особенностей играет исторический опыт народа.
«История, прошедшее для народа – то же, что для отдельного человека его природа, ибо природа каждого из нас есть не что иное, как сумма наследственных особенностей».
Каждое государство, каждый народ есть произведение искусства, поскольку двух одинаковых просто не существует.
«Отрицать наличие национального характера, национальной индивидуальности – значит делать мир народов очень скучным и серым».
И Россия тоже представляет собой особую цивилизацию, обладающую целым набором специфических черт, определяющих и специфику российского лидерства. Понимание этого существовало в народном сознании, причем в предельной форме.
«Что русскому здорово, то немцу смерть».
Представление о «совершенно особом» существовании России в равной степени разделяли и такой последовательный славянофил, как Иван Васильевич Киреевский, и такой крайний западник, как Виссарион Григорьевич Белинский. Такой же западник – историк и публицист Константин Дмитриевич Кавелин был уверен:
«Мы никогда не теряли своей народности: нельзя указать ни на одну минуту в нашей исторической жизни начиная с какого угодно времени, в которую бы мы перестали быть русскими и славянами, потому что это совершенно, математически невозможно: мы всегда будем мы и никогда они, кто-нибудь другой; иначе мы тотчас же исчезнем с лица земли, перестанем существовать как особенный народ».