Лицо в темноте - Страница 9

В глубине души Бев признавалась самой себе, что попросту не хочет любить ее. В конце концов, это был ребенок другой женщины, который всегда будет напоминать ей о том, что Брайан был близок с кем-то еще. Пять или десять лет назад – какая разница! До тех пор, пока жива Эмма, Джейн тоже будет оставаться частью их жизни.

Брайан был первым мужчиной, с которым Бев переспала. И, хотя она узнала, когда они стали близки, что до нее у него были другие женщины, отогнать от себя все мысли об этом оказалось легко. Как и убедить себя в том, что сама судьба свела их вместе, что их встреча стала откровением для обоих.

Проклятие, ну почему он должен был уехать прямо сейчас, когда все застыло в неустойчивом равновесии! Ребенок, скользящий по дому, как призрак. Рабочие, час за часом стучащие молотками и орудующие визжащими пилами. И еще пресса. Все оказалось столь же гадко, как и предупреждал ее Брайан, когда заголовки закричали о ней, о нем и о Джейн. Ее охватывала жгучая ненависть и презрение, когда она видела на одной странице свои фотографии и снимки Джейн. Отвратительные истории, смакующие нелицеприятные подробности жизни новых жен и старых любовниц, всегда вызывали у нее омерзение, а тут они сами в таких новостях!

Этот репортерский шум улегся далеко не сразу, на что она надеялась и рассчитывала. Грязные инсинуации и спекуляции относительно самых интимных подробностей ее жизни продолжались. Отныне она стала миссис Брайан Макэвой, то есть превратилась в вещь общего пользования. Она раз за разом повторяла себе, что сама хотела выйти замуж за Брайана, так что теперь вынесет и публичное препарирование, и ущемление свободы, и глумливые заголовки.

И она действительно вынесла все. Даже сама не поняла как. В этот раз вынесла. Но пережитое журналистское преследование заставило ее задуматься: а сможет ли она вот так вот всю жизнь – под прицелом объективов, убегая от микрофонов, меняя парики и солнцезащитные очки, когда даже Брайана нет рядом, – выбираться из дома ради такого пустяка, как покупка новых туфель? А сам Брайан сможет ли когда-нибудь понять, как унизительно для нее видеть нечто столь интимное, как собственная беременность, выплеснутым в заголовки газет, которые совершенно незнакомые ей люди читают за утренним чаем?

Она не могла легко смеяться над дикими выдумками газетчиков, когда его не было рядом, и не могла не обращать на них внимания. И потому во время его отлучек вообще редко выходила из дома. Меньше чем за две недели дом, каким она представляла его себе для них двоих, с уютными комнатами и солнечными окнами, превратился в тюрьму. Которую она делила с ребенком Брайана.

Но она в достаточной мере оставалась дочерью своих родителей, чтобы сознавать, в чем заключается ее семейный долг, и исполняла его неукоснительно.

– Эмма? – Бев успела надеть на лицо жизнерадостную улыбку прежде, чем ребенок повернулся к ней. – Я подумала, что ты была бы не прочь выпить чаю.

Но на свете не было ничего, что Эмма не научилась бы распознавать быстрее и чему не доверяла бы больше, нежели фальшивые улыбки.

– Я не хочу есть, – ответила она и крепче прижала к себе Чарли.

– Ты знаешь, я тоже. – Если уж они вынуждены довольствоваться обществом друг друга, решила Бев, то по крайней мере могут поговорить. – Трудно наслаждаться чаем под непрерывный стук молотков. – Шагнув вперед, она присела на диван у окна рядом с Эммой. – Какое славное местечко ты себе нашла. Пожалуй, мне следует высадить больше роз. Что скажешь?

Нижняя губка у Эммы оттопырилась, она равнодушно передернула плечами.

– У нас был чудесный сад, когда я была совсем маленькой, – в отчаянии продолжала Бев. – Я любила сидеть в нем с книгой летом и слушать, как жужжат пчелы. Иногда я не могла прочитать ни строчки, а просто мечтала. Смешно, но впервые голос Брайана я услышала, когда сидела в саду.

– Он тогда жил с вами?

«Что ж, это уже успех», – решила Бев, ей удалось привлечь внимание Эммы. А ведь понадобилось всего лишь упомянуть имя Брайана.

– Нет. Это было по радио. Их первый сингл – «Земля теней». Он начинался со слов «В ночь-полночь, когда тени обнимают месяц…»

Бев начала негромко напевать своим мягким голосом и тут же умолкла, когда Эмма подхватила мелодию своим ясным, на удивление чистым контральто:

– «…и земля горяча, неподвижна, и я, затаив дыхание, жду тебя…»

– Да, она самая! – Бев машинально потянулась, чтобы погладить Эмму по голове. – Это было так здорово, что мне показалось, он поет только для меня. Уверена, так думали все девушки.

Эмма ничего не сказала, вспоминая, как мать снова и снова проигрывала эту пластинку, прикладываясь к стакану с джином и плача, пока слова песни эхом разносились по квартире.

– Ты полюбила его, потому что он спел эту песню? – решилась она спросить.

– Да. Но, когда я познакомилась с ним, я полюбила его гораздо сильнее.

– Тогда почему он уехал?

– У него же своя работа. Музыка – это и есть его работа.

Глаза девочки заблестели от слез. «Надо же», – поразилась Бев – близость проявилась там, где она никак не ожидала и даже не думала ее встретить.

– Ох, Эмма, – призналась она, прижав к себе девочку и уткнувшись носом в ее макушку, – я тоже так скучаю по нему. Но он вернется домой только через несколько недель.

– А что, если не вернется?

Глупо, конечно, но иногда Бев просыпалась от того же самого ужасного страха посреди ночи.

– Ну конечно же вернется. Просто такому человеку, как Брайан, нужна аудитория – люди, которые бы слушали его музыку, и он сам должен присутствовать при этом. Так что периодически ему необходимо уезжать, но потом всегда – возвращаться. Он любит тебя и любит меня. – Желая утешить малышку и сама нуждаясь в утешении, она взяла Эмму за руку. – И вот еще что, – посчитала она уместным добавить, – ты знаешь, откуда берутся дети?

– Мужчины засовывают их в женщин, но потом они перестают быть им нужными.

Бев едва успела проглотить уже готовое сорваться с губ проклятие. В эту минуту она бы с радостью задушила Джейн собственными руками!

И все же. Мать Беверли всегда была чересчур чопорной и сдержанной, об интимных вопросах говорила лишь весьма иносказательно. Но сама Бев твердо верила в прямоту и откровенность. Так что решила договорить.

– Мужчина и женщина, по-настоящему любящие друг друга, делают детей вместе и оба очень хотят их. И вот у меня уже есть ребеночек вот здесь. – Взяв руку Эммы, она приложила ее к своему животу. – Ребенок твоего отца. Когда он родится, то станет твоим братиком или сестричкой.

Поколебавшись, Эмма провела ладонью по животу Бев и хмыкнула: разве может здесь поместиться ребеночек? Вот у миссис Перкинс на другой стороне улицы живот раздулся до поистине невероятных размеров, прежде чем на свет появился маленький Дональд.

– И где же он? – удивилась Эмма.

– Внутри. Сейчас он очень-очень маленький. Он будет расти еще почти шесть месяцев, прежде чем наступит время ему выйти на свет.

– А он будет любить меня?

– Наверняка. Брайан станет его папой точно так же, как и твоим.

Эмма, словно зачарованная, принялась гладить Бев по животу. Так она гладила только своего Чарли.

– Я буду хорошо заботиться о ребеночке. Никто не сделает ему больно.

– Да, никто! – Бев со вздохом обняла Эмму, принимая ее заботу. На этот раз Эмма не отпрянула, а сидела не шелохнувшись, словно в забытьи прижав ладонь к животу Бев.

– Я немножко побаиваюсь быть матерью, Эмма, – искренне призналась Бев, уже как подруге. – Быть может, ты позволишь мне немножко попрактиковаться на себе?

Сделав глубокий вдох, Бев встала, и Эмма последовала за ней.

– Давай начнем прямо сейчас, – предложила Бев. – Пойдем наверх и примерим твое чудесное розовое платье. А потом выйдем куда-нибудь выпить чаю. А репортеры пусть убираются к дьяволу вместе со всеми зеваками. Мы будем двумя самыми красивыми женщинами во всем Лондоне и выпьем чаю в «Ритце».