Лицо в темноте - Страница 28

Это было уже кое-что новенькое, и Лу записал ее слова.

Разговор с Брайаном, потом крик Эммы – и они нашли ее лежащей у подножия лестницы…

– Вокруг столпились люди, – негромко продолжала она. – Кто-то, не знаю, кто именно, вызвал скорую. Мы боялись дотронуться до нее. Потом услышали звуки приближающихся сирен. Я хотела поехать с ней в больницу, с ней и Брайаном, но сначала мне нужно было взглянуть на Даррена и убедиться, что с ним все в порядке, а потом разбудить Алису и рассказать ей о том, что произошло. По пути я задержалась только, чтобы захватить халат Эммы. Даже не знаю зачем, но я подумала, что Эмме он может понадобиться. И пошла по коридору. Я рассердилась из-за того, что свет был погашен. Мы всегда оставляли свет в коридоре для Эммы. Она боится темноты. А Даррен – нет, – с мягкой улыбкой добавила она. – Он никогда ничего не боялся. В его комнате мы включаем только ночник, на тот случай, если он проснется, просто потому, что так легче нам самим. Это нередко случается, ему нравится компания. – Она поднесла ладонь к лицу, когда голос ее задрожал. – Он не любит быть один.

– Я понимаю, как вам сейчас тяжело, миссис Макэвой, – вздохнул Лу.

«Но она первой оказалась на месте преступления, первой обнаружила и прикасалась к телу», – звучало в голове сыщика-профессионала.

– Мне нужно знать, что вы увидели, когда вошли в его комнату.

– Я увидела своего ребенка. – Она стряхнула руку Брайана. Чье-либо прикосновение вдруг стало ей невыносимым. – Он лежал на полу, у кроватки. Я подумала… подумала: о господи, он перелез через стенку и выпал наружу. Он лежал совершенно неподвижно на маленьком голубом коврике. Я не видела его лица. Я подняла его на руки, но он даже не думал просыпаться. Я трясла его, потом закричала, но он не просыпался.

– Вы видели кого-нибудь наверху, миссис Макэвой?

– Нет. Наверху никого не было. Только ребенок, мой ребенок. Они увезли его, не позволили мне оставить его себе. Брайан, ради всего святого, почему ты не дал мне забрать его? – Она закрыла глаза от боли.

– Миссис Макэвой. – Лу тяжело поднялся на ноги. – Я сделаю все, что в моих силах, чтобы найти того, кто совершил это злодеяние. Обещаю вам.

– Какая теперь разница… – И она заплакала, молча и беззвучно, лишь по лицу потекли слезы. – Какая теперь разница, я вас спрашиваю?

«Разница есть», – подумал Лу, вновь выходя в коридор.

Наверняка.

Должна быть.

Эмма смотрела на Лу прямо и строго, отчего он почувствовал себя неловко. Впервые на его памяти под взглядом ребенка ему вдруг захотелось убедиться, что на его рубашке нет пятен.

– Я видела полицейских по телевизору, – сообщила она после того, как он представился. – Они стреляют в людей.

– Иногда. – Он не знал, с чего начать, потому попытался для начала завязать разговор: – Ты любишь смотреть телевизор?

– Да. Больше всего нам с Дарреном нравится «Улица Сезам».[11]

– А кто тебе нравится больше, Большая Птица или Лягушонок Кермит?

Она слабо улыбнулась.

– Мне нравится Оскар: он такой грубиян!

После этой ее улыбки он рискнул и опустил ограждения кровати. Эмма не возразила, когда он присел на край ее постели.

– А вот я уже давненько не смотрел «Улицу Сезам». А Оскар по-прежнему живет в мусорном баке?

– Да. И все так же кричит на всех.

– Да уж. Пожалуй, иногда громкий крик облегчает душу. Ты знаешь, почему я пришел сюда, Эмма?

Девочка ничего не ответила, а лишь прижала к груди старую плюшевую собаку.

– Мне нужно поговорить с тобой о Даррене.

– Папа говорит, что он превратился в ангела и теперь живет на небе.

– Я уверен, что так оно и есть.

– Это нечестно, что он улетел вот так. Он даже не сказал «до свидания».

– Он не мог.

Она и сама знала это, потому что в глубине души догадывалась о том, что нужно сделать, чтобы стать ангелом. Умереть.

– Папа сказал, что Бог захотел взять его к себе, но я думаю, что это ошибка и что Бог должен вернуть его обратно.

– Лу ласково взъерошил ей волосы. Упрямая логика девочки тронула его ничуть не меньше горя матери.

– Это было ошибкой, Эмма, ужасной ошибкой, но Господь не может вернуть его обратно.

Она оттопырила губку, но это был скорее вызов, а не обида.

– Бог может сделать все, что захочет.

– Не всегда. – Лу с опаской ступил на тонкий лед. – Иногда люди делают что-нибудь плохое, а Бог не исправляет этого. И тогда нам приходится делать это самим. Думаю, что ты можешь помочь выяснить, как случилась такая ошибка. Ты не могла бы рассказать мне о той ночи, когда ты упала с лестницы?

Она опустила взгляд на Чарли и принялась теребить его шерстку.

– Я сломала руку.

– Я знаю. И мне очень жаль. У меня тоже есть сын. Ему почти одиннадцать. Он сломал руку, пытаясь скатиться на роликах с крыши.

Его слова явно произвели на нее впечатление, и девочка подняла на него широко раскрытые глаза:

– Правда?

– Правда. Он сломал себе еще и нос, приземлившись прямо на куст азалии.

– А как его зовут?

– Майкл.

Эмме вдруг захотелось встретиться с этим мальчиком и узнать у него, каково это – лететь с крыши. Наверное, это был храбрый поступок. Даррен наверняка захотел бы повторить его. Она снова принялась теребить шерстку Чарли.

– В феврале Даррену должно было исполниться три годика.

– Знаю. – Он взял ее за руку. Спустя мгновение она ответила ему пожатием.

– Я любила его сильнее всех, – просто сказала она. – Он умер?

– Да, Эмма.

– И он не вернется, пусть даже это была ошибка?

Лу едва заметно покачал головой.

Эмма почувствовала, что должна спросить у него о том, о чем не решалась спросить у отца. Ее папа заплакал бы и мог бы не сказать ей правды. А этот мужчина со светлыми глазами и негромким голосом плакать не станет.

– Это я во всем виновата? – повернула она к нему голову. Глаза ее были полны отчаяния.

– Почему ты так думаешь?

– Потому что я убежала. Потому что не позаботилась о нем. Я обещала, что буду всегда заботиться о нем, но не сдержала слова.

– А от кого ты убежала?

– От змей, – без колебаний ответила девочка, вспомнив свой ночной кошмар. – Там были змеи и чудища с большими зубами.

– Где?

– Вокруг кровати. Они прячутся в темноте и едят плохих девочек.

– Понятно. – Он достал из кармана блокнот. – Кто сказал тебе об этом?

– Моя мама – та, что была до Бев. Бев говорит, что никаких змей нет вообще, но она просто не видит их.

– А в ту ночь, когда ты упала, ты видела змей?

– Они пытались не дать мне пойти к Даррену, когда он плакал.

– Даррен плакал?

Довольная тем, что он не стал поправлять ее насчет змей, Эмма кивнула.

– Я слышала его плач. Иногда он просыпается среди ночи, но после того, как я поговорю с ним и отдам ему Чарли, снова засыпает.

– Кто такой Чарли?

– Моя собачка. – Она протянула Лу игрушку.

– Очень славный песик, – сказал Лу, потрепав Чарли по пыльной голове. – А в ту ночь ты тоже понесла Чарли к Даррену?

– Я собиралась. – Личико девочки затуманилось, когда она стала припоминать случившееся. – Я взяла его с собой, чтобы отпугнуть змей и других тварей. В коридоре было темно. Хотя там никогда не бывает темно. И там были они.

– Кто «они»? – Его пальцы стиснули карандаш.

– Чудища. Я слышала, как они шуршат и шипят. А Даррен плакал так громко. Он звал меня.

– Ты вошла в его комнату, Эмма?

Она покачала головой. Она отчетливо видела саму себя, стоящую в полном теней коридоре, где со всех сторон доносилось шипение и щелканье зубов.

– Я остановилась у двери, из-под нее просачивался свет. Чудища схватили его.

– Ты видела их?

– Да. В комнате Даррена были два чудища.

– Ты видела их лица?

– У них не было лиц. Одно держало его, держало крепко, и он сильно плакал. Оно позвало меня, но я убежала. Я убежала и оставила Даррена с чудищами. И они убили его. Они убили его, потому что я убежала!